ПРО ОСЕТИНСКИХ БАБУШЕК
У любого нормального осетина всегда несколько бабушек. Кроме
основных двух, со стороны мамы и папы, к бабушкам относятся все
сестры «родных» бабушек, которые принимают участие в воспитании
внуков. Да что там сестры… «Бабушкой» может считаться любая
бабушка, к которой тебя отправляли летом в село.
Фактически запас бабушек у нас, осетин, неисчерпаем. Ведь есть
еще двоюродные и троюродные сестры. Вот с дедушками такая фигня не
катит. Дедов может быть только два. И то, между ними всегда идет
борьба за тебя. Это как Пепси и Кола, как «Мерседес» и «БМВ», как
Санта и Дед Мороз. Ты – потребитель, за которого борются гигантские
компании «Мамин Папа LTD» и «Папин Папа Corp».
Но вернемся к бабушкам. У меня была бабушка Рая, которая всегда
возмущалась, что я совершенно игнорирую телевизор. Она сажала меня,
трехлетнего, к экрану и говорила: «Смотри фильм детЯм!». Я убегал,
и баба Рая восклицала: «Что за ребенок! Ничего его не интересует!»
Бабушка Сима закармливала меня шоколадом и как все бабушки
обожала смотреть прогноз погоды на завтра и извещения. На всех
региональных каналах были извещения. Кое-где до сих пор остались. И
вот Сима смотрела погоду, потом извещения. Причем с одним
выражением лица. Скепсис. Мне кажется, она сомневалась в
профессионализме метеорологов и не особо доверяла выбору Смерти.
А бабушка Дибахан, или, как ее все называли, баба Диба,
страстно влюбилась в видео. Году в 89-м видеомагнитофон был еще
диковинкой. И понятно, что репертуар подбирал я. Баба Диба неплохо
разбиралась в творчестве Ван Дамма, Сталлоне и Шварценеггера.
«Коммандос» мы посмотрели три раза. И каждый раз Дибахан по-
осетински подбадривала полковника Мэтрикса и ругалась на злобных
террористов. А вот Джеки Чана она не любила. Называла его
«маймули», что в переводе с осетинского означает «обезьяна».
Считала, что мужчине так прыгать не пристало.
А еще была баба Шура. Тут надо пояснить, что у нашей бабы Раи
было два мужа. Поэтому у моей мамы отчество Александровна, а у моей
тетки Михайловна. Дед Миша был русским. Я его почти не помню.
Только огромные руки и грохочущий голос. И у него была сестра.
Старшая. И несмотря на то, что мне она вообще никак не доводилась
по крови, называл я ее баба Шура. И однажды, прожив долгую и
достойную жизнь, баба Шура умерла. Моей маме она тоже никак не
доводилась напрямую, но, тем не менее, часть скорбных и печальных
обязанностей мама взяла на себя. И поехали мы за гробом. Гробы и
прочую атрибутику в виде венков продают у нас на улице с
оптимистическим названием «Солнечная». И вот моя мать ворвалась в
гробовой магазин и деловито потребовала это самое. Продавщица
поинтересовалась размером.
– Они у вас по размерам?
– Ну конечно. Покойники-то разного роста. Вот Ваш какой?
Мама задумалась. Потом показала примерный рост бабы Шуры,
царство ей небесное.
– Метр семьдесят за глаза хватит, – авторитетно сказала
продавщица печальных товаров.
– Давайте метр восемьдесят. На всякий случай.
– На вырост, что ли? – глупо пошутила продавщица.
– Нет. Вдруг на каблуках будет, – не менее глупо отбился я.
Мама укоризненно поджала губы, хотя по глазам ее я видел, что
отбился я ловко.
Короче, с размером мы угадали. И дальше все по расписанию –
вынесли, простились, взяли, понесли. Несем. Я впереди слева.
Соответственно, гроб поддерживаю правой. Перед нами батюшка с
кадилом. И тут у меня зазвонил телефон. Помните эти чехлы-сумочки
для тогдашних кнопочных аппаратов? Телефон надрывался на правом
боку. Живот и гроб мешали левой руке прекратить эту неуместную
вакханалию.
И ладно он бы просто тренькал или играл стандартный «Нокиа
Тюн». Нет. Телефон орал «Хаву Нагилу». Мне нравилась еврейская
народная музыка.
Батюшка споткнулся. Обернулся, подняв бровь. Кадило зависло в
воздухе. А я все пытаюсь эту финскую гадину выцарапать с подсумка.
А телефон орал все громче. Очень удобно – нарастающий звонок. Особо
циничные участники процессии начали ржать. Мой партнер по
гробологистике начал в такт пританцовывать. Сзади уже кто-то
подпевал. Похоронный оркестр, который практически упаковался, снова
распаковался и начал подыгрывать!
Со стороны, думаю, выглядело люто. Идет процессия с гробом,
давится смехом, впереди несущий толстяк шарит у себя по поясу, во
главе – православный батюшка, и все это шоу под еврейскую «Песню
радости». Похороны заиграли неожиданными красками и стали внушать
оптимизм.
Встречные граждане практически аплодировали! Алкаши местные
кричали «Ой-вэй!». Батюшка, уже не таясь, матерился на
старославянском и махал кадилом, аки пращой!
Есть! Бинго! Достал!
– Алле!!!
– Жорик, ты?
– Нет! Вы не туда попали!
– А куда я попал?
– На похороны!!!
– А-а-а… Я извиняюсь, брат! А кто, кстати, умер?
– Бабушка!
– Оооо... Понял! Давай, брат! Удачи! Ну, в смысле Рухсаг уёд!
(«Царство небесное» по-осетински)
Впереди замаячил автобус-катафалк. Остаток скорбного действия
прошел без эксцессов.