Илюшкин пруд
Гостила у меня на днях подруга детства.
В деревеньке, близ г. Шахтёрск (Украина), наши бабушки были соседками. Оставляемые родителями на попечении у старшего поколения, мы проводили вместе лето и разъезжались по разным городам, с тем чтобы ровно через год встретиться снова. Много воды утекло с тех пор - давно не стало бабушек, их дома, опустев, скучают по временам, когда половицы скрипели под тяжестью шагов, а комнаты то и дело наполнялись голосами гостей. Украина уже совсем не та страна, какой я её помню. Единственное звено, связующее моё настоящее с тем прошлым, не канувшее в Лету – Нина.
Живёт она в Питере, видеться нам удаётся нечасто, перерывы в общении бывают вполне себе продолжительные, но затем, так или иначе, мы возобновляем связь. Вот и в этот раз, будучи в Москве по делам фирмы, Нина исхитрилась выкроить пару дней, дабы меня повидать.
Ну, естественно, рты у нас в эти два дня практически не закрывались. И, как это обычно бывает, обсудив дела нынешние, так сказать, текущие, мы плавно переместились в разговорах к темам прошлого. Про то, как в старших классах куролесили – лягут наши старушки почивать, а мы прошмыгнём потихоньку в окно и бежим к знакомым "колхозным панкам" на свиданку, вкушать прелести первой любви. Про более ранние годы, когда в списке излюбленных забав числилось: дразнить козу Симу, чтобы потом удирать от раззадоренной скотинки, рискуя быть насаженными на острые рога, воровать подсолнухи на никем не охраняемом поле, бегать с ровесниками в «казаки-разбойники», строить в палисаднике халабуду из старых пледов и покрывал на манер индейского типи и обносить бескрайний дедов малинник. Короче говоря, «ностальжи» и тому подобный бабский трёп, в процессе которого я припомнила, как мне показалось, один забавный эпизод.
После третьего года в школе, перескочив через класс, я прибыла на заслуженный отдых почтенной пятиклашкой. Встретила боевую подругу, и каникулы пошли своим чередом. А ближе к завершению лета Нинка, поцапавшись со мной из-за какой-то очередной ерунды - несостыковки во мнениях - стала вероломно гулять с Иркой - ябедой, плаксой и, на минуточку, нашей общей врагиней. Это был удар ниже пояса! Оскорблённая в лучших чувствах, я решила никогда и ни за что не прощать предательницу. Сквозь щель в заборе мне было видно, как новоиспечённые подружки курсируют взад-вперёд по нашей улице, держась за ручки. Ревновала ужасно, но гордость не позволяла первой сделать шаг к примирению. И поэтому всё, что мне оставалось – провожать парочку взором, полным страдальческой муки. С неделю длились мои терзания, а потом Нина перестала выходить. Окольными путями (через бабулю) мне удалось разузнать, что та якобы заболела. Затем, неожиданно для меня, приехала Нинина мама и увезла дочь в город. Ну, и всё, собственно. За год, понятное дело, все обиды выветрились из памяти, и следующим летом мы встретились как ни в чём не бывало.
