Натурщица поневоле В мои студенческие годы был я парнем весёлым, творческим. Учился в академии искусств, выбранную мной профессию любил с детства.
Однажды у нас было академическое задание, преподаватель принёс череп и пару костей, для набросков и зарисовок. Анатомию человека мы изучали тоже и после гипсовых масок очень обрадовались новым заданиям.
Первая пара прошла плодотворно. Все дотошно вымеряли пропорции и переносили изображения на бумагу. На перерыве многие ушли, кто курить, кто в буфет, остались в кабинете только я, да мой однокурсник Серёга. У меня всё никак не получались носовые кости, ракурс я выбрал сложный и для того, чтобы точно изобразить их в рисунке, я должен был повертеть череп в руках.
Почему то со своего места в освещении софита я думал, что череп не настоящий, но взяв его в руки и заглянув в отверстие, от шейных позвонков я увидал внутри тонюсенькие бордовые прожилки и какие то засохшие корочки.
- Ты глянь! – сказал я Серёге – да он же настоящий!
Сначала Сергей не поверил, но подойдя поближе и взяв в руки чью то бывшую голову он скорчил черепу гримасу и сказал «здорово, друг!»
Перерыв был долгим и от нечего делать мы начали шутить с этим черепом. То цепляли на него драпировки, то надевали шляпы, то клали в кувшины на натюрмортах. А потом меня осенило: да ведь это же чья то голова! Наверняка ни мне, ни Серёге не понравилось, если б с нашей головою вот так шутили! Сказал об этом Сергею, но тот махнул рукой, мол, мертвый же давно!
Придя после занятий в общагу, разогрев целую сковороду картошки я поужинал и свалился сытый и довольный на кровать, не заметив, как провалился в сон.
И снится мне красивая женщина лет 40ка, которая подходит ко мне, гладит по волосам, смотрит удивительно пронизывающим взглядом на меня. Я начал испытывать блаженство, как вдруг она прикоснулась к моей шее и просто сняла мою голову! А теперь во сне я видел всё как будто со стороны. В руках красивой женщины была моя голова! Она подняла её в руках, поцеловала в те самые носовые кости, которые у меня не получались в рисунке и сказала: «Я так давно мечтаю о покое! Но никто из вас не понимает, что я вам говорю!»
Весь в холодном поту я вскочил с кровати и схватил себя за шею. А потом и за голову. Вроде всё на месте, а сердце колотилось с бешеной скоростью. Всю оставшуюся ночь я просидел на общей кухне с сигаретами и чаем.
С самого утра я отыскал своего преподавателя по рисунку и спросил, откуда он взял череп. Махнув рукой тот ответил, что вроде как историки и археологи давно отдали, на раскопках, кроме костей ничего не нашли, кости оказались им малоинтересны и они решили поделиться.
На пары я пришёл самый первый. Череп лежал на пьедестале, одиноко глядя в окно пустыми глазницами. Мне вдруг стало ужасно жалко эти кости, которые когда то были живыми, а теперь позируют против своей воли кучкам шумных студентов. Я машинально схватил череп и засунул его в сумку. Куда меня несли ноги, я не помнил. Оказавшись у собора я стремглав взлетел на лестницу ко входу и, не воздвигая крест животворящий, вбежал вовнутрь. У алтаря стоял священник и я показал ему череп, рассказав о сне и о том, что мне очень жаль эти кости, некогда бывшие человеком. Взяв череп, священник сказал, что я поступил правильно, и что всякий прах должен покоиться в мире, единственное, что я должен сделать – извинится перед преподавателем и студентами за украденную натуру.
В общем, преподаватель очень снисходительно отнёсся к моему поступку, многие из моей группы покрутили у виска, кто-то просто понял мои чувства. Мы начали рисовать обычный гипсовый череп и как ни странно, в тот день у меня он получился лучше всех.
