Навье (повтор
)
В последнее время я плохо сплю по ночам. Чувствую, как призрак из далекого прошлого подбирается все ближе и ближе. Краем глаза я стал замечать, как в темных углах шевелятся тени. И шепот, это противное навязчивое бормотание; оно звучит в доме уже почти круглые сутки, но особенно отчетливо — в темный предрассветный час. Моя бедная жена не находит себе места. За этот месяц она будто бы постарела на несколько лет. Умоляет бросить все, уехать отсюда как можно дальше. Но я упрям. И что-то подсказывает мне, что от этой напасти не убежать, не скрыться. Как бы то ни было, я хочу поведать свою небольшую историю.
Случилось мне в начале лихих девяностых одно время обретаться в небольшом поселке на северном Урале. Назывался он как-то в исконно советском духе, Ленинский или Октябрьский, уже и не упомню. Поселок был городского типа, с одной стороны примыкал к местному райцентру, а с противоположной — касался вековечного дремучего леса, простирающегося на сотни километров на север и восток. На краю того леса стояла военная часть, в лучшие свои годы служившая одним из столпов противовоздушной обороны почившего Союза, а ныне почти полностью покинутая и использующаяся в качестве какого-то склада. Личного состава при ней было человек пятнадцать — командир с парочкой офицеров и прикомандированные к части солдаты-срочники для охраны и ведения различных хозяйственных работ.
Командиром части тогда служил отец моей жены, старый полковник. Редкой, замечательной породы он был человек — пока все, кто имел хоть даже самую мелкую власть, окрыленные эйфорией от краха социалистического колосса, «приватизировали» все, что можно и что нельзя, старик просто выполнял свой долг — охранял вверенное ему военное имущество, не воровал сам и не позволял другим. Такие до последнего вздоха помнят, что значит слово «честь». Собственно, жили мы с женой тогда как раз у него — в добротном двухэтажном доме на краю поселка. Старик приходил домой далеко не каждый день, часто ночуя прямо в части, а если и заявлялся, то обычно ближе к ночи.
Однажды, в конце мая 93-го года, полковник неожиданно приехал домой утром часов в восемь. Он был до крайности взволнован и озабочен, искал какие-то документы и делал много телефонных звонков. Сквозь закрытую дверь его «кабинета» было слышно, как он дрожащим голосом, то и дело срываясь на крик, объяснял что-то неведомым собеседникам. Наконец, очень громко послав оппонентов на три буквы и бросив трубку, он вышел из комнаты с кипой бумаг и направился было к выходу, но я успел его перехватить.
— Петр Саныч, все в порядке? Стряслось что? — спросил я у него.
— Да полкараула пропало, пять человек, с АКСами, — горько махнул рукой он. — Ночью по тревоге куда-то подорвались, кто в караулке был, да и исчезли с концом. С третьего и первого постов ничего не видели, не слышали. Со второго часовой сам пропал. В округ пока не звоним.
— Блин, дела. Могу я помочь? — сначала я хотел было пошутить про затянувшийся поход за водкой, но, взглянув на мрачное выражение лица старика, передумал.
— Помочь? Да чем ты, Вовка, поможешь? Я всем «соседям» уже звонил, просил людей на поиски — хоть бы кто отозвался. У всех же «служба», мать их. Зато как надо в Округ, так сразу ко мне на поклон с шампанским — скажите, мол, за меня словечко. Тьфу, — сплюнул он через порог. — Придется самим, в полтора рыла по всему огромному лесу ползать.
— Петр Саныч, я мужиков вмиг соберу. Все же по домам нынче сидят.
— Спасибо, Вова. Будет очень кстати, — старик хмуро улыбнулся. — Только умолчи про масштабы, уж будь добр.
Полковник хлопнул дверью и направился к ждущему его «УАЗику».
Надо сказать, я был обязан старику — ведь он без раздумий приютил нас с женой, бежавших от опасного хаоса и голодной неопределенности большого города. Он не дал нам опуститься, подняв связи и устроив на какую-никакую работу. Хоть мне и жутко не хотелось лазить по лесу, пользующемуся среди местных дурной славой, через четыре часа я в компании пяти человек (все — безработные и злоупотребляющие «беленькой», мои знакомые и приятели) стоял у караульного поста, с которого ночью все и началось. Здесь же находились и все оставшиеся военные. Командир части давал краткий инструктаж.
— Пойдем веером от части, если что, сразу докладываться по рации. По три человека. Петренко — в сторону реки.
— Есть, — ответил грузный капитан, стоящий под вышкой и мрачно смотрящий на негостеприимный лес.
— Лейтенант Василевский — на запад. Я — в сторону города. А вы, мужики, прогуляйтесь на север, с меня ящик «хорошей».
