Бабушка совала мне пятерку, старыми, дореформенными: топай на Шаболовку, сдачу не забудь.
Запах пончиков разносился далеко, и к нам в Нескучный, даже при слабом ветерке.
Если приподняться на цыпочки, через стекло ларька были видны куски теста с дырками. Тетка в халате и марлевом чепце окунала их по очереди в кастрюлю с кипящим маслом.
Куски тонули в черной бездне, потом всплывали и на глазах розовели.
Тебе сколько?
Я заикался, и поэтому предпочитал показать пальцы на обеих руках
Ах, ты немой. Десяток, стало быть. Деньги покажи! Ага, ага! Ну, да, хорошо, держи!
И она, ловко орудуя двурогой вилкой, бросала пончик за пончиком в бумажный пакет с надписью «Мосторг».
Бабушка слышала лифт, открывала цепочки-замки, выходила в переднике в горошек, хрустела пакетом: съел один? Признавайся!
Да кто бы не съел! Кто бы выдержал? И если разок куснул, куда его потом?
Н-н-нет, ба!.. Не лги, у тебя нос в сахарной пудре!
За чаем она брала пончик двумя пальцами, оттопырив мизинец: ах, до чего это прекрасно, божественно! Тебе какой?
Я, если честно, больше любил сладкую соломку в коробках.
Anatoly Golovkov