"Почтовый адрес нашей семьи писался так: "Москва. За Серпуховской заставой. Деревня Нижние Котлы". Только вследствие этого могло сложиться весьма распространённое мнение, будто усадьба и дом находились непосредственно в самой деревне. Это неверно. Земельный участок под усадьбой примыкал к левой стороне шоссе, отходившего от единственной в то время улицы в Нижних Котлах в направлении к селу Коломенскому, и находился на расстоянии одного-полутора километров от Нижних Котлов. Далее километрах в двух от усадьбы лежала деревня Новинки. Высокий холм, на плоской вершине которого была расположена усадьба, круто спускался в сторону реки Москвы, образующей в этом месте большую дугу, обращённую выпуклой стороной к югу.
Ближайшее жильё находилось на расстоянии одного-полутора километров. Местность была пустынная и глухая. Удалённое от города местоположение усадьбы, имея свои недостатки, тем не менее отвечало основным условиям, которые отец считал необходимыми для того, чтобы спокойно работать.
Участок земли под усадьбу площадью в две с половиной десятины не был отцом куплен, а лишь арендован на девяносто девять лет...
Ещё в 1869 году в Средней Азии отец заболел лихорадкой. К ней прибавилась тропическая малярия, которую он получил путешествуя по Индии в 1874-1876 годах. Приступы малярии повторялись после каждой простуды или после пребывания в болотистой или сырой местности. Поэтому отец всегда выбирал для жилья места, лежащие на возвышенностях. Этому требованию вполне отвечало местоположение нашей усадьбы, которая находилась на высоком берегу реки Москвы, на вершине холма, возвышавшегося над берегом на двадцать-двадцать пять метров.
Другие, не менее важные для отца условия - полное спокойствие, тишина и отсутствие неожиданных визитёров - обеспечивались удалённостью усадьбы от города. А кроме того, Даниловская слобода, особенно в районе кирпичного завода, куда на работу принимались и беспаспортные бродяги, пользовалась настолько плохой славой, что городские извозчики очень часто отказывались туда ехать. Наглядным доказательством их правоты был случай, происшедший с Василием Платоновичем Платоновым, долголетним служащим отца.
Как-то Василий Платонович замешкался в городе и добирался домой, когда уже стемнело. В то время только появились в продаже карманные электрические фонарики, и потому они мало ещё кому были известны. Купив такой фонарик, Василий Платонович, очень довольный покупкой, возвращался домой. До заставы он доехал конкой, а дальше должен был идти пешком. Дело было зимой. Благополучно пройдя Даниловку и Нижние Котлы, он свернул на Коломенское шоссе и стал осторожно спускаться мимо кирпичного завода по ухабистой дороге в лощину. Зная о недолговечности батарейки, он пробирался в темноте, держа руку с фонариком в кармане. Внезапно из темноты вынырнули две фигуры и с криком: "Руки вверх! Давай деньги!" устремились к нему. Василий Платонович безотчётно выхватил фонарик из кармана и, нажав кнопку, направил его на нападающих. Яркий свет, неожиданно ударивший грабителям в глаза, до того перепугал их, что они перемахнули через канаву и стрелой понеслись прочь. С не меньшей скоростью полетел и Василий Платонович, но только в противоположную сторону. Добежав до усадьбы, он долго не мог отдышаться и много раз потом должен был повторять рассказ о своём приключении. С тех пор правило возвращаться домой засветло строго соблюдалось всеми обитателями нашей усадьбы.
И всё же несмотря на то, что усадьба находилась в довольно глухом районе, за время жизни там не было ни одного случая кражи, и даже деревенские ребята никогда не перелезали через забор за яблоками, вишней или малиной, хотя фруктовый сад был значительно удалён от дома. Этим мы, несомненно, были обязаны нашим собакам. С трёх сторон дома стояли столбы с натянутой между ними толстой проволокой, вдоль которой на цепях бегали три больших пса. В те времена, которые я уже хорошо помню, это были сенбернар, дог и большой старый пёс, происходивший от тибетской овчарки, с густой серой шерстью, которая, свалявшись, свисала у него по бокам в виде войлочных полос. Такая шерсть позволяла ему спать зимой не в будке, а зарывшись в снег. Иногда ночью собаки поднимали страшный лай и рвались на своих цепях, чуя, вероятно, приближение чужого человека.
Единственным взрослым мужчиной в главном здании был отец. Когда он бывал дома, никто не боялся. Но если его не было, то в тёмные осенние и зимние ночи и вечера, когда только некоторые комнаты скудно освещались керосиновыми лампами, внезапный громкий лай собак вызывал в обитателях, или, вернее, в обитательницах дома, понятную тревогу. Мы же, дети, не сознавали опасности и крепко спали. Если собаки лаяли ночью слишком долго и упорно, то дворник выходил с охотничьим ружьем и, обойдя дом и флигель с конюшней, стрелял для острастки в воздух. После этого собаки обычно успокаивались. На другой день мать призывала стрелявшего и расспрашивала, не заметил ли он кого-либо поблизости...