И вот я, шутя и похохатывая, напомнила Нинке о её тогдашнем коварстве и о своих страданиях по этому поводу, но, заметив, как помрачнело и напряглось её лицо, осеклась на полуслове. Подруга вскочила, схватив со стола сигареты, сделала пару шагов в направлении балкона, нервно срывая с запечатанной пачки обёртку. Первую сигарету сломала, вторую закурила прямо в кухне. Всё это время я ошарашено наблюдала за её действиями, силясь понять, какая муха её укусила, и что, из мною сказанного, могло спровоцировать такую реакцию. Нина была похожа на человека, пытавшегося совладать с внезапным приступом паники. Прикончив сигарету в несколько мощных затяжек, тут же прикурила новую и, сгорбившись на пуфике у балконной двери, начала говорить, отвернув лицо в сторону. Далее со слов Нины от первого лица:
«Тем летом у меня был нервный срыв. По крайней мере, об этом в один голос твердили абсолютно все врачи, к которым меня водили на протяжении шести месяцев после отъезда из деревни. Я просыпалась ночами от собственных криков. Когда это случилось в первый раз, бабушку чуть инфаркт не хватил. Я слышала, как она потом рассказывала маме, что никак не могла меня унять. На слова я не реагировала, визжала, выгибаясь на постели дугой. Отчаявшись меня угомонить, бабушка достала из-за домашнего иконостаса баночку, из которой плеснула мне в лицо святой водой, тогда я мало-помалу стала успокаиваться и вскоре пришла в себя. А утром я была настолько слаба, что без посторонней помощи и ложку супа до рта бы не донесла, впрочем, есть и не хотелось. Не хотелось вообще ничего. Бабушка вызвала маму срочной телеграммой, и было решено возвращать меня в Питер. В городе симптомы пошли по нарастающей - вздрагивала от каждого шороха, не могла сосредоточиться на учёбе, позже появились проблемы с речью - стала заикаться, "глотать" слова. Когда ни одно лечение из всевозможно представленных не помогло, мама раздобыла через каких-то знакомых адрес женщины, про которую говорили, что у неё "лечение нетрадиционными методами". И они с отцом возили меня к ней куда-то в Ленобласть, я смутно помню... Но знаешь - помогло. Испуг она мне выливала, вроде бы так это называется. После этого моё самочувствие быстро пошло на поправку - сон наладился, аппетит вернулся. Позже всё происходившее на протяжении этих месяцев стало казаться мне не более чем дурным сном, который оставляет после себя неприятное послевкусие, исчезающее из памяти в течение дня. О том, что послужило причиной моему заболеванию, я не вспоминала. До сегодняшнего дня. Хотя странно… Неужели такое в принципе можно забыть?
Старый ставок помнишь, его ещё местные за три версты обходили?
Помню. Дрейфующие по поверхности островки изумрудно-зелёной ряски да пара деревянных мостков у воды. Небольшой такой "пятачок", который можно было обойти кругом минут за десять. Некогда на дне водоёма бил подземный ключ, потом он или иссяк, или ушёл куда-то вглубь земных недр. Пруд начал потихоньку цвести, мельчать и попахивать. На моей памяти там никогда не купались, не рыбачили, не полоскали бельё. Потом его и вовсе осушили во избежание заболачивания территории.
В тот день взбрело мне до воды прогуляться и Ирку с собой прихватить. Она, хоть и трусила, что от тётки попадёт за такую самоволку, всё же пошла, поддавшись на мой шантаж, мол, водиться с тобой перестану и всё такое.
Пришли. Сели на мостки, а ноги в воду. И бултыхаем ими, у кого буруны больше подымутся. Увлечённые этим занятием, упустили момент, когда к нам подкралась баб Зина. Помнишь её?
Баб Зина была вроде как местной сумасшедшей. В начале 80-х, в том самом пруду, утонул её единственный сын, десять лет ему было. Утром ушёл с ребятами купаться и уж больше не вернулся. На следующий день нашли тело. Зина, на тот момент довольно молодая ещё женщина, так и не смогла оправиться от своей потери. Ни мужа, ни родных у неё не было, некому было о ней позаботиться, не о ком стало заботиться ей. Запив с горя, она по пьяному делу спалила свой дом. Хорошо, соседи вовремя спохватились, прибежали, залили пожар, не позволив огню перекинуться на соседние дома. Отстраивать жильё заново Зина не стала, а просто перебралась в сарайчик, расположенный на участке недалеко от сгоревшего дома, но чудом не тронутый пламенем. После того случая выпивать прекратила, но, увы, от помрачения рассудка это её не спасло. Я помню, как бродила она по деревне и окрестным посадкам – босая, в криво застёгнутой кофте и юбке набекрень, бурча что-то неразборчивое себе под нос. Детвора её боялась, баб Зина могла, например, неожиданно вклиниться в самый разгар какой-нибудь нашей игры, схватить первого попавшегося ребёнка в охапку и, причитая, голоском плаксивым и тоненьким вопрошать:
- А Илюшка где? С вами Илюшка мой? Где он? А? А? Где? Илюшенька мой, где? С вами он?
