Я ещё вернусьАвтор: Лариса Малмыгина
Как же давно это было… в той, другой жизни, когда бледно светило солнце и что-то всё время мешало быть счастливой. Только вздохнешь свободно, расправишь плечи, а тут какая-нибудь неприятность вынырнет из неожиданности да на них и свалится. Да так сильно вопьется, что тело и душа содрогнутся от боли и непонимания. Почему именно тебе преподносится сюрприз за сюрпризом? Или не только тебе, просто о проблемах других ты ничего не знаешь? А особенно часто вспоминалась подлая погода средней полосы России.
При жизни Ивана Мила любила заниматься садоводством и огородничеством, но посаженные ростки из-за прихотей небесной канцелярии часто погибали: то их заливало ливневыми потоками, и они сгнивали, то летом прихватывало заморозками, и они теряли будущий урожай, а то высушивало до скелетов беспощадным солнцем.
А люди погоду терпели. Сохли кожей, разрушались костями, покрывались бороздами морщин, воспалялись и разрушались. И, как ни странно, хотели жить дальше. Они строили дома, копили деньги, рожали детей в надежде на упокоенную старость с полным стаканом воды на тумбочке. А на закате лет с трепетом принимали у молодых родителей своих внуков и холили-лелеяли продолжение рода.
Мила тоже надеялась. И Иван надеялся. Думали ли они, что….
Когда дети переженились и почти одновременно подарили им орущих младенцев, новоявленные бабушка с дедушкой были на вершине счастья. Еще бы, три девочки появились в их семействе: Виола от брака старшего сына Игоря и невестки Ирины, Власта – от среднего Олега и его жены Маши и младшенькая Вита от дочки Натальи и зятя Бориса.
Посоветовавшись со второй половиной, Иван решил строить большой дом, чтобы в нем в будущем поместились его многочисленные отпрыски. Подняли и обустроили его быстро, благо, деньги на это мероприятие лежали в банке в ожидании выполнения своего предназначения.
Когда девчушкам исполнилось по пять лет, кирпичный коттедж в три этажа радовал глаза внутренней отделкой и удобством расположения комнат. И тогда началась война. Игорь и Наталья словно проснулись после долгой зимней спячки и принялись делить квадратные метры загородного жилья. Остался в стороне лишь Олег, у него строился свой дом.
-Ты больше любишь Игорешку, - утверждала Наталья, обращаясь к матери, когда та собиралась отдохнуть возле телевизора, - и его дочку больше любишь. А что они для вас сделали? Появляются раз в неделю на выходной, парятся в бане и уезжают. Зато Боря везет в дом стройматериалы, бытовую технику и мебель.
Мебель была бэушной, от умерших предков зятя, бытовая техника такой же, но у Милы и Ивана, вышедших на пенсию, после строительства на приобретение новых вещей денег не осталось.
Как-то незаметно Игорь от них отдалился, купил в ипотеку небольшой танхаус, и тогда Мила было подумала, что скандалы позади. Зря подумала.
Тогда Иван был еще жив…
Это случилось два года назад. На первое мая дружной гурьбой приехали друзья молодых. Они шумно отмечали праздник, а их усталые от работы на огороде родители лежали в спальне и, невольно слушая громкую музыку, мечтали о тишине.
- Это мой дом, - в перерывах между рОковым грохотом слышался голос зятя.
- Наш, наш, - визгливо поддакивала Наташка.
- Ух, ты! – удивлялись гости.
- Когда они угомонятся? – шептала Мила и затыкала пальцами уши. – Хоть бы ребенка пожалели, Виточке спокойный сон нужен.
- Терпи, - обнимал жену Иван и нежно целовал в висок.
К утру молодежь разошлась.
А на следующий день, чувствуя недовольство родителей супруги, Борис пригласил тестя к столу.
- Выпьем? – наливая полную стопку, предложил он.
- Выпьем, - удивившись, согласился Иван.
И они опрокинули в себя содержимое рюмок.
