Я женщина, меня не победить, я умею правильно плакать. Не знаю, что действенней – женские слёзы или дихлофос, но боже мой, скольких вершин добилась среднестатистическая женщина – одним лишь умением вовремя заблестеть глазами. У остальных женщин из тяжёлой артиллерии ещё и сиси. Грудь и слёзы – не знаю почему они до сих пор не завоевали мир. Будь у меня грудь, я бы уже давно.
Я женщина, я люблю всё мимолётное. Висюльки на хрустальных люстрах, очень красивые, радужные, как в раю (магазин «Свет», отдел «Люстры», 90-е годы), пушинка от мимозы на чёрном пальто (точь в точь как Маргарита из романа, и пусть каждая баба, купившая мимозу, так думает - начхать), дрожание серёжки в ухе (интересно, он смотрит?), тепло только только завитого локона (запах, запах палёного волоса – запах праздника, запах волнительной сладости), голубая венка на руке пульсирует (у Анджелины Джоли такие-же руки, между прочим, да-да), вялая июльская ромашка за ухом (господи, да поцелуй меня прямо сейчас, дебил, я же специально ромашку за ухо засунула, идиота кусок), брюнет в метро, мучительно, на долю секундочки, напомнил всех мужчин разом и, конечно же, посмотрел (сделал вид, разумеется, что смотрит на карту метро позади меня, но мы-то с вами понимаем), вышла и очень вовремя подставила волосы дующему из туннеля ветру – быть, будто кадр из кино, отдельное умение, передаётся, исключительно, по женской линии – от двоюродной бабки к внучатой племяннице. Хорошо, что уехал. Пусть до вечера проносит мой образ в сердце. Пусть увезёт его в Котельники. Внесёт в свою ипотечную конуру. Поставит на женино трюмо. еще та морковка
. Даже телефона не спросил. Отказала бы, разумеется. Ещё я в метро не знакомилась, пфф. Но всё же, но всё же.
Как-то раз, в ночи, иду в летней тишине района. А пьяный мужик, как завоет: « еще та морковка
, еще та морковка
, еще та морковка
. Я могу стерпеть всё, но я ненавижу, не-на-ви-жу стук женских копыт!» Бедненький прямо жалко стало. И правда.
Я женщина, я люблю страдать. Я - королева драмы. Графиня боли. Баронесса пиздостраданий. Особенно, когда слушаю Земфиру и иду по Бабушкинской. Грязь, хлябь, хмарь, серо-бежевое всё, до Парижа тысячи километров, мусор вмёрз в лёд, до зарплаты – смятый косарь, к которому прилип прошлогодний мятный леденец. У презервативов вообще - заканчивается срок годности. Под «я искала тебя» так и тянет представлять, как я иду по Каннам, а впереди он. Неслучившийся. Какой-нибудь, из. Я вся такая, в каком-нибудь – тут кусочек шёлка, тут кусочек гипюра, на пальцах всё блестит, на шее всё блестит, но не пошло, а как надо. И вот он. И вот я. «А ты как тут? Очень интересно. Кто бы мог подумать. Подай мне, пожалуйста, бокальчик» «Ты как?» - тут, конечно, особенный взгляд. Фирменный. Называется: «Может да, а может уже и нет, милый мой хороший, догадайся сам». «Да, да, слушаю, конечно. Прости, надо бежать. Давай, как-нибудь… когда-нибудь… (тут снова взгляд), ты так изменился. И такой, и не такой. И волосы седые появились. Красиво.» И пошла, пошла. Походкой раненой пантеры, полётом влюблённой горлицы, колыханием веток ивы в летний полдень. Как раз в это время, на фразе: «ночами, чами, чами» - мама присылает смс: «купи курицу, соль и кофе по акции». Ну, что ж, ну, что ж. Господи, как хочется выйти замуж за старого итальянца и унаследовать всё его состояние, еще та морковка
…
Как-то раз, сосед Серёга, с нижнего этажа, приехал на такси в три ночи домой, вывалился, сел на бордюр и стал скандировать жене: «Су-ка, су-ка, у-мри, сдо-хни». Довела, понятное дело.