— Хрена я в Могильник сунусь, гражданин начальник. У меня тетка там пропала года два тому назад, — возмутился мой приятель Толик, работавший некогда в поселковом клубе и посему знавший много местных легенд и сплетен. — Места там больно нехорошие, вам любой человек здесь скажет.
Надо сказать, что Могильником называлась у местных глухая чащоба километрах в десяти в глубине леса, приметная тем, что в ней много мертвых деревьев, а еще там якобы часто видели блуждающие огни, да и любую пропажу людей местные списывали на это нехорошее место. Почему чаща так называлась и откуда это пошло, никто уже и не помнил, но определенно одно — еще деды нынешних стариков знали про дурное место и рекомендовали обходить его стороной. А однажды, на заре эпохи социализма, в эти места даже была организована какая-то научная экспедиция, но уехала она вроде как ни с чем.
— Я понимаю. Но людей искать надо. Вы до Могильника просто не ходите, Анатолий. Будем надеяться, что они если пошли на север, то не ушли так далеко.
Полковник, много повидавший на своем веку, не верил в «тонкий мир» и его проявления, и поэтому его внезапное согласие с Толиком заставило меня почувствовать себя несколько неуютно.
— Хорошо, людей как-никак жалко. До Могильника — и обратно, — сказал Толик.
— Спасибо. И будьте осторожны — мало ли, времена нынче неспокойные. Вполне возможна диверсия.
На том и порешили. Один из солдат раздал тяжелые черные рации, по одной на группу. Проверив связь и пожелав друг другу удачи, все разошлись по своим направлениям, условившись вернуться до темноты.
Километра три мы прошли вшестером. Не найдя ничего интересного, решили разделиться. Группа Толика должна была сделать «крюк» на запад и прийти к юго-западной границе нехорошей чащи, а мы, соответственно, к юго-восточной. Прошли еще несколько километров с нулевыми результатами. В тот момент мне даже нравилась наша вынужденная прогулка по лесу — май, ласковое солнце пробивается сквозь ветви деревьев, даря нам свое тепло, звуками выдают своё присутствие невидимые обитатели леса — то заведет свою песенку какая-нибудь птица, то зашуршит кустарником хитрый лис или засопит недовольно в траве еж... Идиллия, одним словом.
Еще пара километров на север. Начали появляться первые сухие деревья, выдавая приближение Могильника. Решили сделать привал. Гриша, один из моих напарников, отошел к кустам, чтобы справить нужду. Я сел на поваленный ствол и начал разворачивать бутерброд, сделанный заботливой женой.
— МУЖИКИ, МУЖИКИ! СЮДА! — завопил Гриша так, что я уронил бутерброд наземь. — НАШЕЛ!
Мы вскочили и с волнением побежали к нему. Гриша показал на невысокий куст, на котором висела солдатская коричневая фляжка. Приятная прогулка закончилась, дело приобретало неприятный оборот. Они были здесь — на самой границе «запретной зоны». Тогда я еще не слышал про «закон Мерфи», но на ум пришла схожая мысль. Все худшее обязательное рано или поздно случается. Надо было сказать остальным, что мы нашли зацепку и что искать стоит на севере.
— Прием, прием. Как слышно? — взывал я к товарищам посредством рации. Безуспешно. После нескольких попыток я неизменно слышал шипение рации. Слишком далеко, наверное. Надо было возвращаться обратно и сказать всем, чтобы начать совместные поиски уже завтра, если солдаты так и не объявятся. Да и приближение вечера уже чувствовалось.
Мы шли обратно. И тут начало смеркаться прямо на глазах. Ну, то есть еще минуту назад светило солнце, а сейчас уже наступили сумерки. И это в мае! Наверное, мы слишком устали и потеряли счет времени. «Такими темпами через несколько минут будет уже ночь», — невесело подумал я. И, как будто услышав мои мысли, тьма не заставила себя ждать, опустившись на наши головы. Мы были застигнуты врасплох — одни во тьме посреди глухого леса.
Делать нечего — мы хмуро побрели в сторону части, да и глаза спустя несколько минут привыкли к темноте. Невесело шутили, то и дело спотыкаясь о корни деревьев. Меня не покидало чувство неестественности происходящего, но я не рискнул заговорить об этом: по лицам товарищей и так видно было, что они думают о том же самом, и накалять обстановку не было смысла — мы и так были на нервах.
