Поэт Евгений Евтушенко госпитализирован в тяжелом состоянии

[NATALIG]

3

  Поэт Евгений Евтушенко госпитализирован в тяжелом состоянии
21:11   31.03.2017     

Об этом сообщила его супруга Мария Новикова. Подробности произошедшего неизвестны.



Поэта Евгений Евтушенко госпитализировали в США, врачи оценивают его состояние как тяжелое, сообщает телеканал «МИР 24».

«Евгений Александрович госпитализирован в тяжелом состоянии, о подробностях говорить пока не могу», — сказала супруга поэта Мария Новикова.

Она также добавила, что это не плановое обследование.

Напомним, 84-летний Евгений Евтушенко является автором более 150 книг, переведенных на многие языки мира.

Поэт родился в 1932 году на станции Зима Иркутской области в семье геолога Александра Гангнуса. Первое стихотворение опубликовал в 1949 году. В 1991 году поэт вместе с семьей уехал в Соединенные Штаты преподавать в университете города Талса. Там он и живет по сей день.

[Zvezda]

Как жаль....увы, возраст. Живи поэт!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

[Zvezda]

Разве же можно,
               чтоб всё это длилось?
Это какая-то несправедливость...
Где и когда это сделалось модным:
"Живым - равнодушье,
                    внимание - мёртвым?"
Люди сутулятся,
               выпивают.
Люди один за другим
                   выбывают,
и произносятся
              для истории
нежные речи о них -
                    в крематории...
Что Маяковского жизни лишило?
Что револьвер ему в руки вложило?
Ему бы -
         при всём его голосе,
                             внешности -
дать бы при жизни
                 хоть чуточку нежности.
Люди живые -
             они утруждают.
Нежностью
         только за смерть награждают.

[Галчонок]

ОЛЬХОВАЯ СЕРЕЖКА
                 

Уронит ли ветер
          в ладони сережку ольховую,
начнет ли кукушка
          сквозь крик поездов куковать,
задумаюсь вновь,
          и, как нанятый, жизнь истолковываю
и вновь прихожу
          к невозможности истолковать.
Себя низвести
          до пылиночки в звездной туманности,
конечно, старо,
          но поддельных величий умней,
и нет униженья
          в осознанной собственной малости -
величие жизни
          печально осознанно в ней.
Сережка ольховая,
          легкая, будто пуховая,
но сдунешь ее -
          все окажется в мире не так,
а, видимо, жизнь
          не такая уж вещь пустяковая,
когда в ней ничто
          не похоже на просто пустяк.
Сережка ольховая
          выше любого пророчества.
Тот станет другим,
          кто тихонько ее разломил.
Пусть нам не дано
          изменить все немедля, как хочется,-
когда изменяемся мы,
          изменяется мир.
И мы переходим
          в какое-то новое качество
и вдаль отплываем
          к неведомой новой земле,
и не замечаем,
          что начали странно покачиваться
на новой воде
          и совсем на другом корабле.
Когда возникает
          беззвездное чувство отчаленности
от тех берегов,
          где рассветы с надеждой встречал,
мой милый товарищ,
          ей-богу, не надо отчаиваться -
поверь в неизвестный,
          пугающе черный причал.
Не страшно вблизи
          то, что часто пугает нас издали.
Там тоже глаза, голоса,
          огоньки сигарет.
Немножко обвыкнешь,
          и скрип этой призрачной пристани
расскажет тебе,
          что единственной пристани нет.
Яснеет душа,
          переменами неозлобимая.
Друзей, не понявших
          и даже предавших,- прости.
Прости и пойми,
          если даже разлюбит любимая,
сережкой ольховой
          с ладони ее отпусти.
И пристани новой не верь,
          если станет прилипчивой.
Призванье твое -
          беспричальная дальняя даль.
С шурупов сорвись,
          если станешь привычно привинченный,
и снова отчаль
          и плыви по другую печаль.
Пускай говорят:
          «Ну когда он и впрямь образумится!»
А ты не волнуйся -
          всех сразу нельзя ублажить.
Презренный резон:
          «Все уляжется, все образуется...»
Когда образуется все -
          то и незачем жить.
И необъяснимое -
          это совсем не бессмыслица.
Все переоценки
          нимало смущать не должны,-
ведь жизни цена
          не понизится
                    и не повысится -
она неизменна тому,
          чему нету цены.
С чего это я?
          Да с того, что одна бестолковая
кукушка-болтушка
          мне долгую жизнь ворожит.
С чего это я?
          Да с того, что сережка ольховая
лежит на ладони и,
          словно живая,
                    дрожит...
1975
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО "ХГС" 1995.

[Zvezda]

Со мною вот что происходит:
ко мне мой старый друг не ходит,
а ходят в мелкой суете
разнообразные не те.
И он
    не с теми ходит где-то
и тоже понимает это,
и наш раздор необъясним,
и оба мучаемся с ним.
Со мною вот что происходит:
совсем не та ко мне приходит,
мне руки на плечи кладёт
и у другой меня крадёт.
А той -
        скажите, бога ради,
кому на плечи руки класть?
Та,
   у которой я украден,
в отместку тоже станет красть.
Не сразу этим же ответит,
а будет жить с собой в борьбе
и неосознанно наметит
кого-то дальнего себе.
О, сколько нервных
                  и недужных,
ненужных связей,
                дружб ненужных!
Во мне уже осатанённость!
О, кто-нибудь,
              приди,
                    нарушь
чужих людей
           соединённость
и разобщённость
               близких душ!

[bagira]

Смеялись люди за стеной,
а я глядел на эту стену
с душой, как с девочкой больной
в руках, пустевших постепенно.

Смеялись люди за стеной.
Они как будто издевались.
Они смеялись надо мной,
и как бессовестно смеялись!

На самом деле там, в гостях,
устав кружиться по паркету,
они смеялись просто так,—
не надо мной и не над кем-то.

Смеялись люди за стеной,
себя вином подогревали,
и обо мне с моей больной,
смеясь, и не подозревали.

Смеялись люди... Сколько раз
я тоже, тоже так смеялся,
а за стеною кто-то гас
и с этим горестно смирялся!

И думал он, бедой гоним
и ей почти уже сдаваясь,
что это я смеюсь над ним
и, может, даже издеваюсь.

Да, так устроен шар земной,
и так устроен будет вечно:
рыдает кто-то за стеной,
когда смеемся мы беспечно.

Но так устроен мир земной
и тем вовек неувядаем:
смеется кто-то за стеной,
когда мы чуть ли не рыдаем.

И не прими на душу грех,
когда ты мрачный и разбитый,
там, за стеною, чей-то смех
сочесть завистливо обидой.

Как равновесье — бытие.
В нем зависть — самооскорбленье.
Ведь за несчастие твое
чужое счастье — искупленье.

Желай, чтоб в час последний твой,
когда замрут глаза, смыкаясь,
смеялись люди за стеной,
смеялись, все-таки смеялись!