От любви до каторги - один шаг... Почему в убийстве парижской модистки обвиняли

[Миссис уксус]

3

От любви до каторги - один шаг... Почему в убийстве парижской модистки обвиняли русского драматурга.

Это было одно из самых загадочных и громких убийств в России XIX века. Дело, не раскрытое, по сути, до сегодняшнего дня, для Московского уголовного розыска стало самым затяжным - семь лет следователи пытались прояснить хоть что-то, но так ничего и не добились. А история «иностранки Луизы Ивановны», как указывалось в документах, - француженки Луизы Симон-Деманш, с тех пор превратилась в легенду.

Происшествие, всколыхнувшее Москву, случилось 9 ноября 1850 года, когда ранним утром в сугробе неподалеку от Ваганьковского кладбища некий казак обнаружил труп 30-летней женщины. Это была парижская модистка Симон-Деманш, которая накануне ушла из своей квартиры и бесследно пропала. Следствие ещё не началось, а на устах всей светской Москвы уже было имя убийцы – Александр Сухово-Кобылин, известнейший драматург. «Слово «убийца», как яд, поразило меня и привязалось к моему честному имени», - жаловался он позже императору Николаю I.

Знакомство Луизы и Александра Васильевича состоялось в парижском ресторане «Пале-Рояль» в 1841 году. Крестник царя Александра I, названный так в его честь, выходец из знатной русской династии 24-летний Александр был богатым наследником чугуноплавильных заводов на Выксе и владельцем имений в пяти губерниях России. Обучавшийся в Московском, Берлинском и Гейдельбергском университетах, он был очень начитан, имел успех у дам, слыл заядлым игроком и водил дружбу с Николаем Гоголем и Александром Герценом. В Париж он приехал немного отвлечься от учёбы и, насладившись красотами города, зашёл в первый попавшийся ресторан. Заказав еду и шампанское, Сухово-Кобылин почти сразу увидел красивую молодую женщину, беседовавшую с дамой много старше её, по всей вероятности, подругой-наставницей. Александр Васильевич, взяв бокал шампанского, подошёл к ним и, щёлкнув каблуками, представился. Он попросил разрешения присесть за их столик и предложил тост «за очаровательных французских женщин».