И тут началось то, что лучше не вспоминать перед сном. Краем глаза я заметил какое-то движение меж двух ближайших деревьев сбоку. Мы повернулись. Не помню, кто закричал первым — я или кто-то другой. Меж деревьев было нечто бесформенное, отдаленно напоминающее силуэт человека в балахоне, но как бы состоящее из клубящейся тьмы. Знаете, как в свете ночного фонаря двигается мотылек — неясно, размыто и как бы «дергано»? Вот так же двигалось и оно, и двигалось к нам. Двигалось тихо, без звука. Эта штука, это видение — оно как будто источало какую-то неземную, могильную жуть. Стало тошно, по щекам покатились слезы, захотелось лечь и умереть, все потеряло смысл. В мире не осталось места ничему светлому, доброму и вселяющему надежду. Казалось, что это был конец.
Но, к счастью, сработал самый замечательный и полезный спасительный механизм — страх. В панике мы бросились врассыпную. Помню, что я бежал без оглядки, бежал, куда глаза глядят. Помню, что выдохшись, спрятался под корнями огромного дерева. Я сидел и жадно глотал воздух, вне себя от ужаса. Я пытался дышать как можно реже, стараясь не шуметь. Затих и забился под земляной холмик так глубоко, как это было возможно. Тишина. Шли минуты (или, может, быть, часы?). И тут я услышал далекий, протяжный человеческий крик, полный боли и отчаяния. Послышался какой-то шорох в кустах. Ужас с новой силой захлестнул меня, я сорвался с места и побежал куда-то.
Дальше как в тумане. Бегу, перепрыгивая коварные древесные корни. Стоит мне запнуться, оступиться — и меня настигнет что-то жуткое, что-то, сулящее страшный и неестественный конец. Вокруг все больше мертвых, сухих деревьев. Безмолвный ужас почти наступает на пятки. Но тут я увидел огоньки. Они блуждали где-то за деревьями, на самой периферии зрения. Плясали похоронный танец, двигаясь в каком-то жутком ритме. Кажется, меня вырвало прямо на бегу. Я все бежал, а огни все танцевали. Только вперед, лишь бы не останавливаться… Впереди замаячил какой-то холм. Я уцепился за его образ, как за спасительную соломинку. Побежал к нему. Вот уже я почти у самого его подножия… В замедленном темпе увидел перед собой какой-то темный провал. Яма? Овраг? За ту секунду, пока я осмысливал это, мою тело взлетело в бессмысленном рывке в попытке перепрыгнуть это слишком поздно осмысленное препятствие… И вот я лечу вниз.
Конец, с каким-то облегчением подумал я в ту секунду. И провалился в бездну небытия.
Когда я очнулся, было очень холодно. Я лежал на какой-то гладкой поверхности в чем-то мокром и липком. Не мог вспомнить, где я и что происходит. Попытался встать, но тело отозвалось резкой болью. Попытался еще раз, безуспешно. Пока оставил попытки. Начал осматриваться; постепенно глаза привыкли к темноте. Сверху, сквозь дыру в потолке какого-то каменного сооружения, было видно ночное небо. Из «крыши», подобно зубам, торчали гнилые деревянные балки. Я провалился в какую-то могилу, в курган!
С ужасным открытием пришло и понимание происходящего. Я тихонько заплакал, а через минуту снова провалился во тьму.
Вынырнул из омута забытья я уже ближе к рассвету. Серый мягкий свет освещал окружающее пространство гораздо лучше лунного. Где-то сверху робко защебетала птица. Я снова попытался осмотреться. Коридор, длинный каменный коридор. Со множеством боковых ходов. На полу грязь, листья и мелкие кости животных. В стенах то и дело зияли какие-то углубления ромбовидной формы. Вдоль коридора кое-где был сломан «потолок», впуская неяркий свет и освещая отдельные участки. Слева был глухой завал.
В дыру сверху не вылезти, слишком уж высоко. Остается только искать выход из Могильника (так вот почему это место так назвали, с мрачным удовлетворением подумал я). Ощупал голову, обнаружил здоровенную шишку на лбу. Голова сильно болела. Болела и левая нога, но перелома вроде как не было. С трудом встал, и опираясь на стену, двинулся к ближайшему источнику света.
Коридор был очень длинным. Из темных провалов дул теплый, спертый воздушный поток. А еще оттуда пахло угрозой. Но я был настолько изможден, что страху просто не осталось места, были лишь какой-то фатализм и безразличие. Хуже уже не будет, думалось мне. Перевел дух у маленькой дырки в потолке. До следующей было далеко, метров сто, и под ней… что-то было? Я не мог толком различить. Интуиция вспыхнула красным светом, снова начала накатывать жуть. Но делать нечего — сзади тупик. По мере приближения все отчетливее становились очертания объекта. Это была тонкая и неподвижная фигура, сидящая на каком-то подобии каменной скамейки под самым провалом, хорошо освещенная. Я замер, не в силах двинуться и молясь всем богам, чтобы это была всего лишь статуя или мертвый, истлевший скелет. Прошло несколько минут, фигура не двигалась. Осторожно, держась за стену, я подошел поближе. Фигура была одета в истлевший белесый балахон. На голове была почерневшая от времени деревянная маска необычайно искусной работы, вся в резьбе и причудливых завитках. На месте глаз были два черных провала. На коленях лежали белые костяшки кистей. И все-таки это всего лишь труп, с облегчением подумалось мне. Я невольно залюбовался маской, так она была красива в сером неуверенном свете.