С этого дня посиделки мужа и зятя стали ежевечерними, так как Борис и Наталья, сославшись на нездоровье от загазованного города, поселились у них.
- Наташа, - каждый день просила дочку Мила, - запрети супругу спаивать отца. Знаешь же, что у него больное сердце, кардиосклероз и ишемию пять лет назад поставили.
- Кто спаивает? – делала круглые глаза ее девочка. – Если не хочет, пусть не пьет.
Но Иван пить хотел, он хотел пить все больше и больше. И тогда Мила вспомнила о его плохой наследственности. Если вам скажут, что у алкоголиков могут быть свободные от пагубного пристрастия дети, не верьте. Это пристрастие однажды обязательно о себе заявит.
И заявило.
Ворваться бы тогда Миле на кухню, разметать по сторонам бутылки и выгнать из их дома Борьку с Наташкой! Не ворвалась. Жалела. А еще больше жалела Виту.
Одно удивляло: зять выходил с кухни трезвым, Иван пьяным в стельку.
Поздно поняла, спаивает зять тестя специально. Причем дочь знает о намерениях своего мужа.
В то страшное утро Иван не проснулся.
- Папа, - зарыдала тогда Наташка, но ее сухие глаза блеснули от радости. Борис прятал торжествующую улыбку в уголках рта.
Еле сдержавшись, чтобы не наорать на преступную парочку, Мила решила после помин выгнать семью дочери из дома.
- Не поедем! – не согласилась с намерениями матери дочка. – У нас здесь мебель и всё остальное!
- Поедете, - стукнул кулаком по столу Олег. – Иначе вызову полицию. А мебель, а также всё остальное забирайте и возвращайтесь в свою квартиру!
- Может, останешься здесь? – спросила любимого сына Мила, когда Наташка, оглушительно хлопнув дверью, удалилась.
- Ма, у меня свой дом есть, - проводив возмущенным взглядом разъяренную семейку сестрицы, улыбнулся ее большой мальчик.
- И у меня тоже, - вставил свои пять копеек Игорь. – Ты живи здесь одна, а если что понадобится, обращайся. Не бросим.
Бросили. Бросили, когда через полгода после смерти мужа у Милы обнаружили неоперабельный рак.
- На нервной почве, - прочитала в Интернете про этот рак перепуганная женщина. А сама подумала, что скоро ей понадобится сиделка. Совсем скоро.
Но, денег на сиделку не осталось, последние деньги ушли на похороны.
- Прости, ничем помочь не могу, - извинился при встрече Игорь. – Теще бабки на лечение в Израиле одолжили.
- Денег нет, только что машину поменяли, кредит выплачиваем, а Маша сутками работает, за тобой ухаживать не сможет, - обнимая мать, отвел в сторону глаза Олег.
- Может, знаете про какой-нибудь бесплатный хоспис? – глотая слезы, поклянчила Мила.
- Какой такой хоспис? – вечером позвонила матери Наталья. – Туда принимают только одиноких. Я сама буду ухаживать за тобой!
- Уволишься со службы? – устало пробормотала Мила и вспомнила об умершем от сердечного приступа муже. Умершем благодаря стараниям зятя.
- Уволюсь, мы вернемся, но ты оформишь на меня завещание, - заявила дочь.
- Пиши, - согласились на условие сестры сыновья.
И Мила решилась.
Она чувствовала себя все хуже, через неделю ее положили в стационар, но спустя месяц выписали умирать. И она приехала домой. Вернее, ее привез на своей «Мазде» Борис, отпросившийся по такому случаю с работы. Всю дорогу Мила вглядывалась в его глаза, стараясь отыскать в них хоть какой-то намек на отношение к ней, но так и не смогла разгадать тайну невозмутимого стального взгляда.
-Вот видишь, кто тебе друг, - встретила мать на пороге Наталья. – Игорь от безденежья в Израиль с тещей укатил, а Олежка с кредитом в Крым. Так что делай выводы!
- Уже сделала, - тяжело вздохнула Мила.
Болела голова, от слабости подкашивались ноги, хотелось как можно быстрее лечь в постель, но Наталья собиралась выговориться.