А ночью в мой сон снова пришла та женщина, с бездонными чёрными глазами и густыми волосами цвета каштана. Без единого слова она подошла ко мне и улыбнулась, на меня накатило чувство неимоверного блаженства, а потом она просто растаяла, как тает сигаретный дым.
Академию я закончил с отличием, сразу устроился на работу в крупное рекламное агентство и никогда после учёбы я не чувствовал головной боли!
Рижское кладбище Эту страшную историю о кладбище мне рассказала подруга из Риги. У них там есть одно элитное городское кладбище, где какое-то время работал смотрителем ее дядя.
Смотритель у них там — это как у нас сторож. Как я понял, функции практически те же. Только еще он должен был поддерживать порядок на кладбище, за могилками ухаживать и т.д. Территория там небольшая, да и родственники часто навещают, так что работы немного. Но приключилась с ним одна история, о которой он племяннице своей рассказал, а она уже мне.
Заметил смотритель, кажется, звали его Янис, что ходит на кладбище женщина, которая сидит у одной могилки прямо до закрытия. Ему неудобно было напрямую спрашивать, что и как, поэтому, когда она ушла, он потихонечку подошел к памятнику. Там была похоронена пятилетняя девочка. Видимо, дочь этой женщины.
А потом, дня через три, он случайно столкнулся с ней – ее звали Инга, разговорились совершенно по какому-то пустяку. Она и рассказала, что и как. Видно, накопилось в ней. Они вместе с дочкой переходили дорогу на пешеходном переходе. Перед ними остановился автобус, закрыв обзор. А по второй полосе, на полном ходу их и протаранила легковушка. У этой женщины даже перелома не было, а дочка на месте скончалась.
Янису было неудобно, но он все же спросил, почему Инга так поздно на кладбище задерживается, не страшно ей возвращаться потом по темени?
— Можете считать меня сумасшедшей, но я… Но я все время чувствую, что дочь рядом. Я все также читаю ей сказки на ночь, пока она не заснет. Она очень не любит оставаться одна.
На этом их разговор закончился. Прошло около пяти дней и Янис заметил, что женщина перестала ходить на могилку к дочери. В один из вечеров, он, как обычно обходил кладбище и услышал детский плач. Смотритель не испугался, а скорее забеспокоился. Кладбище не самое хорошее место для ребенка. Он пошел на звук и оказался около могилки дочери Инги.
Когда он приблизился, все затихло. Но стоило Янису отойти от могилки, детский плач возобновился. Тогда смотритель вспомнил слова женщины о том, что ее дочь не любит оставаться одна. Он присел около могилки и, хоть и чувствовал себя дураком, стал рассказывать сказку. После этого плач прекратился.
Так и повелось. Стоило Янису заслышать детский плач, он спешил к памятнику и рассказывал очередную сказку. Это стало своеобразным ритуалом смотрителя и умершего ребенка. Все продолжалось до одного дня… В который хоронили Ингу, рядом с дочерью.
От мужа женщины, присутствовавшего на похоронах, Янис узнал, почему Инга перестала навещать дочку. Ее сбила машина. Прямо на том же месте, где и их девочку. Муж не говорил о том, специально ли его жена бросилась под машину или это был несчастный случай. Смотритель, как человек достаточно интеллигентный, не стал спрашивать.
Все это время, пока Янус читал сказки, Инга лежала в реанимации с тяжелыми травмами и лишь на днях умерла. Она оставила предсмертную записку, в которой просила мужа похоронить ее возле дочери. Смотрителю снова пришли в голову слова «она не любит оставаться одна». Вечером, когда все разошлись, Янис собрался снова идти читать сказку, но детского плача не было. И тогда смотритель понял, что девочка теперь не одна, и что теперь мать ее никогда не оставит.
ИзоморфизмСейчас я женат и у нас есть маленькая дочка. Отношения с супругой нельзя назвать идеальными, более того, все чаще, к моему стыду, дочь становится невольным свидетелем наших скандалов. Сегодня, в этот зимний вечер с метелью и снегопадом, случилась одна из таких ссор, которая и заставила меня в очередной раз вспомнить события пятилетней давности. Жена хотела забрать ребенка и уехать к матери; долгими уговорами и извинениями за свое поведение мне удалось убедить ее не делать этого.
