Целых четыре вечера слушал я дрожащий, срывающийся от волнения голос внука, повествующий про злоключения несчастного Бима, и не в силах был отогнать комок, перехватывающий мне горло.
Рядом в кресле слезилась, сопливилась, и шмыгала носом Мария Филимоновна, супружница моя, Лешкина бабушка. Что ее, старую, разбирала жалостливая история собачьей жизни, оно понятно. А вот меня, дурака старого, повидавшего кой-чего в жизни... Да, забористо написано, ничего не скажешь.
Семена, брошенные в Лешкину душу повестью, начали давать первые всходы уже на следующий день.
Лешка пришел из школы домой задумчивый и грустный. Равнодушно и отрешенно проглотил обед, вяло расстегнул портфель, разложил на столе учебники. Несколько раз я ловил на себе взгляд внука, Лешка хотел что-то поведать мне, но не решался. Я смутно догадывался, о чем пойдет речь, и не ошибся.
— Дедушка, — проговорил Лешка тихо, — как бы ты назвал нашу собаку?
— Не знаю. Не думал об этом никогда, — я сделал вид, что не понял намека.
— Я бы назвал ее Яшкой.
— Дедушка, ты хочешь собаку? — Лешка конкретизировал свои намеки.
— Нет, не хочу.
— Почему?
— Видишь ли, Алексей... Собака — она живое существо и требует заботы, постоянного к себе внимания.
— Я буду о ней заботиться.
— Она не игрушка, которую можно забыть, если она тебе надоела.
— Я не забуду ее, дедушка!
— Нет, нельзя.
— Но почему?!
Я не мог вразумительно объяснить внуку, почему нам нельзя держать в доме собаку. Жили мы втроем в отдельной двухкомнатной квартире вольготно, просторно. Дочь моя — мать Лешкина, с зятем-геологом пятый год по Северу шастали, бывая дома только наездами раз-два в году. Почему бы и впрямь не заиметь нам собаку? Но какая-то неведомая, необъяснимая сила заставляла нас с Марией Филимоновной противиться желанию внука. Наверное, мы не хотели обременять себя лишними заботами.
Ночью Лешка спал плохо, метался по подушке, стонал, бормотал что-то.
— Пора бы Ленке-то с Николаем остепениться, по-людски семьей пожить, — вздохнула Мария Филимоновна. — Спихнули дите на стариков, а сами невесть где скитаются как неприкаянные. И под приглядом вроде дите, здоров, слава богу, сыт, одет не хуже других, а без ласки материнской растет, без строгости отцовской.
— Может, и впрямь собаку завести? — вслух подумал я. — Пускай мальчишка потешится.
— Еще чего надумали, — всполошилась Мария Филимоновна,— пса в квартире держать! Начитались книжек и маются дурью. Нет чтобы приструнить несмышленыша, так он туда же, дурак старый...
Я краем уха слушал воркотню супружницы и про себя прикидывал: скоро ли в нашем доме появится собака? А в том, что она появится, я уже не сомневался. В сонном бормотании внука все чаще и чаще слышалось слово «Яшка», при этом худенькая ручонка Лешкина елозила по краю подушки, словно гладя кого-то, лаская.
Через несколько дней я убедился, что Яшка не плод моего воображения. Из кастрюли стали исчезать куски мяса и кости. Каша, которую прежде Лешка не жаловал, перестала залеживаться в тарелке, а «завтраки», которые заталкивал он в школьный портфель, становились все внушительнее.
И вот однажды...
Я сидел в кресле перед телевизором, когда в прихожей раздался негромкий стон Марии Филимоновны. Встревоженный, я поспешил на голос, открыл дверь комнаты и обмер. В прихожей, понуро опустив хвост и голову, стояло чудище, какого мне не доводилось еще видеть. Оно было от стены до стены, а в высоту доходило костлявой спиной с кустами грязно-ржавой шерсти до Лешкиного подбородка. Я не очень-то разбирался в породах собак, но без сомнения в роду этого дворового чудища имелись и доги, и овчарки, и приличные охотничьи собаки. Длинная унылая морда с дряблыми губами-складками прикрывалась, словно платком, вислыми ушами, а из-под крутого лба на нас с Марией Филимоновной смотрели большие раскосые глаза, умные, грустные, почти человеческие, и моргали седыми ресницами: Чудище было совсем старое, даже древнее.
— Что это? — спросила Мария Филимоновна страшным шепотом.
— Яшка.
— Зачем это?
— Он будет у нас жить.
— О Господи! Немедленно вон!
— Бабушка?! — издал ответный стон Лешка.
— Вон!
— Дедушка?!
Отчаянно-молящий Лешкин взгляд просил меня, требовал, звенел надеждой, и я вдруг понял: откажи сейчас внуку, друзьями нам с ним не быть уже никогда.
— Ну что ты, Маша, — примирительно произнес я и погладил опущенную шею собаки, — смотри, какой красивый пес, породистый...
— Дедушка, он умный! — восторженно закричал Лешка. — Он все-все понимает. Яшка, дай дедушке лапу.