- Ты его любила больше всех! – продолжала вещать она. – А разве Олег достоин любви? Вот я – да! Я ради тебя с работы уволилась!
«Ради дома уволилась», - подумала Мила и попыталась обойти дочь.
- Нет, ты выслушай все, что у меня накипело! – закричала Наталья.
И тогда Мила заплакала.
- Рыдай, рыдай, это тебе полезно! – хрипло расхохоталась ее младшая доченька, в которой когда то они с Иваном души не чаяли. Эта доченька цепко схватила мать за локоть и резко развернула. В глаза метнулась серая пелена, потолок завращался, и последнее, что увидела Мила, было испуганное лицо умершего мужа.
***
Очнулась, когда полная желтая луна заглядывала в незанавешенное окно. Встать, чтобы задернуть шторы, сил не было. Мила облизнула пересохшие губы и почувствовала сильнейшую жажду. Такую, что за глоток воды отдала бы все, что имеет. А что она имеет? Этот уже не принадлежащий ей огромный дом, разъединивший ее с детьми вместо того, чтобы соединить… больше ничего. И никого. Пошарив ладонью по тумбочке, она нащупала стакан, к огромной радости он был полон бесценной прохладной влаги. Но воды оказалось мало. Слишком мало.
Женщина попыталась встать и это у нее получилось. По стенке она дошла до кухни, включила свет, налила в бокал из стеклянного кувшина морса. Рука, держащая тяжелый кувшин, задрожала, пальцы разжались, и он с грохотом полетел на пол.
- Что ты делаешь? – услышала она за своей спиной. – Боре завтра на работу, а ты шумишь!
Мила резко обернулась и почувствовала, что падает.
Разгневанное лицо дочери приближалось с каждой секундой, оно нависло над ней, лежащей на холодном паркете и сжимающей ладонью область жгучей боли в груди, рот на лице еще что-то выговаривал, но спасительная тишина опустилась на грешную землю, оставив далеко позади мнимые блага, обманывающие людей своей мнимой притягательностью. А потом через легкую пепельную дымку, моментально затянувшую комнату, проявился молочно-белый свет, и Мила увидела желтую песчаную дорожку, ведущую к этому свету.
«Галлюцинация», - решила женщина и затрясла головой, отгоняя наваждение. Голова оказалась легкой и весом напоминала воздушный шар.
- Иди, - донёсся откуда-то сверху шелестящий гипнотизирующий шепот. – Иди сюда!
Сквозь призму блаженства, охватившего ее, Мила осознала, что окружающие предметы стали подозрительно быстро терять свои очертания и расплываться в пространстве, только белый стол с пустым стаканом да тело худой женщины в ситцевом старушечьем платочке, разметавшей руки, словно собираясь взлететь, по-прежнему оставались на месте. Это тело было чужим и Мила не испытала душевной боли при его созерцании. Только острая печаль по чему-то утраченному обвалилась камнем на грудь, и Мила захотела к груди прикоснуться. Мгновение, и ее ладонь прошла сквозь дешевую турецкую ночную рубашку и провалилась в вязкой глубине чьей-то эфирной оболочки. Чьей-то?
- Наконец-то, - услышала она снизу и вздрогнула от неожиданности. – Как же я боялась, что начнет под себя ходить. Жаль, эвтаназия в нашей долбанной стране запрещена.
- А я на что? – мужской голос ликовал, и Мила хорошо знала этот голос. – Подушка на нос и дело сделано!
- Слава Богу, обошлось без подушки, - Наташка радовалась. Она радовалась ее смерти.
Дочь брезгливо взяла двумя пальцами со стола бокал, выплеснула в раковину воду и бросила его в помойное ведро. Зять схватил сотовый и начал набирать чей-то номер.
- Полиция? – сморщив большой рыхлый нос, закричал он в мобильник. – Приезжайте, тут старуха преставилась! Как от чего? Сердце, наверное, но у нее еще и рак был. Записывайте адрес!