***
Пять лет назад я учился в столице на четвертом курсе юридического факультета. На новогодние каникулы мы с друзьями решили не разъезжаться по домам к родителям, как делали прошлые годы, а провести их вместе, на пару недель сняв небольшой загородный дом. Мы разделили стоимость аренды равными частями на шестерых, и потому мероприятие оказалось не слишком затратным даже для нас, студентов. Среди всей компании я первый закрыл сессию и взял на себя почетную миссию заплатить хозяину, получить ключи от дома и ждать в нем остальных. Я и предполагать не мог, что пребывание в доме и сам праздничный настрой так скоро будут омрачены событиями, составившими основу этого рассказа.
Замечательное морозное утро. Сквозь мутное от застарелой пыли окно в комнату медленно пробивались первые солнечные лучи. Выпив кофе и не спеша собравшись, я отправился в путь.
Спустя три часа я стоял на деревянном крыльце, сплошь засыпанным снегом. Дверь открыл пожилой человек в затемненных очках, с окладистой седоватой бородой, одетый в теплый вязаный свитер. Вылитый полярник. Поздоровавшись, мы прошли в дом. Полярник сразу превратился в экскурсовода и, не теряя времени, показал мне все комнаты, объяснил правила пользования местным водопроводом и дровяным котлом. Все было проще некуда, дом меня устроил более чем. Получив оговоренную сумму за аренду, хозяин покинул меня. Я же с чувством собственного достоинства ходил из комнаты в комнату, бряцая связкой ключей.
Стены, обшитые лакированными декоративными рейками из дерева, теплые светлые ковры на деревянном полу, плетеные кресла-качалки, шкафы, набитые книгами советских времен — все это в сумме с безмятежной тишиной и зимними пейзажами за окном вызывали чувство уединенного и слегка отрешенного уюта.
Дом находился на некотором удалении от остальных домов этой улицы; совсем рядом с ним проходила некогда оживленная дорога, теперь же она использовалась все реже из-за разбитого дорожного покрытия, да еще неподалеку открыли новую, четырехполосную дорогу, напрямик соединяющую близлежащие поселки с федеральной трассой; ехать по ней было и быстрее, и безопаснее.
Достаточно осмотрев дом изнутри, я вышел во двор. Хозяин успел расчистить дорожку от забора до дома, вся остальная территория была покрыта густыми сугробами.
Низкий одноэтажный домик буквально утопал в снегах. По краям участка росли высокие ели, склонившие свои мохнатые ветви под тяжестью снега. В морозном воздухе чувствовался запах дыма из труб соседних домов.
Неподалеку работал продуктовый магазин, где я прилично закупился к приезду друзей. Ходить пришлось несколько раз, но мне было не в тягость, свежий воздух действовал на меня положительно, и я не чувствовал и малейшей усталости.
Мне пришлось лишь дочистить двор от снега, от чего я получил настоящее удовольствие, ведь в городе я практически не работал физически и уж тем более не дышал таким чистым свежим воздухом. Все было готово, и мне оставалось только ждать. Украшать дом к празднику, искать и наряжать елку следовало делать вместе.
С большим интересом я исследовал шкафы с книгами. В них оказалось много пособий по орнитологии, скотоводству, также русская классическая литература, преимущественно мне знакомая и прочитанная в рамках школьной программы.
С трех часов дня пошел крупный снег, стало холодать. Гигантские тучи закрыли солнце, все погрузилось в сплошной снежный туман. Тем приятнее было находиться в доме, слушать, как потрескивают дрова в печке, разливаясь теплом по комнатам и источая легкий аромат прогорающей древесины.
В блаженной гармонии я провел не один час за книгой (о чем она была, уже сейчас и не вспомню), параллельно отмечая, что погода за окном все ухудшается.