Внезапно вспышка боли рассекла мое сознание подобно молнии, начинаясь в поврежденной ноге и отдаваясь по всему телу. От неожиданности я вскрикнул, и крик мой гулким эхом отдался в коридоре, умножаясь и искажаясь. Шума я наделал изрядно, и если тут был кто-то кроме меня, он тут же узнал об этом. Я замер в ужасе, не в силах пошевелится. Смотрел на маску, просто не мог оторвать взгляд. Она… притягивала.
И тут ее обладатель поднял на меня взгляд, дернув головой и уставившись в меня пустыми провалами глазниц. Поднял так неестественно резко, что я даже не успел испугаться. Вперился в меня невидимым взглядом. От ужаса у меня потекли слезы и застучали зубы. Я был парализован страхом, мыслей в голове не осталось, была только тьма этих бездонных глазниц. Шли мгновения, а мы все смотрели друг на друга, живой человек и навье, пришедшее из ужасных, липких кошмаров. Смотрели и не двигались. Почему он не убьет меня, не пожрет мою душу? Чего ждет? Казалось, что игра в гляделки с древним ужасом будет длиться вечно, и я обречен стать таким же как он, истлевшим призраком прошлого. Но тут ужасное безмолвие было прервано гулким звуком из глубин кургана. В глубине как будто упало на каменный пол что-то металлическое, звонко отозвавшись эхом в окрестных коридорах. И тут навье пошевелилось второй раз, повернув голову на источник звука. Его взгляд на мгновение отпустил меня, и я страшно закричал. Поток теплого воздуха из глубин принес аромат тлена. Я услышал тихий шепот. Вспомнилась сущность, чуть не погубившая меня в лесу.
В следующие мгновения все происходило очень стремительно. Призрак снова повернул голову-маску ко мне, схватил меня за руку, а второй резко указал на один из пяти ближайших проходов. Ужас отпустил, я вырвался и что есть сил побежал туда, куда указывала мертвая рука. Какой-то голос внутри говорил мне, что так надо. Коридор шел под небольшим уклоном вверх, и воздух в нем был свежее, чем внизу. Пробегая вверх, я отстранённо отметил, что в расширении коридора на одном из каменных столов аккуратно лежали пять автоматов, а рядом с ними покоились тронутые ржавчиной тусклые клинки. Над столом было что-то вроде истлевшего гобелена.
Вверх! Показался тусклый свет, дохнуло утренней свежестью. Еще несколько мгновений, и я был на свободе. Восходило солнце.
Меня нашли через несколько часов где-то на границе Могильника. Говорят, я смеялся и все упоминал какого-то ангела-хранителя. Двух моих друзей, бывших со мной, так и не нашли. Моему рассказу поверили почему-то сразу и безоговорочно, свернув поиски. Поклялись никому не рассказывать о произошедшем.
Дальше были два года психиатрической больницы. Ночные кошмары. Освобождение. Обычная человеческая жизнь, с ее радостями и горестями. Двадцать самых обычных лет.
Сейчас май 2013 года — ровно двадцать лет с момента тех событий. Пока я писал этот текст, шепот стал громче. Едва ощутимо пахнет тленом. Утром на полу спальни я обнаружил землю. Тени перестали стесняться меня и зажили своей жизнью. Тогда, двадцать лет назад, я оставил в том кургане свою кровь. Долго же ты меня искал, жадно, со свистом всасывая в мертвый череп ночной воздух, пытаясь уловить тот самый волнующий аромат. Но я не боюсь тебя, ночной морок. Нет, уже нет.
ОбоиАвтор: olqa.weles
Года два назад мы зимним вечерком засиделись с подругой под винцо. Время пролетело незаметно, и весь транспорт мы пропустили. Но домой она упорно собиралась, вот и пришлось поймать такси, предварительно поглядев в глаза водителю (и на номер, естественно), а также взяв с подруги обещание позвонить, как только она доберется до места.