Мила хотела проглотить слюну, но ее не было. И горла как такового не было. Если бы у нее имелось сердце, оно бы вдребезги разлетелось от увиденного и услышанного.
-Иди сюда, - снова обволакивающе зашептали сверху. Дорожка дернулась и резво приблизилась к новопреставленной.
- Наконец, этот дом наш! – разрезал обволакивающий шепот ликующий крик рожденного Милой ребенка. Того, которого она так тяжело носила, того, кого она оберегала от болезней, не спала ночами, того… И этот дом она тоже рожала, они с Ваней экономили на всем, во всем себе отказывали, подбирали бригады строителей, контролировали их работу, нервничали, не спали ночами… А теперь…теперь негодяи и убийцы по праву наследства будут владеть ее детищем.
- Не пойду! – задыхаясь от негодования, прокричала небесному искусителю женщина. – Пока не пойду! И пусть Господь накажет меня, но я отомщу им! Всем отомщу!
Внезапно наступила тишина. Там, на небесах, убрали лесенку в неизвестную и, наверное, лучшую жизнь, а здесь угомонились новые хозяева ее коттеджа, они сели на диван и стали обсуждать предстоящие похороны.
- Звони братьям, - приказал жене Борька.
- Они не приедут, - откликнулась Наташка. – Кто же захочет бросать место отдыха и возвращаться сюда даже ради погребения матери.
- Собственной матери, - уточнил зять.
- Игорь не сможет, - после первого звонка доложила дочь своему мужу. – Израиль далеко, да и тещу, говорит, оставить не получится, Ирка возмутится. Не хочет Ирка одна на Красном море купаться.
- А мать оставить смог, - усмехнулся Борис.
- Олег завтра вылетит, - обрадовалась Наташка после разговора с младшим братом. – Хоть кто-то помогать будет.
- Наймем фирму, - нахмурился Борис. – Они-то хоть расстроились?
- Олежка – да, а про Игоря не поняла, - пожала плечами молодая женщина.
Больше в подробности их переговоров Мила вникать не стала. Она зависла под потолком и недоуменно разглядывала бывшую себя.
Старая, уже старая, кожа дряблая, желтая. Скоро она начнет синеть и станет невыносимо страшной и отвратительной. А потом труп начнет разлагаться. И что эта мертвая отныне женщина видела в физической жизни? Работу. Нескончаемую работу с утра до вечера и бесконечные родительские обязанности. Изредка случались и счастливые моменты. Они случались тогда, когда ничего плохого не происходило. И все трудности человеческого бытия из-за того, что материальную обузу надо кормить, одевать, обувать, да она еще предпочитает болеть, а для лечения нужны лекарства. Сколько химии выпивает человек за свою жизнь?
- Вот и приехали, - послышался возбужденный Наташкин голос. Мила вздрогнула и всем корпусом повернулась к двери.
Трое молодых ребят в погонах степенно зашли на кухню, за ними последовали медики.
Тело обследовали, завернули в черный полиэтиленовый мешок и загрузили в машину «скорой помощи»
Напоследок взглянула на свою дочь Мила и, заметив на ее губах полуулыбку, прошептала:
- Я еще вернусь.
А затем взмахнула руками и, словно большой воздушный шарик, полетела за неотложкой. Зачем она это сделала, так и не поняла, но стремление быть рядом с тем, что когда-то принадлежало ей, не покидало. Так привязываются к любимому платью и искренне огорчаются, когда оно рвется.
Машина, вывернув из коттеджного поселка, помчалась в сторону города. Странно, но Мила ничего не делая, не отставала от нее. Просто она мысленно привязалась к «скорой», и эта мысль исполнила ее желание. Летя, она с удивлением рассматривала окрестности и видела тени, мечущиеся зигзагами над шоссе.
«Странные тени», - наблюдая за ними, думала женщина, - наверное, это жертвы аварий, произошедших здесь»?