Накинув куртку, я вышел посмотреть, какой масштаб приняла непогода за окном. Снега выпало прилично, и все мои труды по очистке двора пропали даром. Метель была выдающаяся, а ветер едва не сбивал меня с ног; я уже собирался вернуться в дом, как заметил слабый свет автомобильных фар на старой разбитой дороге. Дорогу прилично занесло, и даже мощный внедорожник с трудом пробирался по ней. Он был похож на атомный ледокол, пробивавший себе путь через арктические льды. Поравнявшись с домом, автомобиль вдруг начал вилять и вскоре съехал с дороги, оказавшись в кювете и зарывшись капотом в сугроб.
Я, недолго думая, направился к машине. Выходить оттуда никто не спешил, мерцание аварийных сигналов как маяк направляло меня на пути к ней. Открыть дверь и освободить водителя мешал все тот же сугроб. Подобравшись к водительской двери, я постучал в окно. Никакой реакции не последовало, и я постучал вновь. С третьей попытки стекло чуть приоткрылось, и я увидел молодую женщину, очень бледную и, видимо, напуганную.
— Вы в порядке, не ушиблись? — вынужден был прокричать я, перекрикивая вой ветра.
— Кажется, да, — проговорила она в ответ.
Тут я услышал тихий плач ребенка. Девушка повернулась к ребенку:
— Катя, не плачь, все хорошо, тссс... — различил я обрывки фраз сквозь порывы ветра.
Я сказал, что сейчас вернусь с лопатой и откопаю переднюю дверь. На что девушка молча кивнула головой.
Утопая в сугробах, я добрался до сарая, взял большую лопату и заспешил обратно к машине. Снег только усиливался, и на крыше успел образоваться небольшой покров. Пять минут напряженной работы, и девушка с ребенком на руках смогла выбраться на свободу. Девочка прижалась к ее плечу и тихонько всхлипывала.
Наконец, мы добрались до дома, раскрасневшиеся и уставшие. Немалых трудов стоило уговорить девушку пойти в дом, она была очень возбуждена и все порывалась куда-то бежать, говорила, что ее преследуют. Встав в проходе, она напряженно всматривалась в темноту, а войдя в дом, потребовала, чтобы я запер дверь на все замки.
Сняв пальто, она первым делом прошла на кухню, где поставила кипятиться чайник. Она оказалась довольно красивой девушкой лет двадцати пяти, с тонкими, даже утонченными чертами молодого лица. Густые красивые волосы растрепались, несколько прядей спадали на бледный высокий лоб. Не зная, о чем заговорить с ней, я молча любовался, пока она хозяйничала на кухне.
— Погода ни к черту, правда? — решил я заговорить.
— И не говори, — ответила девушка, глядя в одну точку и думая о чем-то своем.
В неловком молчании, для меня по крайней мере, мы пили чай. Скоро ее дочка стала засыпать за столом. Мама отнесла ее на руках в одну из комнат, где постелила ей постель и уложила спать.
Затем девушка прошлась по дому, подходила к каждому из окон и долго всматривалась в снежные хороводы на дворе.
— Ты здесь живешь? — вдруг спросила она.
— Не совсем, мы с друзьями арендовали этот дом на каникулы; я жду их приезда.
Мне казалось, что она не слушает меня. Сказать, что ее что-то беспокоило — ничего не сказать. Она была на взводе.
Я набрался храбрости и задал ей вопрос:
— Что с тобой? На тебе лица нет... Что случилось, кто тебя преследует?
Она, немного помолчав, рассказала.