Пес дернулся и, едва не упав, высвободил из-под себя лапу, протянул ее мне.
— Видишь, дедушка! Он еще много всякого может. Он...
— Господи! Вони-то от него, вони сколько!
— У него понос, бабушка, — успокоил Марию Филимоновну Лешка, — его лечить надо. Есть такие доктора, которые собак от всех болезней лечат, мне Васька говорил.
— Неужто ты и впрямь думаешь, дурак старый, что я эту образину в доме держать стану?! — зашлась в ядовитом шепоте Мария Филимоновна, как только Лешка с собакой протопали на балкон. — Ну куда мы с эдаким-то боровом? А вони-то, вони!
— Ты пойми, Маша, если мы сейчас собаку выгоним, что о нас внук подумает, как он к нам относиться будет, рыбья твоя голова.
— А заразу от собаки подхватить мальчишке лучше? Да что же это такое, Господи! — Мария Филимоновна всхлипнула.
— Ну хорошо, хорошо, Маша, не надо слез. Сделаем все, как ты пожелаешь, только не сейчас, не при мальчишке, прошу тебя...
— Или уводи собаку или вызывай ветеринара, пускай он ей укол сделает.
— Какой укол? — не понял я.
— Какой, какой, усыпляющий, — Мария Филимоновна слегка смутилась, — и нечего антимонии разные разводить.
— Маша!
— Ничего не хочу слушать! — Мария Филимоновна набросила на голову платок, взяла в руки сумку. — Вернусь с базара, чтобы собаки в доме не было.
Уложив собаку на балконе, Лешка подбежал ко мне и, благодарно чмокнув меня в щеку, шепнул:
— Дедушка, давай мы Яшку в ванне вымоем, пока бабушки нет?
— Не разрешают нам, внучок, держать в доме собаку.
— Дедушка?! — Лешка с мольбой уставился на меня.
— Уж больно он большой и грязный.
— Он не виноват, что он большой. Я его каждый день мыть буду и гулять водить.
Бабушка не согласится.
— А ты дяде Пете позвони, он ее уговорит.
«В самом деле, — подумал я, — позвоню-ка Петру. Он и впрямь к моей старухе подход имеет. Кстати, давненько я дружка своего не видел, не мешало бы встретиться, поболтать».
Я снял трубку телефона, набрал номер. Лешка навалился на меня, обнял рукой за шею, уткнулся носом в трубку, затаил дыхание.
— Петр, ты? Здравствуй! Жив-здоров? Слушай, такая вот история... — И я вкратце обрисовал другу сложившуюся в нашем доме обстановку.
— Пса, конечно, врачу показать надо, а со старухой твоей уладить дело — нет ничего проще.
— Ты так думаешь, — усмехнулся я, — ну-ну...
— Эх, Ильюша, Ильюша, — неопределенно и как-то слишком уж многозначительно вздохнул мой друг, и я впервые за тридцать лет нашей дружбы подумал: с каких это пор Петруха мою старуху знает лучше меня?
— Дядя Петя, приходи скорее, а то бабушка Яшку выгонит! — крикнул Лешка.
— Ждите. Через полчаса подгребу. С ветеринаром.
Мы с внуком принялись подготавливать Яшку к встрече с гостями, от которых зависела его дальнейшая судьба.
— Вот они чем занимаются! — раздался голос Марии Филимоновны. — Ну-ка сейчас же вон собаку! Я вас предупреждала...
Договорить она не успела, в прихожей раздался мелодичный перезвон.
— Это Петр, с ветеринаром, — пояснил я.
Увидев Петра, я сразу понял, что он под хмельком. Рядом с ним стоял незнакомый мне человек среднего роста, полный, с багрово-красными щеками.
— Знакомьтесь: Виктор Афанасьевич Осинцев, — представил Петр незнакомца. — Сосед мой, персональный пенсионер-пограничник, страстный собаковод и собаковед...— язык моего друга заплетался и плохо его слушался, он смотрел на нас с пьяненькой блаженной улыбочкой редко пьющего человека.
По какому случаю ты набрался? — неодобрительно проворчала Мария Филимоновна, пожимая незнакомцу руку.
— Машенька, милая ты моя, — Петр облобызал мою супругу. — Вспомни, какой сегодня день?
— Не припомню ничего такого...
— Сегодня день моего рождения.
— Ой, Петя... — Мария Филимоновна сконфузилась и виновато прижала руки к сердцу, — прости, пожалуйста, дорогой, совсем запамятовала.
В дверях балкона показался Яшка. Лешка подталкивал его сзади руками и так разволновался, что забыл поздороваться с гостями.
— Ого, какой красавец! — восхищенно воскликнул Петр.
— Экую образину в дом приволок, — пожаловалась Мария Филимоновна. — На живодерню и то не возьмут.
— Послушаем, что собачий специалист скажет, — проговорил Петр и повернулся к Виктору Афанасьевичу.