Дома я быстренько заснула, и вот через час где-то будит меня ее звонок. Сообщает, что добралась хорошо и рассказывает следующее. Когда они ехали через центр города (а живем мы в Питере), водитель ее спросил, верит ли она в привидений. Она ответила отрицательно. А он помолчал и выдал: «А я вот и не знаю, после одного случая». И рассказал, что, будучи студентом, снимал он комнату в одном из старых домов. Типичный такой дом, будто из Петербурга Достоевского. Все там было — и пропахший мочой двор-колодец, и коммуналки с бесконечно длинными коридорами и множеством комнат. В общем-то, прожил он там недолгое время и ничего его не тревожило и не пугало. Но один раз ночью приснился ему сон. Реалистичный, гадкий какой-то и тягучий.
Снилась ему комната, которую он снимал. И во сне, что примечательно, не было никаких искажений — все в ней было так обставлено, как и наяву. А он будто лежит на кровати с открытыми глазами, в комнате горит свет, но он там не один. Ходит по комнате парень в какой-то странной одежде, будто в сюртуке, черноволосый, бородатый. Трогает книги на столе, открывает шкаф, перебирает вещи студента, ходит… А тот лежит на кровати, и ему почему-то неприятно, тоскливо, он очень хочет проснуться, но в этом своем сне даже шевельнуться или взгляд отвести не может. А тем временем бородатый все его вещи пересмотрел-перетрогал и подходит к кровати. Подходит, садится на стул, который всегда там стоял, и начинает смотреть на студента тяжелым неотрывным взглядом. И все это в тишине. А потом вдруг резко срывается со стула, подходит к стене и, смотря студенту прямо в глаза своим каменным взглядом, начинает скрести ногтями обои, все быстрее и быстрее перебирая руками. И звуки от этого такие пакостные: «шр-шр-шр-шр…».
В этот момент парень проснулся. Он не видел ни следов ногтей на обоях, ни черных пятен на потолке. Но все же как-то ему не по себе с тех пор там было, и он подыскал себе другое жилье, подальше от исторического центра. И вот когда он уже съезжал, выглянула из другой комнаты бабуля-соседка и спросила его: «Ну что, он и тебя выгнал?». Он попытался сделать недоуменное лицо, но, видимо, плохо получилось, потому что бабуля, пращуры которой жили в этой квартире еще с постройки дома, пояснила: «Парень. Повешенный. Почитай сто лет назад от несчастной любви в этой комнате в петлю влез. С тех пор и жильцы меняются чередой. Не терпит он других хозяев, сердится».
УтопленницаАвтор: Марьяна Романова
Однажды компания студентов из Ярославля наметила пикник с шашлыками. Подтекст мероприятия был формообразующим. Главному его организатору, третьекурснику Семенову, весь последний семестр нравилась первокурсница Алина, девушка крутобедрая, в полной мере осознающая свою красоту и довольно надменная. Во всяком случае, когда Семенов однажды пригласил ее в кафе, Алина посмотрела ему прямо в глаза и ответила: «хм», — причем эта хамоватая лаконичность могла нести в себе какой угодно смысл: от «с какой стати я должна идти непонятно куда и с кем попало» до «у тебя есть шанс, если темп замедлишь».
Вот Семенов и придумал — собрать небольшую веселую компанию, пригласить ее подруг, своих друзей, купить вина и мяса. С одной стороны, не свидание, с другой — есть шанс уснуть рядом в палатке, а там чем черт не шутит.
Собирались весело, кто-то взял гитару, кто-то — трехлитровую банку коньячного спирта, кто-то выпросил у отца автомобиль. Планов было много — петь шансон, жарить кур и всю ночь рассказывать страшные истории.
С погодой не повезло — с самого утра небо заволокло низкими мутноватыми облаками, к полудню начал моросить дождь. Но если тебе еще не исполнилось и двадцати пяти, угроза промочить ноги не значит ничего по сравнению с перспективой всю ночь смеяться с друзьями у костра.
Место выбрал Семен — когда-то эту поляну, в трех часах езды от города, показал ему отец. Рядом — лес, старые ели с мохнатыми темными ветками, неподалеку — крошечная деревенька с покосившимися бревенчатыми домами, небольшая полуразвалившаяся церквушка и старое кладбище.
Добрались быстро, разбили палатки, достали кастрюли с замаринованным мясом, и вдруг выяснилось, что никто не подумал о дровах. Семенов легкомысленно решил — лес же рядом, можно веток сухих наломать. Кто же знал, что моросящий дождь перейдет в серый ливень стеной.
В итоге все сидели в палатке, угрюмо нахохлившись, и кто-то из девчонок даже предложил вернуться, но тут выяснилось, что их единственный водитель уже успел глотнуть коньячного спирта. Пытались шутить и онемевшими от холода пальцами перебирать гитарные струны. Алина выглядела сердитой и на Семенова смотрела так, что мечты о сне в обнимку развеивались на глазах, как мираж.