И так далее, до тех пор, пока жертве, наконец, не удавалось вырваться. Поэтому, едва завидев на горизонте её щуплую, какую-то несуразную фигурку, каждый из нас старался на максимально возможной скорости ретироваться за пределы баб Зининой досягаемости.
Мы обернулись, лишь услышав её всегдашнее бормотание у себя за спинами. В один миг Ирку как ветром сдуло, только пятки замелькали. Ну, а я же боевая всегда была, хоть и перепугалась до жути, виду не подала, сижу себе дальше. Только позу изменила, чтобы иметь возможность на баб Зину посматривать, что она там поделывает - села вполоборота, закинув одну ногу на мостки. Та - ничего, попыток приблизиться вроде как не предпринимает, стоит чуть поодаль да в кулачок прыскает. Мне это дело надоедать стало, я её и спрашиваю:
- Баб Зин, что вам так весело? Расскажите и мне, что ли, вместе посмеёмся!
Отвечает, давясь смешками:
- А то я, деточка, радуюсь. За Илюшку своего - не скучно ему теперь будет. В до-о-о-мике! Хвать! И в до-о-омике! Ихихихи! Посмеёшься тогда, потешишься.
Ну, думаю, ясно, обычный баб Зинин репертуар. А буквально в следующий момент я почувствовала, что щиколотку мою под водой обхватила чья-то рука. Пальцы. Очень, ну, просто невыносимо холодные пальцы и твёрдые, словно камень. Пытаюсь ногу тащить из воды - не даёт. Я её и так и эдак, тяну к себе обеими руками - ноль эффекта, будто в тиски зажата. Беру секундную паузу, собраться с силами, и тут - рывок, ещё один, вниз, несколько раз и достаточно сильно для того, чтобы я, забыв про всё на свете, заревела в голос. Баб Зина, всё время наблюдавшая за тщетностью попыток высвободить конечность, поддержала мой ор доброй порцией радостного визга. Мелькнула мысль, что ещё секунда, и, окончательно лишившись рассудка, я сама спрыгну в воду, прямиком в объятия этих ледяных ладоней. Ужас от понимания бесповоротности такого поступка захлестнул меня с головой. И тогда, как квашня из кадки, попёр из меня весь ассортимент слов и выражений, которые раньше я произносила исключительно шёпотом, краснея от осознания собственной порочности и опасаясь быть уличённой кем-то из взрослых. Я выплёвывала одно матерное слово за другим, и это слегка притупляло чувство страха. А представив, как со стороны выглядит десятилетняя девочка, гнущая трёхэтажные матерные конструкции, подобно заправскому боцману, я неожиданно разразилась истеричным хохотом, больше напоминающим лошадиное ржание, нежели звуки, издаваемые человеческим существом. Смех выходил из меня вперемешку с матом, икотой и ещё чем-то нечленораздельным. Я смеялась навзрыд, всхлипывая и утирая слёзы, градом катившиеся по щекам. В какой-то из моментов вспышка этого безумия миновала самую яркую из своих стадий, но затем возобновилась с новой силой. В приступе дикого хохота я повалилась спиной на доски мостков.
До меня не сразу дошло, что мёртвая хватка, сжимавшая щиколотку, отступила, и ногу больше ничто не держит. Не веря в собственное счастье, будучи не в силах встать на ноги, я поползла туда, где, соприкасаясь с берегом, проклятый настил заканчивался, думая при этом, что ноги непременно откажутся мне служить, и весь путь до дому мне придётся преодолевать на четвереньках. Но всё это было пустое - ей-богу - так быстро я в жизни ни до, ни после не бегала, ноги едва касались земли. Опомнилась уже дома. Оказалось, сижу в прихожей на сундуке и трясусь как осиновый лист. А бабушка щупает мне лоб и пытается что-то спрашивать. Я с трудом понимаю, что она говорит. Сандалии? Где мои сандалии? "Нет, - говорю, - сандалий, у Илюши остались". Дальнейшие расспросы игнорирую, ибо валюсь на кровать и вырубаюсь. Ну, а дальше ты уже в курсе.
