Мой собственный маленький, но такой привычный и уютный мир рухнул, когда мне исполнилось 34 года. Еще вчера казалось, что все было: уютное жилье и крепкая семья, а сегодня все стало ложью и песком, который просеивался сквозь пальцы. Муж сам подал на развод, продолжая жить со мной в одном доме, улыбаться мне и детям за ужином, а потом просто пришло заказным письмом по почте его исковое заявление и повестка с назначенной датой.

– Давно хотел тебе сказать, — мялся некогда самый родной для меня человек, — так будет лучше. Я устал врать.

– Куда ты теперь пойдешь, — рыдала мама, узнав о том, что мы с Колей разводимся, — кому ты нужна с двумя детьми, без работы и без дома? У меня отец живет и сестра твоя младшая.

Мамины причитания о моей горькой доле прерывались самыми ужасными эпитетами в адрес моего супруга и обвинениями меня: не смогла, не удержала, надо было бороться за семью. А за что было бороться? И с кем? У нас до сегодняшнего вечера все было хорошо. А вечером я спустилась проверить почтовый ящик.

– Было б об чем реветь-то! — прокряхтел дед со своей инвалидной коляски, — Не война, чай! Ишь, нашли горе. Справитесь, внук подрос уже, не пропадете.
Но пока я плохо соображала, как избыть свалившуюся на меня беду.

– Незачем тебе работать, — сказал муж 3 года тому назад, когда меня с 4-х летним сыном в очередной раз выписали из стационара, — не садовский у нас сын, сиди дома, воспитывай. Хотя бы до школы.
И я сидела, растила сына, водила на кружки и в музыкалку старшую дочь Нику. И вот теперь сын пошел в школу, дочери скоро 15 лет, работы нет и квартиру, которая принадлежала мужу еще до брака, я должна освободить через неделю.

– У тебя есть бабушкин дом, — сказал Коля, — вещи я помогу перевезти, можешь забрать посуду, технику, стиралку, холодильник и все прочее. Ой спасибо тебе, великодушный мой супруг. Конечно заберу. И холодильник, и стиралку. Только на кой мне стиралка в стареньком доме без водопровода и с печкой. Потому что за 4 года после того, как этот домишко достался мне от покойной бабушки и деда, которого забрала мама, ты отказывался там что-либо делать, говоря, что у нас есть благоустроенная квартира, а домик в частном секторе — просто дачка. Дачка, в которой мне теперь предстоит жить. С детьми.

– Фу, сыростью пахнет, — Ника скривилась, входя в дом, — я не хочу тут жить, я хочу домой. А Коля быстренько свинтил, чтобы не объяснять дочери, что это теперь и есть ее дом. Через неделю, придя из школы Ника начала торопливо собирать свои вещи в пакеты и сумки.

– Я имею право выбирать, — запальчиво воскликнула она, — я буду жить с папой, я не хочу тут колупаться с дровами и тазиками. Ты не смогла удержать отца, почему я должна страдать?

Дочь я не держала, а маленький Мишка прижался ко мне, как нахохлившийся воробей и просто обнял меня покрепче своими еще очень слабыми руками. Как мы с сыном пережили первую зиму в стареньком доме?

Как рассказать, что я вставала в 2 часа ночи и шла снова топить печку, чтобы к Мишкиному пробуждению было тепло. А Мишка после школы старательно складывал в сенях стопку мерзлых дров, чтобы они согрелись и оттаяли к вечеру, когда придет пора снова топить печь.

Как рассказать о ведрах, которые мы тягали на саночках вдвоем с сыном, чтобы устроить «банный» день?

Как рассказать о том, что алименты мне не полагались, а кассиру в ближайшей «Пятерочке» платили совсем не столько, сколько обещали? Как рассказать об упреках мамы:
-От тебя родная дочь сбежала к отцу и чужой тете, а ты сидишь и не пытаешься ее вернуть? Да что ты за мать такая. Гляди, он и Мишку у тебя отсудит.

– Никто меня не отсудит, -хмурил брови мой не по годам серьезный сын, — никуда я не пойду. И к НЕМУ не пойду. А с Никой я в школе вижусь.

А через год случилось чудо! Мой домишко попал в зону расселения из-за строившейся неподалеку школы. Городские власти нашли способ дать нам квартиры, чтобы у новостройки был большой двор и спортивная площадка. А дом-то у меня был неказистым, а по метражу хватило на двушку.

– Мам, — позвонила Ника, — можно я к вам перейду.

– Конечно переходи, доченька, — просто ответила я.
И снова мама и подруги упрекали меня за мягкотелость.

– Выбрала папочку, так и пусть бы с ним жила. Что, не сладко стало? А у мамки квартира новая, можно снова жить и не горевать?
Ника вошла с сумками дичась и низко опустив голову. А потом просто разревелась у порога. Всхлипывала и бессвязно шептала:

– Я думала… он говорил, а сам предатель… неужели все они такие? У них скандалы каждый день. А я виновата. И сестра маленькая все время плачет. А она все считает кто из нас сколько раз посуду вымыл.И кричит потом, что я много ем. И папа, ну что это за мужчина, он за меня ни разу не заступился… мамой ее называть. Какая она мама?
Я утешала свою юную дочь, которая первый раз столкнулась с предательством самого близкого человека, просто гладила ее по волосам, пережидая этот ливень из детских слез. Так мы и сидели на полу в прихожей, среди сумок, которые принес к моей двери бывший муж, не пожелавший даже зайти и увидеть собственного сына.

– Мама, — дочь подняла на меня распухшую от слез и совсем еще детскую мордашку, — неужели они все всегда так? Неужели хороших не бывает?

И тут Мишка осмелился подойти к нашему бабьему водопаду, грозившему затопить соседей снизу. Он обнял нас обеих разом, насколько хватило у восьмилетнего пацана размаха рук.

– Нету, говоришь, настоящих мужчин? — спрашиваю дочь, — Ну одного-то я точно знаю!

А наш единственный мужик только хмыкнул и сосредоточенно поволок в детскую тяжеленную сумку сестры, бормоча себе под нос, стараясь изобразить чисто мужиковский бас и презрение к нашей щедрой на слезы натуре:

— Развели тут сырость, было б об чем реветь-то, не война, чай!

Марина Абросимова

Художник Авдышева В.М. «Булочки к чаю»
ссылка

 Печалька