Ради того, чтобы выбиться в люди и реализовать свой литературный талант, Николаю Алексеевичу Некрасову пришлось вытерпеть в юности много лишений. Позже он вспоминал о начале 1840-х годов: «Это было самое горькое время. Ровно три года я чувствовал себя каждый день голодным. Не раз доходило до того, что я отправлялся в один ресторан, где дозволялось читать газеты, даже если ничего и не спросил для себя. Возьмешь, бывало, газету, а сам пододвинешь к себе тарелку с хлебом и ешь».
Даже лютой зимой поэт ходил в тонком пальто. Ночевал, где придется.
«Я дал себе слово не умереть на чердаке. Нет, — думал я, — будет и тех, которые погибли прежде меня, — я пробьюсь во что бы то ни стало. Лучше по Владимирке, чем околевать беспомощным, забытым всеми. Господи, сколько я работал. Уму непостижимо, сколько я работал: не преувеличу, если скажу, что в несколько лет исполнил до 200 листков журнальной работы!»
Эту «аннибалову клятву» Некрасова Достоевский позже истолковал следующим образом:
«Миллион — вот демон Некрасова… демон, который осилил, и человек остался на месте и никуда не пошел. Этот демон присосался еще к сердцу ребенка, ребенка пятнадцати лет, очутившегося на петербургской мостовой, почти бежавшего от отца… Тогда-то и начались, быть может, мечтания Некрасова, может быть, и сложились тогда же на улице стихи: в кармане моем – миллион! (из поэмы “Секрет”)».
Как бы то ни было, свой миллион Николай Алексеевич заработал, однако не только и не столько литературным трудом. Хотя журнал «Современник» и приносил неплохой доход, большие деньги приходили к поэту с другой стороны.
Некрасов был азартным и удачливым игроком. Ежегодно он откладывал для игры до 20.000 рублей, а выигрыши его достигали до 100.000. Однажды, после бурной ночи, его лакей поднял под столом, заваленным серебром и ассигнациями, около 3000 рублей. Некрасов только отмахнулся — мол, возьми эту мелочь себе.
Во время игры Некрасов сохранял хладнокровие и трезвый ум. Он заверял: «В чем другом у меня не хватает характера, а в картах я стоик! Не проиграюсь! Но теперь я играю с людьми, у которых нет длинных ногтей».
Последнее замечание было вызвано следующим поучительным случаем. Однажды у поэта обедал беллетрист Афанасьев-Чужбинский, который славился своими ухоженными длинными ногтями. Сели играть, и Николая Алексеевич против обыкновения сильно проигрался. Проверяя карты после игры, хозяин обнаружил, что все они помечены острым ногтем. С тех пор Некрасов никогда не играл с людьми, имеющими длинные ногти.
Николай Алексеевич выработал свой кодекс игры:
— никогда не испытывать судьбу;
— если в одной игре не везет, нужно переходить на другую;
— расчетливого, умного игрока надо брать измором;
— перед игрой надо посмотреть партнеру в глаза: если он взгляда не выдержит, игра ваша, но если выдержит, то больше тысячи не ставить;
— играть только на деньги, которые отложены заранее, именно для игры.
Благодаря тому, что через его руки проходили крупные суммы, Николай Алексеевич подкупал цензоров, с которыми был близко знаком по Английскому клубу. Сев с ними за карточный стол, он или намеренно проигрывал, причем в «острой игре», или приглашал цензора играть «в доле», то есть разделить будущий выигрыш.
Говорят, что Салтыков-Щедрин шутливо сетовал: «Отчего это он мне никогда подобного не предложит? Я бы согласился».
Значительную часть выигрышей Некрасов тратил на поддержку своих друзей, сотрудников и на благотворительность. Так, он фактически содержал братьев Добролюбовых и семью Чернышевского, в Карабихе открыл школу для крестьянских детей. В редакции «Современника» стояло большое зеркало с ящичками, набитыми наличностью. Деньги оттуда мог взять любой из вхожих в редакцию людей, если находился в стесненных обстоятельствах. Милостыня Некрасова никогда не была скупа.
Впрочем, львиная часть состояния Николая Алексеевича досталась докторам, которые лечили его в последние годы жизни.
Как известно, везет либо в карты, либо в любви. Любовь у Некрасова была, собственно, одна — Авдотья Панаева, роковая женщина, истерзавшая его сердце. Они прожили вместе пятнадцать лет, отмеченными страданиями, сценами ревности и скандалов.
Незадолго до смерти Некрасов сошелся с 19-летней Феклой Анисимовной Викторовой, которую он почему-то называл Зинаидой, и даже обвенчался с ней.
Она и закрыла ему глаза 27 декабря 1877 года.
Клятва Некрасова. (Прочитано 603 раз)