Самое неприятное - едва ли не каждую ночь снилось - будто меня заковали в цепи, я рвусь из них, стараясь освободиться, и вдруг понимаю, это не цепи, а холодные твёрдые пальцы…»
Нина замолчала, глядя в одну точку прямо перед собой. А я не понимала, что мне следует сказать ей сейчас, каких слов она от меня ждёт, да и ждёт ли? Достав из глубин кухонного шкафчика так называемую резервную бутылку водки, я нерешительно обратилась к подруге:
- Нин, для снятия напряжения, может, тяпнем, а? По чуть-чуть?
Девушка с кладбища. Мистическая история.
Автор: Юрий Тихонской.
Целых 2 раза в моей жизни кладбища одаривали меня странными и плохо объяснимыми событиями. Расскажу об одной такой истории, которая произошла со мной в 80-х годах. В ней всё абсолютная правда до последней запятой.
Мне тогда было 20 лет. Как-то раз, я, со своим другом Сашкой стоматологом (студентом на тот момент), отправился вечером в ресторан. События эти происходили летом, в Подмосковье, а точнее, в Сергиевом Посаде(на тот момент в Загорске). Ресторан «Золотое Кольцо», самый большой в городе, увы, оказался полностью заполненным.
– Мест нет, – ответили нам.
В другом, «Севере», – та же история…
Надо заметить, что в то, советское время, попасть в ресторан вечером было не так-то просто. В общем, еле-еле нашлось для нас место только в гостиничном ресторане на окраине города. Он был такой маленький, что вмещал лишь 6 столиков на первом этаже. Не помню точно, как назывался, «Берёзка» или что-то в этом роде. Раньше мы в нём никогда не были.
Мы с Сашкой посещали рестораны с вполне конкретной целью – познакомиться с девушками, на ночь, на неделю, ну, или как получится. Впрочем, почти никогда не везло, ибо наши юные лица красноречиво говорили, что нам нужно от прекрасного пола.
Стоял тёплый августовский вечер. В 23:00 всех гостей ресторана попросили покинуть зал – в советское время все рестораны (по крайней мере, у нас в городе закрывались именно в это время).
Расстроенные неудачей, мы вышли на улицу, проклиная этот ресторан и весь женский пол в придачу. Тут надо пояснить, что тогда за столик сажали 4-х человек. Поэтому мы и ходили вдвоём, в надежде что к нам (или нас) подсадят 2-х симпатичных девушек. Увы, этого никогда не происходило. Как правило, подсаживали парочку – мужа с женой или любовников, а то и вообще мужчин. И, по какой-то непонятной логике, девушек наоборот подсаживали к девушкам. В этой самой «Берёзке» в зале сидело 6х4=24 человека, и одиноких девушек не было вообще. За этот скучный вечер мы не раз оглядели всех присутствующих.
Почему я так подробно об этом? Потому что прямо у ресторана, на выходе, мы познакомились с симпатичной блондинкой. Она одиноко стояла на улице в белом пиджаке и белой юбке в обтяжку – такой вот деловой стиль. Очень быстро выяснилось, что мне с ней по пути, а Сашке наоборот, – в другую сторону. Думаю, тут он мне позавидовал. Тане, так звали девушку, было 30 лет. Это, в мои-то 20, было синонимом мудрости, опыта и даже старости.
Таня уверяла, что сидела в зале, но я точно помню, что ее не было в ресторане. Впрочем, меня это совсем не озадачило. Самое главное, что она была теперь, и я уже предвкушал, как провожу её домой и останусь до утра.
Оказалось, что живёт она в поселке в 20-ти км от города. Я знал, где это (не раз туда ездил за грибами) и естественно предложил проводить.