Биограф Сухово-Кобылина, писатель Владислав Отрошенко, впоследствии напишет о даме, заинтересовавшей Александра, так: «В тот вечер она, как обычно, скучала за ужином со своей унылой подругой-наставницей, из тех, что неизбежно прилепляются к молодым и одиноким девушкам, обойдённым судьбой. И для неё, Луизы, было огромной удачей повстречать в тот вечер Александра Васильевича — столбового дворянина и богатого русского помещика. Белокурая с голубыми глазами Луиза была обычной парижской модисточкой, всё состояние которой составлял небольшой гардероб с недорогими туалетами и 400 франков наличностью».
⠀
Смуглый красавец и богач сходу покорил сердце Луизы. Александр блистал перед молодой женщиной остротами на четырёх европейских языках — французском, английском, итальянском и немецком, угощал дорогими десертами и под конец вечера пригласил на днях посетить театр. Потом в парижские театры Александр будет водить свою модисточку чуть ли не каждый вечер, удивляя бойкую мадемуазель своим знанием города и местного арго, когда приходилось с боем брать билеты в кассах бульварных театриков. Сухово-Кобылин, будущий автор одной из лучших русских комедий «Свадьба Кречинского», отчего-то предпочитал дешёвые балаганы, где давали народный фарс, аристократическим заведениям, куда ездили пэры Франции и королевская фамилия.
⠀
В их последнюю встречу в «городе любви» перед отъездом Александра Васильевича в Россию, Луиза вдруг пожаловалась ему, что она не может здесь найти занятий. «Так поезжайте для этого в Россию… Хотите, я дам Вам рекомендацию? Я помогу вам найти отличное место у лучшей портнихи Москвы», - Сухово-Кобылин был так очарован этой француженкой, что, не раздумывая, выдал ей 1000 франков на билет до России. А на прощание написал рекомендательное письмо мадам Мене, хозяйке модных магазинов на Кузнецком Мосту, и отправившись домой, весь путь сожалел, что не уговорил Луизу ехать с ним в Москву сейчас же.
⠀
В октябре 1842 года госпожа Деманш приехала к своему благодетелю. Сухово-Кобылин, как и обещал, устроил Луизу модисткой и поселил неподалёку от Страстного бульвара, возле дома генерал-губернатора, наняв горничных, кучера и повара. А вскоре снабдил её капиталом в 60 тысяч рублей серебром и открыл на её имя торговлю шампанскими винами со своих заводов, находившихся в селе Хорошеве под Москвой, а также мукой, мёдом, патокой и другими бакалейными товарами, поставлявшимися из его родовых имений. Луиза приняла русское подданство и стала именоваться московской купчихой Луизой Ивановной Симон-Деманш. Правда, за те восемь лет, что она прожила в Москве, Луиза так и не выучила русский язык, и поговаривали, что эта пылкая француженка была властной и скорой на расправу - нередко она бивала крепостных девок за то, что те не понимали её ломаного и невразумительного русского языка.
⠀
Луиза вскоре взяла в свои руки управление многими коммерческими делами Сухово-Кобылиных, которые Александр ей полностью доверил. Однако жениться на умной, но «безродной иностранке» этот потомок знаменитого рода и последний его представитель не желал. Аристократ Сухово-Кобылин как мог старался скрыть свою связь с Луизой и никогда не появлялся вместе с ней в обществе и не представлял друзьям или знакомым. Однако в свете об этой связи знали и каждый раз в подробностях обсуждали их крупные размолвки. Луиза ревновала своего возлюбленного, прекрасно осознавая страсть к слабому полу, и обижалась, что он стесняется выходить с ней в свет. В ответ на страстные письма своей пассии, Сухово-Кобылин посылал ей со своим камердинером короткие и сдержанные записки, в которых приглашал на чай и называл её в шутку «маменькой». Через несколько лет этой «постыдной связи» Александр Васильевич стал подумывать о том, чтобы отправить французскую любовницу-модистку восвояси, но, когда в нём просыпалась нежность и сентиментальность, вновь передумывал: «Это было в 1848-1849 гг., мы были с Луизой в Воскресенском, - записал Сухово-Кобылин в своём дневнике. - Был летний день, и начался покос в Пулькове, в Мокром овраге… Я ходил по покосу, она пошла за грибами… Я начал искать и невдалеке между двух берёз нашёл её на ковре у самовара в хлопотах, чтобы приготовить мне чай со сливками… Я сел, поцеловал её за милые хлопоты и за мысль устроить мне чай… Вот оно где мелькает и вьётся, как вечерний туман, это счастье...».

Несмотря на безмерную преданность Луизы, Сухово-Кобылин верность ей не хранил и даже, как вспоминают его современники, рассказывал девушке о своих любовных похождениях, чем вызывал у неё припадки ревности. Последнее увлечение Сухово-Кобылина - светская львица Надежда Нарышкина - совершенно свело француженку с ума. К тому же Нарышкина и сама делала всё для того, чтобы Луиза закатывала истерики неверному любовнику. Однажды, заметив Деманш под окном своего особняка (Луиза пыталась подловить Сухово-Кобылина в момент измены), Нарышкина подозвала зашедшего в гости Александра Васильевича к окну и внезапно поцеловала его. Дома повесу ждал скандал.
⠀
Всё разрешилось в один морозный ноябрьский день 1850 года. Несмотря на сильный снегопад, мадемуазель Деманш вышла из дома и бесследно пропала. Сухово-Кобылин даже запаниковал и пошёл в полицию - написать заявление с просьбой отыскать беглянку. А на следующее утро, 9 ноября, «за Пресненской заставой, на Ходынском поле было найдено у дороги мёртвое тело женщины неизвестного звания». «Мёртвым телом» была Луиза, горло которой уродовала «поперечная, с рваными расшедшимися краями рана, длиною около трёх вершков». Впоследствии в морге запротоколировали следы удушения на шее, переломы и раздробления нескольких рёбер, а также обширные гематомы и ссадины по всему телу. Так полиция начала расследование, затянувшееся на долгие семь лет...
⠀
Первое, на что обратили внимание сыщики, были следы. Снег в том году выпал рано, и на нём были отчетливо видны следы одноконного возка, который, следуя из Москвы, свернул с дороги, развернулся у тела и поспешил обратно в город. Поначалу полицейские предположили, что несчастная стала жертвой решившего поживиться лихого извозчика, но на ней остались бриллиантовые серьги, два «супира» с бриллиантами и золотое кольцо. К тому же, хотя платье и белье были залиты кровью, на снегу её оказалось совсем немного. По всему выходило, что убийство произошло в другом месте, а тело просто выкинули из экипажа.