Семенов понял, что, если он немедленно что-то не придумает, быть беде.
Он надвинул на лицо капюшон, положил во внутренний карман миниатюрный складной топорик, плотнее запахнул ветровку и, бросив друзьям: «Я сейчас!», выбрался из палатки. У него был план: добежать до деревни, попросить дров и теплый плед для Алины, вернуться победителем и получить в награду то, что большинство европейских сказок обещает за спасение принцессы.
Путь лежал через кладбище, которое выглядело заброшенным. За могилами никто не ухаживал — они заросли травой, простые деревянные кресты полусгнили и покосились.
Вдруг Семенов обратил внимание, что одна могила стоит не «в чистом поле», а под деревянным же навесом, тоже полуразвалившимся. Давным-давно кто-то решил защитить последнее ложе любимого человека от ветра и дождя и построил беседку, бесхитростную и неказистую, да, видимо, потом и сам помер. Или переехал куда-то. Семенов подошел ближе. На кресте была табличка «Аглая Тимофеева. Трагически погибла в возрасте восемнадцати лет». И больше ничего — ни портрета, ни дат.
Зачем-то он протянул руку и коснулся посиневшими от холода пальцами креста. Тот был сухим. Сухое дерево. И деревня далеко. Зато совсем близко — красивая замерзшая Алина и кастрюля с мясом. Раздумывал Семенов недолго. С одной стороны, ему было не по себе. Срубить крест с могилы — это все-таки не бранное слово на заборе написать. С другой — он воспитывался в атеистической семье, а еще обладал талантом быстро договариваться с собственной совестью. Мертвые — они живут в сердце, подумал Семенов. А если так, то могилы — это фетишизм. И даже если Бог существует, разве не он привел замерзшего Семенова к единственной сухой деревяшке в округе?
Он достал топорик, замахнулся и коротким точным ударом срубил крест. Потом отделил табличку, накромсал щепок, собрал их в полы. Получилось много.
Когда Семенов вернулся, его встретили аплодисментами, а у Алины (как ему показалось) заблестели глаза. Все начали спрашивать, откуда такое чудо, ведь он отсутствовал не более четверти часа, но Семенов счел благоразумным отшутиться и промолчать.
Шашлык показался им пищей богов. Ко всем вернулось хорошее настроение. Одна только Алина была непривычно молчалива, и Семенов уже готов был записать эту томную меланхолию на свой счет, когда она вдруг вскинула голову и, нахмурившись, сказала:
— Не по себе мне.
— Почему это? — спросил кто-то.
— Сама не пойму… Мне кажется, кто-то там стоит и на нас смотрит. — Она кивнула аккурат в сторону кладбища.
Конечно, все начали ее поддразнивать, кто-то даже надел на голову спальный мешок и утробно завыл, как привидение. А Семенов решил, что этот ее детский страх темноты — отличная возможность для нового тактического хода. Он уселся рядом, прошептал «не бойся» в русый завиток на ее виске и приобнял ее за плечо, и она даже не отстранилась, но, к досаде Семенова, в этой податливости не было ни страсти, ни даже тепла.
А следующим утром всю деревню разбудили истошные вопли.
Кричала старуха Потапова, отправившаяся спозаранку за грибами. Едва дойдя до кромки леса, она увидела палатку, а возле нее — красивую девушку, которая лежала прямо на земле и невидяще смотрела в прояснившееся небо. Волосы ее были длинными, мокрыми и спутанными, как у русалки. Не надо было иметь диплом реаниматолога, чтобы понять — девушка мертва.
В палатке обнаружились и другие, всего шесть человек. Все молодые, и у всех спокойные лица, а глаза открытые.
— Нечисть это, нечисть какая-то… — бормотала старуха Потапова, но никто не отнесся к ее словам всерьез.
Вызвали милицию и машину из морга, вечером того же дня провели вскрытие тел, и обнаружилось странное — все шестеро молодых людей утонули. В их легких была вода. При этом пятерых из них нашли в сухой палатке, да и водоемов поблизости не было.
А еще через день старуха Потапова обнаружила, что с кладбища исчез один из крестов. И не просто исчез — был разрублен на куски, только табличка и осталась.
Покоившаяся под толщей заросшей крапивой и лебедой серой земли Аглая Тимофеева, когда-то, в юности, подружкой ее была. Веселая девушка и красивая, была просватана в соседнюю деревню и мечтала родить сына, только вот судьба ее оказалась несчастливой — однажды в мае решила искупаться в еще хволодной Волге, да и утопла. Ногу, наверное, свело.
Табличку старуха подобрала и аккуратно положила на могилку, в изголовье.
