Аркадий Аверченко. «Собачьи мемуары».
 
43-го числа.
 
Если в Петербурге кто сейчас и в моде, – так это мы, собаки.
О нас только и разговоров, наше имя у всех на устах. На каждом шагу слышим:
– Собачья жизнь! В квартире собачий холод! Голоден, как собака! Собаке – собачья смерть!
А однажды я сама, своими ушами слышала:
– Писатель Горький стоит перед советской властью на задних лапках.
Так что отныне я могу называть Горького коллегой: оба пишем, оба умеем на задних лапках стоять.
 
* * *
53-го этого месяца.
 
Не только мы, но и наш язык стал входить в моду.
Один человек шел по улицам и говорит другому:
– Вот пошел глав кав арм.
Услышав собачьи звуки, я вежливо ответила: «гав, гав, арр!», но потом приятельницы объяснили мне, что я ввязалась в разговор совершенно неуместно. Люди разговаривали о главнокомандующем кавказской армией.
 
* * *
0027-го числа.
 
Разговору о нас много, а жрать нечего.
Мой хозяин раньше хоть корочку хлеба швырял на пол, а теперь я по целым часам сижу против стола и все время так виляю хвостом, что он даже делается горячий. Намек прозрачный, но хозяин делает вид, что не понимает…
Хуже того, – вчера я нашла на заднем дворе баранью кость с немножечком мяса, приволокла домой и спрятала под комод до ужина.
Семья хозяина увидела это, все бросились под комод, вынули кость и стали варить из нее суп, а меня выгнали из дому, – я думаю, с тайной надеждой, что я приволоку еще чего-нибудь.
Ужасно как есть хочется. Как собаке.
 
* * *
721-го числа.
 
Мы вошли в такую моду, что вчера, например, приятельница по секрету сообщила мне:
– Знаешь, говорят, у хлебных лавок выросли хвосты.
– Длинные?
– С полверсты.
– Ого! Воображаю, сколько в них блох.
 
* * *
Число забыла.
 
Видела хвост хлебной лавки. Мало похож на наш. Правда, вертеть им можно как угодно, но и только.
– Зачем этот хвост? – спросила я мизерную собачонку, шнырявшую подле.
– На хлеб. Стань сзади и ты получишь хлеб. Неглупо. Вежливо встала сзади всех, – ждала, ждала, – вдруг говорят:
– Хлеб получит только первая половина хвоста! Хорош был бы мой хвост, если бы я одну его половину питала, а другую нет.
Расходясь, все говорят:
– Собачья жизнь… Приятно, но не сытно.
 
* * *
Сегодняшнее.
Украла у мальчишки нищего кусочек хлеба, как дура, притащила домой, – опять хозяева отняли. Меня только погладили (подавитесь вы своим глаженьем), а маленькая дочка, глотая хлеб, просила:
– Мама, отдай меня в собаки!
 
* * *
Число собачье.
 
Отчаяние и ужас! Я знаю, что все собаки отвернутся от меня с презрением, но я больше не могу: пойду на улицу просить милостыню! Мне, породистой собаке, протягивать лапу, стоять на задних лапках, как какому-нибудь Горькому!
Но… будь что будет!
Чувствую, что вся покраснела от морды до кончика хвоста, когда, впервые в жизни, пролаяла сакраментальные слова:
– Подайте хлебца честной русской собаке! И пошло с тех пор…
 
* * *
Число такое-то.
 
Мое место на углу Невского и Владимирского – оказалось настолько интересным и доходным, что уже две собаки предлагают купить его за бараний череп и половину дохлой крысы…
Уже почти все собаки клянчат по углам милостыню.
Развратила нас коммуна.
 
" Искусство серебряного века "

Обожаю я эту развеселую компанию))) Сатирикон)))
Миссис 

Наталья! 

Прелесть!