Мегаполис приближался, и Мила стала задыхаться от обилия черноты, идущей от него. Эта чернота давила и раздражала, не давала сосредоточиться и вызывала чувство отчаяния. Наконец, «скорая» заехала в ворота больничного комплекса. Равнодушные к ее смерти медики вынесли черный мешок и бросили его на тротуар возле маленького одноэтажного здания. Из него вышли два мужика в халатах, когда-то бывших белыми, халаты кишели подтеками крови и желтыми разводами.
Мужики взяли мешок, и Мила вслед за телом очутилась внутри морга. За столом сидел усталый седой врач. Вцепившись мощными пальцами в плетеную булочку, он жадно пожирал ее, запивая дымящимся чаем. Над врачом понуро висело несколько теней. Проигнорировав новенькую, они с неодобрением наблюдали трапезу живого человека. Одна из теней, юная девушка, глотала несуществующие слюнки.
- Не ела уже несколько дней, - пожаловалась молодая брюнетка худому и лысому старику лет восьмидесяти. – Когда меня убили, я пролежала в кустах трое суток, пока меня не нашли.
-Почему ты не поднялась туда? – спросил дед и покосился на Милу.
- Я должна отомстить убийце, - пробормотала девушка. – А вы почему не ушли?
- Я тоже должен отомстить, - превратив губы в ниточку, недобро прищурился старик. - Свеженькая?
Это он обратился к Миле.
- Народные мстители, блин, - послышался из угла громкий злой шёпот
Мила вздрогнула и развернулась на этот шепот, за ней к нему повернулись и девушка со стариком.
- Что смотрите? – выплыла на середину комнаты невысокая тень мужчины среднего возраста. – А я вот никому не хочу мстить, но меня туда не берут. Говорят, недостоин! Это я-то не достоин! При жизни богатым был, не убивал, не воровал.
- И как же ты разбогател? – язвительно произнес старик.
- В девяностые на ваучерах только придурки не разбогатели! – фыркнул мужчина, почесал несуществующий нос, а затем резко отдернул от него короткопалую ладонь. – Вот, блин, никак не могу отделаться от дурной привычки!
- Они и попали на Небеса, - подытожил дед и усмехнулся.
- Поведай о себе, дочка, - спустя минуту попросил он Милу, тихо висевшую в стороне.
И она выплеснула наружу наболевшее за два года, а когда окончила рассказ, заметила сострадание в глазах слушателей. За окном окончательно рассвело, Мила опустила голову и увидела свое беззащитное обнаженное тело на столе, его терзали руки, недавно держащие булочку. В ужасе женщина зажмурилась.
***
- Неприятное, конечно, зрелище, отвернитесь, - заметив растерянность собеседницы, проговорил старик, - но отказавшись от Небес во имя мщения, мы сами выбрали этот путь. Меня зовут Степан Фомич Разин. Ее, - он кивнул на девушку, - Света Жукова. А вас?
Мила отвела от стола глаза и назвалась, а затем подумала о том, что эти два духа, встреченные в одном из самых жутких мест на земле, как бы нелепо это не звучало в данной ситуации, возвращают ее к жизни. И ей стало так хорошо, как хорошо давно не было.
- А меня Евгений Андреевич Рыжков, - пискнул из угла мужчина, но на него не обратили внимания.
- И чего мы тут сидим, нюхаем тухлятину, пойдемте лучше на воздух, - предложила Света. – Скоро за ними приедут.
- За кем приедут? – не поняла Мила. Отчаянное желание взглянуть на свое тело неожиданно охватило ее.
- За трупами, - хмыкнул Степан Фомич. – А теперь – вперед!
Он схватил Милу за руку, три души сквозь стену вылетели наружу и присели на лавочку, прислоненную к стене морга. Через полчаса дверь распахнулась, из здания вышел патологоанатом, он сменил халат на костюм и выглядел импозантным мужчиной.
- А ведь женщины, очарованные красавчиком, поди не знают, чем он сегодня занимался ночью, - сморщилась Мила.
- Женщины, выходя замуж, вообще мало чего о нас знают, - усмехнулся Разин.
Разговаривать не хотелось, каждый думал о своем. Но и молчание, как ни странно, сближало.