Теперь все собравшиеся смотрели на Виктора Афанасьевича. Даже Яшка поднял лопоухую морду вверх, моргнув на него слегка встревоженно, как бы понимая, что от этого розовощекого человека многое зависит в его судьбе. Виктор Афанасьевич неотрывно разглядывал пса, потом, словно не веря себе, пробормотал:
— Не может быть...
Торопливо и деловито ощупал Яшку, раздвинул ему пасть и осмотрел зубы, подергал зачем-то легонько за хвост, на что Яшка никак не среагировал, и, с трудом скрывая волнение, произнес:
— Редкая и цепная порода. Помесь сенбернара с ньюфаундлендом. Не молода, но и не слишком стара, скорее — истощена. Породистые собаки не приучены добывать себе пропитание. Мальчик, где ты нашел эту собаку?
Лешка, глазенки которого горели восторгом и гордостью за Яшку, оказавшегося таким редкостно-ценным псом, от строгого вопроса Виктора Афанасьевича сник, прошептал тихо:
— Я его на свалке нашел.
— На какой свалке?
— За кладбищем которая, он в фанерном ящике жил.
— В фанерном ящике! — Виктор Афанасьевич всплеснул руками.
— Как же она, такая ценная, в наш город попасть могла, да еще на свалку? — с ноткой недоверия в голосе поинтересовалась Мария Филимоновна.
— Возможно что собаку хозяева умышленно оставили на станции, пытаясь избавиться от нее по каким-либо причинам, скорее всего из-за старости. Что она стара, этого, увы, отрицать нельзя.
— Значит, пока молода была — любили-тешили, а стара стала — не нужна никому и породистая, — проговорила Мария Филимоновна. — Да уж больно не похожа она на благородную-то...
— Вполне допустимо, что я могу ошибиться в оценке этого пса, хотя раньше никогда не ошибался, — с некоторой обидой произнес Виктор Афанасьевич. — Но если вам не нужна собака, я возьму ее себе.
— Нет, нет, она нужна нам, нужна! — завопил Лешка. — Мы никому ее не отдадим.
— А вдруг хозяева найдутся? —высказал опасение Петр.
— Не найдутся, — прохныкал Лешка, — он уже целое лето мой, Яшка.
— Знаете что, — воскликнул Петр, по привычке потирая руки, — отдайте-ка собаку мне! Мне, холостяку, веселее с ней будет, а то иной раз хоть волком вой от тоски.
— Нет, дядя Петя, нет!
— Тебе нельзя, — поддержал Лешку Виктор Афанасьевич. — Ты себе-то обед сготовить не можешь, по столовым таскаешься, а здесь такая собака! Ей и белки надо, и витамины разные, и рацион. Да если ее вымыть, вычистить, подержать неделю на диете... Ну как, хозяева, отдаете мне собаку?
— Нет, нет, не отдам! — вновь завопил Лешка.
— Ну как же это... — растерялась Мария Филимоновна,— если такая породистая... А вдруг она заразная?
— Освидетельствовать ее в ветлечебнице, зарегистрировать, сделать прививки необходимо, и немедленно. Это само собой разумеется.
— Ну как, мать, берем собаку? — теперь уже я перешел в наступление на Марию Филимоновну.
— Бабушка, миленькая, возьмем Яшку, — Лешка подошел к бабушке и, обняв ее за шею, прижался губами к ее щеке.
И тут произошло неожиданное. Яшка вдруг стронулся с места, на котором стоял не шелохнувшись на протяжении всего нашего разговора, подошел к Марии Филимоновне и ткнулся мордой в ее колени, как бы тоже прося оставить его, не выгонять.
Это доконало старушку.
Мария Филимоновна погладила Яшку по голове, вздохнула тяжело и... согласилась:
— Пускай живет. Умная, видать, собака. Может, и впрямь породистая.
Как только судьба Яшки определилась, Петр с товарищем засобирались уходить. Уговоры не помогли.
— Может, останешься, Петя? — сделал я последнюю попытку задержать в доме товарища. — Посидим, поболтаем, бутылочку разопьем. Или обиделся на меня?
— Да брось ты, обиделся! — отмахнулся Петр. — Все в жизни проще...
Пожимая мне на прощание руку, Петр усмехнулся, подмигнул — вновь как-то многозначительно:
— А согласись, есть у меня подход к твоей старухе.
— Подход есть, — согласился я.
— И всегда был, а вот замуж за меня не пошла. Тебя предпочла. Как думаешь, почему?
— Рылом не вышел, — усмехнулся я.
— Верно, — Петр вдруг погрустнел, и смешинки исчезли из его глаз. — Большинство прекрасного пола в нас, мужиках, породу любит, экстерьер. Остальное не важно...
Слова Петра чем-то задели меня, но я сделал вид, что не обратил на них внимания. Спросил шепотом:
— А что, Яшка этот и впрямь породистая собака?
Петр посмотрел на меня внимательно, усмехнулся как-то странно, покачал отрицательно головой: — Типичная дворняга.
Внук ошарашил бабушку, приведя домой огромную, грязную собаку (рассказ) (Прочитано 1319 раз)