КолдунВ те времена, когда бабушка моя была ещё маленькой, жил в их деревне старик. Прочно закрепилась слава колдуна за тем стариком.
Он и непогоду мог насласть, и мор от деревни отвести, и пропавшую скотину найти, и захворавшим помочь. Этого старика уважали, но одновременно и побаивались. Здоровались всегда вежливо, чуть не кланяясь.
Однажды собралась на гуляние молодежь, пошли на околицу. Впереди девчата гурьбой, а за ними, чуть поотстав — парни. Вот идут девчата, орешки щелкают, разнаряженные все, хохочут меж собой. Дошли до дома колдуна, а он на завалинке сидит. Девчата мимо проходят, а он их окликает:
— Чего не здороваетесь-то?
Девчата, смеясь и зубоскаля, прибаутками отвечают:
— Зачем тебе здоровья-то? Помирать пора уж, дед!
Старик промолчал, ничего не ответил.
Парни подошли, поздоровались, прикурить дали деду папироску. А он им и говорит:
— Смотрите, чего сейчас будет.
А перед девчатами разливается непонятно откуда взявшаяся лужа. Они уже и ноги замочили. А потом и вовсе пришлось юбки задирать, чтобы вода не достала.
Вода уж чуть не по пояс им, девчата визжат, а с места сойти не могут. Миг и все пропало. Стоят девки, платья задравши, посреди улицы, а парни со смеху чуть не валяются!
Опозорил их колдун на всю деревню, голым задом заставил сверкать. А всего-то и надо было, вежливость им проявить перед старым человеком!
Заветная тропинкаАвтор: Radmira
«Есть в дикой Нарымской тайге странные места, где путнику в конце дня открывается иной мир... Не сразу. Сначала все привычно и обычно: высокоствольный сосновый древостой сменяется нарядным лиственным лесом; потом, на подходе к гнилому приозерью, начинается темное еловое царство. Дремуч и мрачен старый, бестравный, забуреломленный бор. На нижнем его краю, почти у самого болота, возвышается на бугорке, словно божье благословение, одинокий красавец-кедр. Около него, вдоль валежины, угадывается узкая полустертая тропка, непонятно кем натоптанная — на много километров вокруг, в какую сторону не поди — ни селения, ни зимовья.
И вот приходит ночь — ни черная, ни белая, скорее сумеречная, наполненная клубами ватного тумана. Все вокруг теряет свою дневную трехмерность. Если лечь на хвою и замереть лицом к звездному небу, то как будто замираешь в полусне-полуяви. Вдруг тишина становится живою, тебе уже хочется бежать куда глаза глядят, подальше от ночного неуюта. Предвкушение тайны не радует, а пугает и тревожит. Но место не отпускает, сковывая страхом суставы рук и ног».
Именно такими словами, захлебываясь от восторга, рассказывал мне мой новый знакомый о каком-то месте в тайге. Он отчаянно надеялся, что мне понравится его рассказ, что он меня не разочарует, увлечет. Он горячо просил меня пойти с ним по той тропинке, которая вела от болота в еловую чащу, и посмотреть, что там. Не проняло меня. Ну не хотел я тащиться в такую даль сначала на машине, потом пешкодралом по бурелому.
А через три дня он вернулся...Долго не говорил со мной, не смотрел на меня, а потом как прорвало! Рассказывал сбивчиво, торопясь, заглатывая слова. Он очень хотел услышать от меня о том, что он сбрендил, что он псих, что такого не бывает. Это было бы для него лучшей наградой за пережитое, счастьем, облегчением.
В 6 утра он уже стоял на заветной тропинке. Никто с ним так и не согласился проверить, что там, за еловыми лапами, поэтому он был один. Тропинка была узкой, она изгибалась между елями, как змейка. Было темно, как ночью. Через час с небольшим он вышел на огромную поляну. И не поверил своим глазам! Перед ним было какое-то селение: длинная улица с деревянными высокими заборами и настоящими теремами. Вдоль улицы ходили туда-сюда люди в странной одежде: старорусские рубахи на мужиках, на бабах сарафаны. Пастух гнал коров мимо его застывшей в ступоре фигуры. Машинально он протянул руку и дотронулся до коровы — покачивающийся тугой бок, теплый. Корова недовольно обернулась, пошла дальше. Народ потянулся к большой избе с крестом. Он тоже увязался с ними. Когда высокий дед с длинной седой бородой начал что-то говорить, за руку его кто-то тронул. Обернулся — древняя старушка.
— Всех сгубили, демоны, сгубили, насмерть сгубили. За веру истинную погибли, сгинули...