Большим недостатком было полное отсутствие растительности - дом был построен в чистом поле. Поэтому ещё до окончания постройки вдоль линии забора, которым был обнесён весь участок, проложили дорожки, обсаженные липами. Густо посаженная у самого забора жёлтая акация мешала любопытному, если бы таковой нашёлся, заглядывать внутрь участка, а её колючки являлись препятствием для того, кто захотел бы перелезть через забор. Въезд в усадьбу был со стороны шоссе. Дорога, обсаженная высокими берёзами, вела от ворот к дому и кончалась во дворе, недалеко от парадного крыльца.
Все строения были деревянные, на кирпичных фундаментах, крытые железом. Толстые бревенчатые стены хорошо проконопачены, а главное здание, кроме того, обшито досками. Благодаря этому даже в сильные морозы не трудно было поддерживать в комнатах вполне приемлемую температуру - семнадцать-восемнадцать градусов, несмотря на то, что стоявшие на высоком холме здания со всех сторон обдувались ветрами.
Главное здание делилось на две части: двухэтажная жилая часть и равная ей по высоте и площади мастерская отца. Это деление проявлялось снаружи тем, что двухскатные крыши над обеими частями были расположены перпендикулярно, что хорошо видно на сохранившихся фотографиях общего вида здания.
В первом этаже жилой части дома находилась комната родителей К ней примыкала уборная с ванной. Длинный коридор ... отделял комнату родителей от столовой, из которой был выход на большую террасу. С кухней, стоявшей отдельно от главного здания, столовая соединялась небольшими сенями. Из коридора деревянная лестница вела во второй этаж, в детскую. Это была очень большая комната, растянутая по длине на всю ширину дома. Она была расположена над комнатой родителей, над коридором и над столовой и имела стеклянные двери на балкончик на северной стороне, большое окно на запад и стеклянные двери на длинный балкон на южной стороне. Возле детской находилась небольшая комната бабушки Пелагеи Михайловны.
Я был первым ребёнком, родившимся после переезда родителей за Серпуховскую заставу, а именно 14 сентября 1892 года. Сестра Лидия, бывшая почти на два года старше меня, умерла в 1896 году от туберкулеза головного мозга, которым она заразилась от своей чахоточной няни. Сестра Анна была моложе меня приблизительно на два года (точной даты её рождения я не помню). Младшая моя сестра, тоже Лидия, родилась 14 апреля 1898 года. Итак, в главном здании помещались восемь человек: в первом этаже - родители, во втором - бабушка, трое детей, няня и воспитанница Лидия Никоновна Рыкова, которая была старше меня на семь лет. Мать её, служившая у нас домашней работницей, умерла в больнице от воспаления лёгких.
Как я уже сказал выше, усадьба была расположена между деревнями Нижние Котлы и Новинки, на расстоянии около пяти верст от Серпуховской заставы. В Нижних Котлах и в Даниловке были тогда лишь небольшие мелочные лавочки, и для хозяйственных закупок приходилось ездить в город, что отнимало немало времени. Поэтому на сравнительно небольшом усадебном участке надо было вести хозяйство, которое обеспечивало бы нас необходимыми продуктами питания. Корова и десятка два кур давали достаточное количество молока, масла и яиц; картофель сажался на такой площади, чтобы урожая его хватало до следующего года. Для лошади сеялся овес. В огороде росли всевозможные овощи, а в фруктовом саду было много яблонь, груш, слив, вишен, кустов малины, крыжовника и разной смородины, особенно чёрной, которую все очень любили.
Бабушка со стороны матери Пелагея Михайловна Андреевская была большой мастерицей варить варенье, запасы которого имелись у нас круглый год. На зиму солились в бочках огурцы, и заготовлялась кислая капуста. Для хранения запасов имелись два погреба очень простого устройства: ямы со срубом внутри, прикрытые бревенчатым потолком с люком, наполнялись зимой льдом. Над каждой ямой была в несколько слоёв досок двухскатная крыша, которая прекрасно предохраняла зимой от сильных морозов, а летом - от жары. В городе надо было покупать лишь хлеб, керосин для ламп, колониальные товары, мясо. Покупки делались обычно в одних и тех же магазинах, которые отец в шутку называл "придворными поставщиками".
Верещагин В. Воспоминания сына художника.
/Усадьбы и судьбы/
"Почтовый адрес нашей семьи писался так: "Москва. За Серпуховской заставой. (Прочитано 586 раз)
Похожие темы (5)