Пошли по дороге, я её слегка приобнял, что-то рассказывал, шутил. Помню, она говорила, что живёт с мужем, и что он сейчас дома. Конечно, в это я не поверил: кто же от мужа вечером пойдёт в ресторан? Да и какой муж это потерпит? Все шутки сводились к тому, что она меня спрячет в шкафу и т. п.
Незаметно пролетел час, мы давно уже шли по пустырям, миновали болото, какие-то развалины, пустые бараки остались далеко позади, как и весь город – вон, в ночи сияют его огоньки. Выяснить у Тани что-либо о себе мне никак не удавалось: она или не отвечала или отнекивалась, или отшучивалась. Я решил, что, значит, ещё не время – потом сама всё расскажет.
За тот час, пока мы шли по шоссе, нас не обогнала ни одна машина. Надо сказать, частных машин тогда вообще было мало, а посёлок, в который мы держали путь, был вне всяких дорог, т.е. туда вела военная бетонка, которая и в дневное-то время почти всегда была пуста. Да, ездил 4 раза в день автобус, и всё.
Помню, первые признаки беспокойства у меня появились именно тогда. Я прикинул, что если мы за час прошли около 4-5 км, то до места доберёмся, когда будет уже светло, а если дома и правда муж!? Все темы для разговора были исчерпаны и мы шли молча. А когда язык перестаёт болтать, включаются мозги, и я стал обдумывать ситуацию.
Молча мы прошли ещё с полкилометра и показалось кладбище. Прямо перед входом на покосившемся столбе тускло горел фонарь. К моему неудовольствию, Таня молча потянула меня на скамейку, стоящую у входа. Почему я был недоволен? Я рвался к ней домой, в тёплую постель, а она, кажется, никуда и не спешила, хотя до поселка было ещё идти и идти.
Кладбище было большим, городским. Его только недавно закрыли, а новые захоронения проходили на другом. Сели на лавочку. Мне как-то было неспокойно. Нет, не потому что мы на кладбище, а потому что мой план рушился на глазах: девушка сидела на лавочке уже минут 15 и явно не проявляла беспокойства или желания куда-то идти, к тому же стала грустной и молчаливой.
Я подошёл к главным воротам, обхватил ладонями железные прутья и посмотрел через них на белые надгробья. Мои часы показывали ровно полночь. Помню, крикнул ей (она сидела в 20 метрах за моей спиной):
– Вот, смотри! Уже полночь, а на кладбище всё спокойно!..
Таня ничего не ответила, лишь опустила глаза. И тут меня осенило, я интуитивно почувствовал, что она и не собирается никуда отсюда уходить и никакие мои уговоры не подействуют. По правде сказать, мне стало немного не по себе, захотелось скорее вернуться домой. Но как сказать ей, что не пойду дальше? Будет истерика, проклятья и т. п. Плевать, скажу и уйду.
Я так и сделал. На мой монолог, девушка почти никак не отреагировала, разве что слегка усмехнулась.
И вот уже я несусь обратно по пустырям, болотам, мимо развалин ПМК и тёмных бараков. Я почти бегу. Оглянулся лишь однажды – она всё так же сидела под фонарём, вся в белом.
Я не знаю, кто она была, да тогда я и не задавал себе этого вопроса. Задумываться об этом я начал лишь сейчас. Ведь не могла она одна в туфельках пройти 20 км в темноте по лесной дороге. Или она изначально собиралась идти только до кладбища и сидеть на лавочке до утра? Но ночи в конце августа уже холодные, особенно на севере Подмосковья. Нет, тут явно было что-то не так. И в ресторане её не было – это совершенно точно.
Ещё одна странная деталь: в руках у девушки не было сумочки. А в обтягивающем белом костюме не было даже намёка на карманы, – я ведь её обнимал. Получается, у нее не было ни кошелька, ни денег, ни расчёски, ни зеркальца – ничего того, что берет с собой каждая нормальная женщина, выходя на улицу.
Я был тогда атеистом и все эти нестыковки меня не смущали. Если я что-то не понимал, я просто об этом не думал. Гораздо позже, когда я ознакомился с некоторой литературой на тему мистики и сверхъестественного, я обратил внимание на случаи явления покойников живым людям.