Ее зовут Лиза, вместе с мужем и дочкой Катей они живут в городе. Если это можно назвать жизнью. В браке они чуть больше четырех лет, в последнее время муж стал невыносим. Весь период совместной жизни она наблюдала, как меняется отношение мужа к ней. Он становился все строже и жестче, началось с того, что он срывался на ней, устраивая скандалы на пустом месте. Первое время он раскаивался и на коленях просил прощения. Со временем подобные сцены вошли в привычку и стали для него нормой. Он контролировал каждый шаг, каждое слово своей молодой супруги, требовал поминутный отчет всех ее перемещений и действий. С удовольствием бил ее и всячески унижал на глазах маленькой дочери, которая ежедневно плакала. Жизнь Лизы превратилась в тихий семейный кошмар, управлял которым ее тиран муж. Сегодня он в очередной раз приехал с работы в плохом настроении. По опыту она хорошо знала, что будет дальше. Пока он был в душе, она взяла собранные заранее вещи, забрала девочку и уехала, сама не зная куда.
Я не стал задавать ей вопросов, почему она так долго терпела и решилась только сейчас, почему не заявила в правоохранительные органы. Было видно, что она очень боялась его. Рассказывая свою историю, она то и дело, как в бреду, шептала, что он найдет ее. Я пришел к выводу, что осознанного плана дальнейших действий она не имела.
Внезапно рассказ прервался резким стуком в дверь, от которого ее и без того большие глаза расширились, а сама она чуть не подпрыгнула.
— Это он, это он! Умоляю, не открывай! — начала шептать она, схватив меня за руки.
— Не бойся, если это он, я не отдам вас ему. Я должен открыть, друзья могут приехать в любое время, — постарался я успокоить ее, освобождая кисти из ее напряженных ладоней.
Я подошел к двери и обернулся на Лизу. Она вжалась в стул и дрожала всем телом.
Открыв дверь, я лишь впустил внутрь порыв ледяного ветра. На пороге и около дома никого не было. И ни одного следа на снегу. Я позвал ее и сказал, что бояться нечего. Посмотрев на белоснежный нетронутый слой снега, она немного успокоилась.
Закрыв дверь, мы вернулись за стол. Мы говорили с ней о всяком, я рассказывал ей какие-то пустяки, старался шутить.
Среди разговора мы услышали плач из комнаты, где спала Катя. Девочка проснулась и сквозь слезы звала маму. Лиза вскочила и побежала к ней, я следом. Включив лампу, мы увидели, что девочка сидела посреди кровати, обхватив ноги маленькими ручонками, и плакала. Лиза присела на край кровати и обняла дочь, которая, всхлипывая, рассказала, что к ней приходил папа и хотел ее забрать. Лиза обнимала дочку, целовала, приговаривая, что все хорошо, что папа далеко, и это всего лишь дурной сон. Когда Катя успокоилась, мама уложила ее в постель и укрыла одеялом. Через пару минут девочка снова мирно спала.
Когда мы подошли к кухонному столу, Лиза побледнела и чуть не упала в обморок. Я едва успел ее подхватить. Уложив ее на диван, я спросил, что случилось. Не говоря ни слова, она кивнула головой в направлении стола. На столе лежала фотография Лизы, порванная в четыре раза. Абсолютно точно, что ее не было тут, когда мы уходили к ребенку. Теперь же она лежала на самом видном месте. Я не был особо впечатлительным, однако это действительно странно.
— Как она могла сюда попасть? — задал я риторический вопрос сам себе.
Недолго думая, я проверил каждый уголок в доме, каждый шкаф, заглянул даже под кровати.
— Никого нет, — обратился я к Лизе, входя на кухню.
На кухне ее не было, по ногам задувало холодом, и я пошел к входной двери. Лиза стояла на пороге и смотрела под ноги. Перед дверью в снегу лежала детская кукла с пустыми глазницами. И никаких следов вокруг.
— Не ходи туда, он где-то рядом, — схватила мою руку Лиза, пытаясь остановить меня.
— Не волнуйся, даже если он здесь, тебе и Кате нечего бояться — я рядом, — утешал я ее. — Иди в дом, я сейчас вернусь.
Спустившись по крыльцу, я несколько раз с фонарем в руках обошел двор. Ничего и никого мне найти не удалось, я не услышал ни малейшего шума.