 Двое крепостных Сухово-Кобылина опознали в пострадавшей «иностранку Луизу Ивановну», которой они были отряжены в услужение. По их словам, весь день 7 ноября барыня провела в разъездах. А вернувшись в девять вечера, вскоре вновь ушла, распорядившись не гасить в печи огонь, что значит она планировала ночевать в своей постели.
⠀
Обыск в квартире, которую занимала Деманш, разгадок тоже не принёс. И сыщики отправились в дом к Сухово-Кобылину на Страстной бульвар. Подозрительным показалось уже то, что за четыре дня до убийства он переехал из барского дома, где занимал целый этаж, в небольшой флигель, для жизни богатого вельможи явно не приспособленный. И здесь, во флигеле рядом с домом Сухово-Кобылина, обнаружилось множество улик - кровавых пятен. Слуги уверяли: накануне на дворе курам рубили головы, и одна обезглавленная «шельма» вырвалась из рук, залетела во флигель да ударилась о стену - вот вам и пятна крови. Но следствие и часть великосветского сообщества не верили в невиновность Сухово-Кобылина и Нарышкиной. К тому же, как выяснилось, в день исчезновения Луизы она передавала Сухово-Кобылину записку с напоминанием об обещанных деньгах и просьбой о встрече. Но того не оказалось дома. Это позволило следователям предположить, что в день исчезновения француженка могла отправиться к своему покровителю. Писатель Лев Толстой, который с большим любопытством следил за ходом событий, в те дни послал своей тётке следующее сообщение: «При аресте Кобылина полиция нашла у него письма г-жи Симон с упрёками ему, что он её бросил, и с угрозами в адрес Нарышкиной».
⠀
Казалось, гибель Луизы привела Сухово-Кобылина в страшное отчаяние. Он говорил только о ней, рыдал как ребёнок, у него случались истерические припадки. При этом все долгие семь лет, что продолжалось следствие, Александр Васильевич всячески отрицал их любовную связь, настаивая лишь на «дружбе и душевной привязанности». Однако и городская молва, и изъятые следствием документы свидетельствовали: роман, безусловно, был, и начался в Париже, а в Москве Деманш появилась уже на положении содержанки.