Я женщина, я читала Сартра и я боюсь червяков. При виде их, я перепрыгиваю на другую сторону улицы, и потешно морщу носик, если в радиусе нескольких километров есть мужчины. Я говорю слова: «винишко», «котик», «тоналка», «писюн» и «лифон», когда меня слышат только подружки. При мужчине (любом), я выпрямляю спину, машинально накручиваю прядь на палец, понижаю голос до хрипотцы зарубежной певицы Заз, а глаза, напротив – кукольно расширяю. Я женщина, я люблю блестящую пудру. Я – пыльца, конфетти, фиалки, бланманже и заячий хвостик вместо пуховки. Я – полынь-трава, когда грущу. Я – одуванчик, когда мне что-то нужно. Я – чертополох с верблюжьей колючкой, когда мне не пишет тот, кого я люблю целый апрель. Я – мякоть помидора «бычье сердце», когда влюблена. Я – лимонная корка, когда уже разлюбила. Иногда я позволяю себе слабости и пишу губным карандашом гневные послания некому N – ищите в женском туалете всех кинотеатров и рюмочных города. Про остальные слабости знает только зеркало, психотерапевт и подруга (восемнадцать штук), божечки, как хочется взять огнемёт и сжечь к херам их обоих, пойду накрашу глаза и куплю подснежников.
Как-то раз, как-то раз…
Я женщина - я серная кислота с запахом гардении. Я умею одинаково переносить роды, скальпель, горячий воск на лобок, войну и любовь. Я, когда вижу бычок сигарет той же марки, что и курил N в таком-то году, я судорожно думаю, что он где-то рядом. И иду по бычкам. Такое любовное следопытство. А вдруг найду?
Я женщина – в любой ситуации, я и просыпаюсь как женщина – в колготках и серьгах. Причём глаза стёрла, а губы – нет, губы остались чёрными от винишка. Я, когда после 23 часов киношной смены, кто-то храпит в углу, я не сплю, я же женщина. У меня защемило седалищный нерв от сидячей работы, я женщина, потому что. Если три часа поплакать, очень хороши чайные пакетики на опухшие глазницы. Могу послать нахуй. Могу смешать водку с пивом. Могу чай с кофе. Могу снотворное смешать со спирулиной. Могу лимонад с гуашью. Могу Шанель с Монталь. Могу пойти ночью в лес (яблочко разрезать, в него записку с именем, ниточкой обвязать, закопать, тьфу, тьфу, тьфу, хлоп, хлоп, хлоп) ради мужика. Могу не пойти – ради него же. Я могу представлять всех вас, когда стреляю в тире, но мне не хватит банок. Я могу снимать лифчик, не снимая свитера. Я умею завязать черенок вишенки во рту, а также вытерпеть нестерпимое, выдержать не выдерживаемое и простить непростительное. Я могу не дать в глаз, когда очень хочется. А могу и дать. Правда и мне могут дать – я же женщина, тут есть нюанс. В конце концов, я знаю, как блестят заледенелые мужские плевки под луной на полустанке Сухиничи, в три ночи.
Я – раскалённая гильза, на которую накручивали локоны наши прабабки. Я золотая рыбка под ледяной коркой, которой покрылся пруд в парке у дома. Сквозь вечную мерзлоту можно увидеть, как я раскрываю свои рыбьи губы. Это я читаю тебе стихи, любимый. Налейте мне водки, споёмте Лепса. Я могу, к примеру, всё, я же женщина, русская (не совсем) притом, ещё и в кино работаю (в морге, на зоне, в ментовке, в театре – вписать нужное), дайте мне медведя, я его поломаю, просто начав говорить. Или плакать. Или залюблю его нахуй так, что он убежит за реку Амур.
И только фокус с глотанием дымящихся бычков, как умеют зауральские гопники, я пока исполнять не умею. Но обязательно, обязательно научусь.
С праздником, девули.
© Настя Кузнецова
из сети
Я - женщина (Прочитано 994 раз)