Старушка вывела его из избы за руку. Стала тыкать во все стороны скрюченным пальцем:
— И Филарет сгинул, и Амвросия они, и сына, Васюшку, не сберегла...Посмотри — нет ничего — молельню сожгли, дома разрушили, а народ — кого за веру в тайгу Нарымскую, а кого и смертию...
Сморгнул — старуха пропала. Вокруг были старые обгорелые бревна, разбросанные в страшном беспорядке. Люди исчезли, деревня пропала. Жидкое, холодное пламя ужаса прокатилось по телу, его как будто парализовало. Стоял и пялился на развалины. Вдруг у правого уха он почувствовал горячее дыхание: «Все сгинули... Амвросий, Филарет, Семен Кривой, и Васюшка мой, Васюшка...» Ноги отпустило, он ломанулся через пепелище к тому месту, где была тропинка. Отмахиваясь от качающихся еловых лап, он мчался, не разбирая дороги...Откуда-то из лесных глубин доносилась человеческая речь — странная, отрывочная, не далекая и не близкая... Слова звучали непривычно, незнакомо, но кто-то сразу переводил их на понятный язык, складывая в странные, незавершенные фразы, словно из древних песен.
«В большом селении на конской гриве проживаем мы...»
«На том увале олени пасутся...»
«Духи исподней стороны около нас ходят...»
И вдруг прорывалось плаксивое: «Васюшку не уберегла!»
В мужские разговоры вплетались женские голоса, детский смех, доносился шорох шагов, лай собак, мычание коров — будто рядом с ним существует другая жизнь, похожая на земную, но с другим предназначением.
К утру посторонние звуки растворились в комарином звоне. Окрестный лес и все вокруг приняло привычный вид. Он вышел на заплетающихся ногах к машине, проплутав по лесу сутки. Дотянул до ближайшей деревни, и там свалился под ноги старику остяку.
Тот остяк и рассказал, что за болотом жили староверы, но «красные демоны» разрушили деревню, потому что люди оказали сопротивление. Многих увели с собой валить лес, а старейшину один демон убил крестом по голове. Одного молодого парня подожгли, старуха кинулась к нему, так и сгорели вместе.
— Знаю, Васюшкой звали... — прошептал горе-исследователь.
Слушать его сбивчивый рассказ было страшно — на дне его глаз полыхал ужас. Вскоре он уехал из тех мест. А я каждый день вижу величественную, темную стену тайги. Кто его знает, может, рассказанное было правдой...
Новогодняя историяПод Новый год мы с компанией решили отдохнуть за городом. Нашли в интернете замечательный домик за городом и сняли его. Перед этим мы с парнем туда поехали, разузнали там все. Договорились с хозяевами про цену и другие мелочи.
31 декабря мы компанией приехали на место. По парам разобрали комнаты, с девчонками накрыли стол и ждали 12 часов ночи. Но праздновать, конечно, начали намного раньше. Все прошло очень здорово, весело и задорно с конкурсами и подарками. В 3 часа ночи парочки разбрелись по своим комнатам.
Около 4 утра меня разбудил странный шум. Неужели ребята празднуют без нас? Тихонько вставая, чтоб не разбудить парня, спустилась вниз в зал, где слышала шум веселья. Когда по лестнице спустилась в зал, то от того, что я увидала зашевелились волосы. В зале был накрыт стол, НО НЕ НАШ и за ним сидели пару ребят. Хоть они и шумели, пили, но лица у них были страшные, серые и уставшие. Я как вкопанная стояла и смотрела на парней, которые выглядели как-то странно…
Один из них повернул свою голову и поплыл ко мне, пальцем показывая на шею. Сразу оговорюсь, я ездила в Иерусалим и всегда ношу с собой талисман, в котором есть немного «святой земли». Он смотрел очень печально, и другие парни тоже на меня обратили внимание и словно завыли. Я долго не думая сняла амулет, разорвала оболочку и бросила эти крохи в призрака.
Клянусь, он засветился и даже улыбнулся. Постепенно исчезли все призраки, и я смогла сделать хоть шаг. Через минуту прибежали ребята стали расспрашивать, что случилось. Я не могла рассказать, потому, что рыдала, как ребенок.
Когда мы уезжали, я осторожно спросила у хозяина или никто не погибал в этом доме. Он сразу стал печальным и рассказал, что тут как раз в Новогоднюю ночь погиб его сын и несколько его друзей. Дом загорелся, ребята, спасаясь, решили через кухню уйти, но в это время взорвался баллон с газом. От них практически ничего не осталось. Даже похоронить, толком не удалось. Потом дом отстроили, но жить в нем не могут, поэтому и сдают.
После рассказа я поняла, что душам просто нужна была земля, чтобы найти покой
Источник:
интернет
Навье (Прочитано 1451 раз)
Похожие темы (5)