По свидетельству главного подозреваемого, в последний раз он виделся с Луизой 6 ноября, а вечер убийства провёл в доме губернского секретаря Александра Нарышкина, чему было пятнадцать свидетелей. Бурный роман Александра Васильевича с Надеждой Нарышкиной тут же дошёл до следствия, а ещё выяснилось, что претенциозная и самоуверенная Нарышкина негодовала оттого, что Сухово-Кобылин не оставляет бывшую пассию, и тоже сыпала в её адрес угрозами. Естественно, столь страстный любовный треугольник не мог не заинтересовать полицию. Тем более что в свете прекрасно знали о буйном темпераменте Сухово-Кобылина, и по городу уже пополз слух, будто во время одной из сцен ревности он убил содержанку подсвечником.
⠀
Надежда Нарышкина тоже оказалась под подозрением, тем более что после гибели Луизы, окончательно наплевав на условности, она не отходила от Александра Васильевича и даже самолично выбирала гроб для убиенной. Правда, вскоре, когда следствие возьмёт с неё подписку о невыезде, Нарышкина тут же уедет в Париж, где в скором времени родит дочь и назовёт её… Луизой. Разрешение признать дочь своей Александр Сухово-Кобылин получит лишь много лет спустя, от Александра III.
⠀
После того, как в доме Александра Васильевича были произведены обыски, а на стенах в одной из комнат были обнаружены капли и потёки, похожие на кровавые (медицина ещё не могла отличать человеческую кровь от крови животного и органических красителей), Сухова-Кобылина арестовали. Предложенные им объяснения казались маловразумительными и даже абсурдными, что в конце концов это признал и сам подозреваемый. А спустя два дня произошло непредвиденное: в убийстве «купчихи Симон» признался её повар Ефим Егоров. Трёх других крепостных он назвал своими сообщниками. По словам повара, он душил Луизу подушкой, а кучер Козьмин бил утюгом. Затем горничные надели на француженку платье, и они с Козьминым вывезли её за Пресненскую заставу, где на всякий случай прирезали. Мотивом же послужила излишняя жестокость барыни, которая была «нрава пылкого и нетерпеливого». Этому нашлось и подтверждение: за десять месяцев до убийства одна из служанок жаловалась на Симон-Деманш из-за постоянных побоев. Та даже признала вину и выплатила пострадавшей десять рублей серебром компенсации.
⠀
Остальные арестованные слуги показания повара подтвердили. А Сухово-Кобылин, просидев под арестом шесть дней вместе «с ворами, пьяною чернью и безнравственными женщинами», вышел на свободу с ореолом жертвы полицейского произвола и рассказами о том, с какой наглостью у него вымогали взятки чиновники.
⠀
В сентябре 1851-го Московский надворный суд приговорил четверых крепостных к десяткам ударов плетьми, многолетней каторге и ссылке. Казалось, дело было закрыто, и все виновные понесли наказание. Но уже спустя два месяца осужденные от прежних показаний отказались, утверждая, что во время допросов они были подвергнуты истязаниям — повара, например, подвешивали на крюк, кормили одной селёдкой и не давали пить (майор, в этом повинный, пойдёт потом на каторгу). Кроме того, как утверждалось, приставы якобы подкупили крепостных от имени Александра Васильевича, обещавшего за признание свободу и крупные суммы денег. Ещё до суда слуги в своих «признаниях» постоянно путались, поэтому следователи уже тогда усомнились в истинности изложенного. И, как оказалось, были правы.
⠀
Дело закрутилась по новой и дошло до Сената и министра юстиции Виктора Никитича Панина. В начале 1854-го в Петербурге создали ещё одну следственную комиссию, вновь потянулись изматывающие допросы.
⠀
Новых улик по делу получить не удалось, и, когда следствие окончательно забуксовало, Александр Васильевич был освобождён под поручительство матери. Дело вернули на пересуд, но в Москве приговор не только не отменили, но даже ужесточили. Всё тем же обвиняемым довесили плетей и добавили каторги.
Только спустя семь лет после начала следствия, 25 октября 1857 года, все подозреваемые были оправданы, а дело закрыто. Вишенкой на торте стало известие, что документ с этим решением был утерян писцом — «в пьяном виде вместе с парою сапог».
⠀
Пережитое превратило Александра Васильевича из беспечного дворянина в мрачного обличителя отечественной действительности. Он отошёл от света, жил преимущественно в Европе, а приезжая в Россию, уединялся в родовом имении Кобылинка. При этом до конца дней сохранил такую ненависть к бюрократии, что, по рассказам, иногда даже подкарауливал чиновников в тамошних лесах и спускал на них гончих собак.

Сухово-Кобылин не только написал театральную трилогию — за «Свадьбой Кречинского» последовали пьесы «Дело» и «Смерть Тарелкина» — но и стал долгожителем среди русских литераторов. Он скончался недалеко от Ниццы, на своей вилле, в 85 лет от роду. Однако даже смерть главного фигуранта не поставила точку в этой истории...
⠀
В 1927 году Леонид Гроссман издал книгу «Преступление Сухово-Кобылина», в которой доказывал вину драматурга, исходя из принятых в те годы социально-классовых представлений, по которым всякий дворянин скорее был способен на преступление, чем крепостные. А спустя девять лет его то ли дальний родственник, то ли однофамилец Виктор Гроссман выпустил книгу «Дело Сухово-Кобылина», в которой настаивал на невиновности Александра Васильевича.

Второй Гроссман опирался на заказанную им в 1934 году патологоанатомическую экспертизу, основанную на материалах дела. Но можно ли доверять выводам, сделанным через 80 лет после преступления? Сам Сухово-Кобылин на свою возможную вину никогда не намекал. Даже его знаменитое признание «Не будь у меня связей да денег, давно бы я сгнил где-нибудь в Сибири» может быть истолковано двояко.
/ История России /

[Мария Петрова]

 

[Миссис уксус]