Смоктуновский жил при чебуречной возле метро.
Немного в другой Москве. Ведь она, Москва-то, быстро меняется, даже иной раз не уследишь.
Кот охотился на птиц. Для интереса.
Поймает голубя, зажмет в лапах: а ну, сизокрылый говнюк, кричи, хочу жениться, а то съем. А потом отпустит.
Пока люди гор и пустынь замешивали тесто, похожее на цемент, кот разгребал фарш, смесь говядины с бараниной.
Ему попадались обрезки кишок, жилы. А то и гребешок, коготь, осколок копыта. Но коровой или овцой тут не пахло.
Кот не раз намекал хозяину ларька: если поймают, оштрафуют, а то и побьют. Это ведь кура со свиньей!
— Ну, и что? Тебя забыли спросить, мурло поганое!
Кот смотрел взглядом, полным сожаления.
За эти невероятные глаза его прозвали Смоктуновским.
Однако всякое утро народ шел к метро.
Всякое утро чебуреки тонули в черном масле и всплывали, как накрашенные покойники.
Всякое утро их брали на завтрак врачи, менты, таксисты и ночная вахта метро.
А также друг котов — дядя Дима Лукич, человек-сэндвич, ходячая реклама. Он продавал вещи, мало совместные с котами, — а по нынешним ковидным временам, и с людьми, — туры в Тунис и Марокко.
Смоктуновский толкался, кусал Лукича за ботинок, намекал как мог: в чебуреках нет мяса. А дух потрохов не отбить даже специями
Человек-сэндвич дядя Дима Лукич верил коту, считал, что он ему социально близок, но все равно покупал пяток-другой со скидкой.
Дома он разогревал чебуреки в микроволновке и ел, заполняя билеты лотереи.
Человек-сэндвич мечтал выиграть миллион, выкупить заведение у таджиков вместе с котом и продавать пироги с капустой.
Но у них всех по-другому вышло: ларек снесли ко всем ебеням.
Лукич умотал к сыну в Армавир, велел кот ждать.
А где теперь ждать-то?
Смоктуновский поселился под крыльцом полиции: тепло, уютно, иногда сосиску бросят, но чаще окурки.
Лукич, как устроится, обещал за котом вернуться.
Ну, если обещал, наверное, вернется. Правда же?
(из открытых источников)
Смоктуновский, кот человеческий (Прочитано 487 раз)