К десяти утра приехали родные Степана Фомича, и он, забыв попрощаться, спешно удалился вместе с ними, через минут двадцать показались рыдающие родители Жуковой.
- Надеюсь, когда-нибудь встретимся, - поцеловала на прощание Милу расстроенная Света. – Тогда расскажем друг другу, смогли ли выполнить желание, познакомившее нас.
И она улетела.
Спустя час после исчезновения убитой брюнетки за вымытым и принаряженным телом Евгения Андреевича прибыл траурный катафалк с массой угрюмого и бритого народа в черных очках и такого же цвета костюмах, а сам виновник торжества, бросив несколько слов Миле, понуро поплелся за пышной процессией.
- Всем нужны только мои деньги, - боль, прозвучавшая в голосе Рыжкова, заставила содрогнуться.
Острое чувство одиночества пронзило насквозь, Мила перелетела на другую лавочку, подальше от морга. Рассеянно посматривая на людей, чьи сломанные временем и вредной во всех отношениях материальной жизнью тела приехали подлечиться в стационар клиники, она стала жалеть, что не расспросила Степана Фомича, кому он собирается мстить. Время шло, но за ней никто не приезжал. Вернее, не приезжали за ее трупом.
- Свободная скамейка, - веселый девичий голосок заставил женщину вздрогнуть, - иди сюда!
- И впрямь свободная, - обрадовался рыжий паренек лет семнадцати. – Пусто!
« Я стала никем и ничем, живые меня не замечают», - с горечью усмехнулась Мила и, взлетев, примостилась на ветке большой липы. Шелест листвы успокоил напряженные нервы и, обняв ствол дерева, она задремала.
Проснулась уже к вечеру. Внизу громко переговаривались мужчины, они вытащили из машины знакомый черный пакет. Новый патологоанатом неприветливо встречал очередного покойника. Над людьми обреченно висело бесформенное серое облако. Оно зигзагообразно металось, будто что-то искало.
- Повесился, мерзавец, - раздраженно кивнул на тяжелый мешок мускулистый медбрат. – Люди без ног-рук живут, а тут совершенно здоровый и, причем, молодой! Из-за неразделенной любви повесился, видишь ли!
- Седьмой жмурик уже, и что людям неймется! - крякнул врач и удалился в свои страшные хоромы.
«Значит, в морге лежат уже шесть беззащитных тел, над которыми будут издеваться, - подытожила услышанное Мила, - а я весь день проспала».
Спускаться с дерева, чтобы вновь увидеть растерзанную себя, желания не было. Не было желания и знакомиться с новенькими посетителями морга. Повздыхав от неустроенности, женщина решила лететь домой.
Она уже ничему не удивлялась, не удивилась и тому, что мгновенно перенеслась в свою комнату до спазмов в груди любимого ею коттеджа.
Овальное зеркало в бронзовом оформлении, стоящее на тумбочке, прикрыли черной тканью, кровать зияла пустым матрасом, подушек на ней не было. И одежды в шифоньере не было. Будто человек по имени Людмила Анатольевна Зотова не существовал никогда. Так же бесследно исчез из собственного дома и Иван Васильевич, ее муж.
Мила всхлипнула, присела в кресло и прислушалась – на кухне кто-то разговаривал. Вспорхнув, женщина последовала на голоса.
За столом с остатками еды сидели Олег, Наталья и Борис. Олег плакал, остальные что-то ему выговаривали.
- Хватит, как баба, слезы лить! – возмущалась дочь, и ее глаза лихорадочно блестели.
«Выпила», - с грустью констатировала мать.
- Ты что, не понимаешь, она была приговорена! – неожиданно заорал зять, и Мила вздрогнула от его крика.
- Теперь о доме, - понизила тон Наташка. – Завещание на меня и ты не получишь ничего!
- Мне ничего не надо, - замотал головой Олег.
- Вот и правильно, - обнажил зубы в хищном оскале Борька. – Ты больше за подол жены держись, так вообще ничего от жизни не получишь.