Погожим осенним днем 1852 года весь светский Петербург торжественно провожал Ивана Александровича Гончарова в его первое кругосветное путешествие. Сомнений ни у кого не оставалось — человек сошел с ума.Нормальные люди Финский залив-то не всегда переплыть решаются, а этот в открытый океан собрался. Еще вчера без слуги и пуговицы не умел застегнуть и вдруг пожалуйста — кругосветное плавание. Гончарова искренне оплакивали. Он служил в министерстве финансов, обедал в «Hotel de France», написал роман и уж, конечно, не производил впечатления отважного мореплавателя, но никакие доводы, уговоры и страшилки в духе «как вы там будете ходить — качает?» на него не действовали. В итоге, друзья махнули рукой и смирились. В лучшем случае их приятель сопьется. Ну, там же пресной воды в обрез, на корабле один ром поди хлещут.
Иван Александрович легкомысленно посмеивался над нелепыми предрассудками дремучей интеллигенции и потирал ручки в предвкушении отплытия. Все детские мечты одна за другой оживали перед его глазами. В своей жизни он всего добился сам: выбрал образование, окончил университет, поступил на службу. Казалось бы, еще недавно, не имея средств на хороший гардероб, он шел в мае на свидание в теплом ватном пальто, а теперь уж совсем другое дело, теперь он — переводчик департамента внешней торговли, известный писатель, желанный гость литературных гостиных и, наконец, личный секретарь адмирала. Кругосветка — это вам не какой-то паршивый Париж. Индия, Африка, Китай — вот что его ждет!
Когда вся эта эйфория сменилась легкой паникой, отступать было поздно, и вот уже Гончаров на прекрасном фрегате плывет бог знает куда, демонстрируя чудеса беспомощности и бесполезности. Умывается при помощи слуги, книги с полки сам достать не может (ибо они привязаны), в шторм боится промочить ноги. Ему кажется, что если корабль станет на мель, то можно и так доплыть, что каюта похожа на гроб, а команды матросам и вовсе — прелюбопытнейший шум. «Зачем это зовут всех наверх?» — спросил я бежавшего мимо меня мичмана. «Свистят всех наверх, когда есть авральная работа», — сказал он второпях и исчез… «Что это такое авральная работа?» — спросил я другого офицера. «Это когда свистят всех наверх», — отвечал он". А ведь и правда, зачем ему это все, меньше знаешь — крепче спишь, ей-богу.
Морской болезни у Гончарова не оказалось, но от сырости и холода так разболелись зубы, что немного поплавав, погуляв по палубе и внимательно полистав «Историю кораблекрушений» (добрые друзья знали, что в дорожку дать почитать) Гончаров понял, что он на такое не подписывался. Ни о какой кругосветке речи уже не шло, единственное, о чем Иван Александрович мечтал, — это добраться до берега и поскорее вернуться домой. На самом же деле сложилось так, что он плавал более двух с половиной лет. Он перетерпел холодные ветра, африканскую жару, нехватку провизии и пресной воды, вспышку холеры, тоску по дому, в конце концов.
Когда их фрегат причалил к японским берегам, стало ясно — обратной дороги судно не выдержит, настолько корабль был убит штормами и ураганами. И после этого кто-то еще говорит, что Гончаров Обломова списал с себя? Господи, да Обломов и ноги с дивана не спустил бы!
О. Андреева
Погожим осенним днем 1852 года весь светский Петербург торжественно провожал Ива (Прочитано 814 раз)