Вернувшись в дом, я закрыл за собой дверь на все замки, чтобы Лизе было спокойнее. Она сидела за столом и дрожала всем телом, и я видел, как по ее щекам текут слезы.
— Ничего не бойся, — шептал я, сжимая ее холодные ладони.
В скором времени она расслабилась, мы сидели друг напротив друга и разговаривали. Так мы просидели до глубокой ночи, я уговорил ее поспать хоть немного, а поутру думать, что делать дальше. Я постелил ей на диване возле печки, а сам сел в кресле напротив, наблюдая, как она засыпает. Какое-то время я бодрствовал, пил кофе, читал книгу, время от времени поправляя сползающее с Лизы одеяло.
Сам не заметив как, я уснул в кресле. Мне снилось, как мы забаррикадировались в доме, а кто-то невидимый стучал и бился в двери, стекла, стены, шатал пол под нами, но войти не мог. Потом у дома собрались мои родственники и знакомые, все они, выполняя волю этого самого невидимого, требовали меня отпустить Лизу, угрожали и злословили. Не добившись своего, они исчезали. Кто-то из них хотел обмануть меня, под разными предлогами убеждая покинуть дом. Мы выстояли, и все видения оставили нас в покое. Какое-то время стояла тишина, но мы снова услышали стук в дверь. Сначала робкий, потом все более настойчивый, смешанный со звуком знакомых мне голосов. С каждым ударом он становился все громче и громче, стучал в висках, так, что я не мог более терпеть; я сел на пол и зажал уши.
Я проснулся ранним утром, проснулся от того, что прекратился этот ужасный стук во сне. Несколько секунд прислушиваясь, я различил его снова — кто-то стучал с улицы в дверь. Стряхнув сон, я вскочил на ноги и открыл дверь. На пороге стояли мои университетские друзья.
— Ты чего не открываешь, мы тут чуть дверь не вынесли! — раздался хор голосов.
Словно электрический разряд прошла по телу одна-единственная мысль: «Лиза!» Забыв про друзей, я бросился на кухню, на диване ее не оказалось, а одеяло было скомкано и валялось на полу. В исступлении я побежал в комнату, где спала Катя — та же картина. Я осматривал комнату за комнатой, проверяя каждый угол и не обращая никакого внимания на друзей.
Набросив на плечи куртку, я выбежал во двор. Осмотревшись, я заметил следы, уходившие от дороги. Добежав под изумленные взгляды до дороги, я помчался по этим следам. Вдалеке замаячило темное пятнышко. Характер следов был такой, будто кого-то тащили волоком. Запыхавшись и тяжело дыша, я наконец остановился у этого самого пятнышка. Этим пятнышком оказались два замерзшие насмерть человека, Лиза и дочь. Лиза лежала на боку, как была, в своем розовом свитере. Она крепко обнимала дочь, как бы защищая и укрывая ее всем своим худеньким телом.
Что было дальше, понятно и так. Приехала следственная группа, меня долго и усердно допрашивали. На телах не обнаружили следов насильственной смерти, и дело квалифицировали как несчастный случай. Естественно, что ни о каком праздновании не могло быть и речи, я уехал из дома в тот же день.
Через несколько дней после случившегося мне позвонили и вызвали на беседу в прокуратуру. Я ожидал худшего, но следователь действительно хотел просто поговорить, даже рассказал что-то мне, чего я не знал. Оказывается, километрах двух от того дома, на трассе, нашли еще один труп. Водитель не справился с управлением и на полном ходу врезался в дерево. Как показала экспертиза, он был пьян. Смерть наступила мгновенно, около восьми вечера. И человек этот был никто иной, как законный супруг Лизы.
Мы ещё намучаемся.....Учился со мной в классе мальчик Дима, мальчик Дима рос и медленно, но верно превращался в запущенного алкоголика со всеми вытекающими, вплоть до алкогольной эпилепсии. Все на нем крест поставили: лечили его неоднократно, его отец и брат от него отказались, и, как обычно бывает, боролась только мать.