Очевидцы рассказывали, что мертвые в этих случаях мало отличались от живых. Они ели, курили и т. д., но, будучи опознаны, как покойники, просто растворялись в воздухе.
Может, кому-то в этой истории покажется больше домыслов и предположений, чем реальных фактов... Ну уж, извините. Зато, она правдива от начала и до конца.
ЗаразныйЧто есть доброта? В ком из нас живёт истинное сострадание? В далёких школьных годах я не задумывался над этим. Я, как и многие ребята в то время, беззаботно окунулся в прелести детства. Носился целыми днями по улицам, выискивая приключения на свою голову или же играл с друзьями во дворе, пока мать с окна не позовёт домой. В подробности, думаю, впадать не стоит - у всех было такое время. Теперь я помню далеко не всё, но один человек остался в моей памяти навсегда.
Он был из тех, кого считали "изгоем". Я спрашивал у вас про сострадание, но не упомянул о жестокости. О той самой жестокости, которая присуща толпе, состоящей из несовершеннолетних детей. Я мало что знал о его семье, но, видно, он был не особо ей нужен. Этакий вечно грязный "замухрышка", одним только своим видом при появлении на людях, вызывал шквал оскорблений, тычков, пинков и насмешек в свою сторону.
Так и ходил с нами, словно не замечая, что его все ненавидят. Окончательно свихнувшимся "чудиком" его стали считать после того, как он своими руками похоронил только что сбитую, какую-то бродячую собаку. Как сейчас помню - сидит он на коленях прямо в парке и руками землю роет, периодически поглаживая труп собаки да приговаривая себе под нос: "Что же вы? Похоронить же надо... надо похоронить". Толпа детей смеётся в голос, наблюдая за происходящим. Кто-то выкрикивает: "Теперь он заразный, его вообще трогать нельзя!" После такого заявления все дружно отодвинулись от него на пару метров...
Так и пошло: "Смотрите, заразный опять собаку тащит". А он тащил... всё хоронил их и хоронил. Тогда шёл жёсткий отстрел бродячих собак. Стреляли метко, иногда даже посреди белого дня, но вот трупы почему-то убирали не всегда. Шли года, мы взрослели. Конечно, многое поменялось. Не изменился только "заразный". Так и ходил, вечно грязным и никому не нужным. Так и хоронил всех мёртвых собак своими руками.
А в один день пошёл слух, что несколько пьяных подростков пытались проучить "замухрышку". Поймали прямо во дворе и избивать стали. Да только вот неизвестно откуда взявшаяся свора собак помешала этому. В итоге несколько человек с многочисленными ранами и признаками "бешенства" оказались в больнице. Чуть позже один из этих парней умер от какого-то осложнения.
Во дворе стояла патрульная машина. Несколько человек в форме пытались разнять двух дерущихся, прямо посреди белого дня, людей. Как выяснилось позже - одним из них был отец "заразного". В отличие от своего сына, выглядел он совершенно нормально, что меня немало удивило. Я полагал, что он не из неблагополучной семьи и никогда не задумывался, что именно этот дяденька, которого я часто видел - его отец.
Другим драчуном оказался отец погибшего парня. Он отчаянно пытался ударить своего противника, выкрикивая брань в его адрес: "Это из-за твоего животного погиб мой сын! Это ты его таким сделал!". В ответ отец всеми известного "изгоя" кричал: "Он ЧЕЛОВЕК с большой буквы! Он живёт таким, и я не трогаю его, потому что в нём добра больше, чем в каждом из вас! Надо задуматься, кто ещё животное!". В итоге всё закончилось. Машина увезла обоих.
Не знаю совпадение это или нет, но нашли потом Колю с пробитой головой в подъезде. У "заразного" было имя... Похоронили. А через месяц уборщица со двора клялась и божилась, что видела, как погибший Колька собаку закапывает, приговаривая, что "похоронить надо обязательно". У себя в городе мёртвых собак я больше не видел никогда...
Я не пытаюсь вызвать у вас ненависть к людям. Нет. И, тем более, не пытаюсь преподнести что-то невероятно "мистическое" данной историей. Я просто оставлю это здесь.
СашкаЭта история произошла довольно давно. Мне было 18 лет. Я тогда жила с родителями. У папиного коллеги жену положили на сохранение, а старшего мальчика вечером не с кем было оставить. И папа предложил меня в качестве няньки, похвастав, что всех своих братьев (у меня их четверо) я воспитывала чуть ли не единолично. Мне обещали за каждый вечер 200 руб. Деньги не велики, но зато свои, и я, конечно, согласилась. Я должна была забирать Сашку из садика, гулять, кормить и укладывать спать. И к тому времени уже приходил его отец с работы. Сашка - славный трехлетний мальчуган, очень хорошо разговаривал и вообще был довольно самостоятельный.
Читаем с ним перед сном сказку про курочку Рябу. И он вдруг спрашивает: "У тебя есть папа?" "Есть, - отвечаю ему, - у меня очень хороший папа. А Сашка низким голосом и так нараспев произносит: "А ведь он тебе не родной, не родно-о-о-ой..." Я тогда, помню, удивилась и сказала, что папа мне самый что ни на есть родной. Сашка не спорил, я продолжила читать. И потом спустя 5 лет я узнаю, что мой папа на самом деле мне не родной по крови, он женился на моей маме, когда мне было 7 месяцев.
Еще пример. Мы шли с ним домой, мимо проходили курсанты военного училища. Я начинаю Сашке рассказывать про смелых солдат и их подвиги, и красивую форму. Нам когда-то такие истории рассказывал дед и мы были в восторге. Но Сашка как-то не проникся, молчал и на мои вопросы не отвечал. И лишь потом, уже дома, сказал "Раз так тебе форма нравится, то и живи с ней далеко." Меня тогда опять удивил странный низкий голос ребенка, слова растянутые и злость его... Ну, думаю, может, по маме малыш соскучился, а я тут со своими восторгами... А спустя несколько лет я вышла замуж за военного и уехала за 4000 км от родного дома.
И таким вот низким голосом он мне почти каждый день что-то сообщал. Потом мы не раз встречались на улице или в садике (мой младший брат - его ровесник и они ходили в одну группу) и Сашкины предсказания продолжались. Он сказал, что у меня будет "два одинаковых мальчика" - у меня два сына, они погодки, но похожи, как близнецы. Как-то забирала его из садика, было холодно, а я без перчаток, руки замерзли и покраснели. Сашка сказал: "Нельзя тебе руки морозить, особенно эту" (и показал на левую ладонь, которой я его и держала), через два года я сильно обморозила руки и особенно - левую. Он сказал, что "мама зря лежит в больнице" и действительно беременность его матери не смогли сохранить. Сказал, что "бабушка твоя кашляет сильно", я тогда удивилась, ведь моя бабуля всегда отличалась отменным здоровьем. Но через 4 месяца она сгорела за неделю от рака легких, причем врачи разводили руками и говорили, что такое стремительное развитие болезни они встречают крайне редко... Примеров масса. Я убедилась и не раз в верности Сашкиных предсказаний. Я не летаю самолетами, не развожу дома цветы и обхожу за километр бродячих собак. Может кому-то это покажется глупостью, но я Сашке верю. И если он сказал, что "тебе нельзя", то я и не буду...
В один из последних вечеров (когда я еще была его няней) мы читали книгу о цифрах. Про каждую цифру - милый стишок. Он молчал, но когда я прочитала первую строчку о цифре 10, Сашка захлопнул книгу в моих руках и сказал: "Хватит уже, это некрасивая цифра"... 10 октября 2010 года Сашка умер. Я не знаю почему... От болезни или это был несчастный случай... Я общаюсь с его родителями, но спрашивать об этом было бы бестактно...
Источник:
интернет
Илюшкин пруд (Прочитано 1466 раз)
Похожие темы (5)