Потом я не видела его года 2, может, три. Как-то приехала к себе домой, пошла в магазин, смотрю – лицо знакомое. Я глазам своим не поверила: это был Дима. Он тоже обрадовался, но я была в недоумении, так как, когда видела его последний раз, думала жить ему осталось максимум месяц, а тут... абсолютно нормальный, симпатичный молодой мужчина.
Решили мы с ним встретиться вечерком, прогуляться, поговорить. Встретились, я начала ему ныть, как мне тяжко и т.д. Потом он рассказал о своем "преображении". Положили его в психушку (вроде, "белочка" сильная началась, точно не знаю почему). И вот, лежит он там какое-то время, говорит – это ад! Привезли им как-то новенького, тоже алкоголика с кучей диагнозов, мужику лет под 60. И вот он постоянно, мол, Дим, ты бы не подходил к окну, там мертвый стоит; Дим, ты сегодня спал, а по тебе черт прыгал (в эту ночь, по рассказу Дмитрия, ему было особенно плохо, он готов был всех порвать, главное, чтобы свалить оттуда и напиться, очень хотелось выпить, говорит, крутило по-страшному) – много таких моментов описывал.
Дмитрию стало лучше, ему разрешали погулять, побродить по лечебнице. И вот как-то он заходит в палату, а этот мужик шипит, и каким-то женским голосом выдает:
- Вы еще намучаетесь, сдохните и намучаетесь.
Потом у этого мужика начался приступ, подбежали врачи.
Прошло несколько дней, этот мужчина говорит:
- Там сегодня в соседний палате такой-то умрет, нужно попрощаться перед сном, - все повертели у виска, мол, почему умрет? Ночью тот мужчина умер.
Еще Дима рассказывал, как тот мужик говорил:
- Ты, Дима, поправишься, семья у тебя будет, дети, но после смерти ты ответишь за все горе, которое причинил своей матери, а она из -за тебя (мат) сейчас сильно болеет. Тут-то ничего, а вот там за все поплатишься!
Оказывается, на самом деле мама Димы скрывала, что у нее развилась онкология, не хотела, видимо, на него вину вешать. Многое, говорит, тот мужик рассказывал: что вокруг нас много разных других "жителей" – мы их не видим, а они наблюдают, могут провоцировать человека на что-либо, внушая ему в голову разные мысли; что все мы это всё увидим – с первых минут, как отойдем в мир иной, но та реальность – она более настоящая, чем эта. То есть, когда будем там, придет озарение, что да, вот оно настоящее. Естественно, я сказала:
- Ну ты бы ему еще налил, он бы тебе вообще все бы показал. Если человек болен, то его рассказы естественны для его воспаленного сознания.
Дима сказал:
- Знаешь, может быть, но пока этот мужик лежал в этой психушке, он предсказал смерть того пациента, беременность медсестры (она тогда курила, а он ей и говорит однажды: "Ты куришь, ты же беременна") – она потом не раз к нему приходила и о чем-то с ним говорила. После этих разговоров с ним она была очень счастлива и курить перестала. Еще этот мужик рассказал мне о болезни моей матери - мама сама только узнала, но не хотела мне говорить. И таких моментов было очень много.
А самое страшное произошло за несколько дней до моей выписки: ночью слышу шепот, открываю глаза, а он на кровати сидит. Я поднимаюсь, подхожу ближе, а у него зрачки закатаны, я чуть не заорал. И в этот момент, смотрю, в дверях стоит человек высокий, весь в черном, и смотрит на нас. Вот тогда я заорал, потому как это и фантомом назвать нельзя – выглядел он как обычный высокий человек в черном плаще. Прибежали врачи, сказали, что какой-то приступ у него случился. Через день этот мужик говорит мне: "Ты же видел, видел его? Он приходит и говорит, что и как".
Дима вылечился, сейчас работает в каком-то центре реабилитации, что ли... С алкоголиками что-то связанно.
Источник:интернет
Натурщица поневоле (Прочитано 2053 раз)