По классификации петербургских книгопродавцев, автор «Обломова» Иван Александрович Гончаров относился к числу «плохих покупателей» — тех, которые «скупятся на книги». Сам Гончаров признавался, что для него «не было в жизни ничего гнуснее, как платить за книгу».

Гончаров был убежденным врагом покупки книг. В книжном магазине М.О.Вольфа, куда он часто заходил, писатель, с согласия хозяина, просто брал для прочтения нужную книгу, которую потом возвращал в целости и сохранности. В качестве «компенсации» он подробно рассказывал ее содержание Вольфу. Последний находил это небесполезным для себя, так как, не читая, становился в курс своего товара и мог его с чистой совестью рекомендовать своим посетителям.

Русской беллетристики Гончаров не читал, находя, что все, что пишется, — «пустая болтовня». Вольфу нередко стоило много труда уговорить Гончарова прочесть какую-нибудь русскую беллетристическую новинку.

«Личная библиотека Гончарова состояла из очень немногих книг — преимущественно «подношений» авторов, и классиков, среди которых первое место занимал излюбленный Грибоедов; старый, зачитанный экземпляр сочинений творца «Горя от ума» лежал у Гончарова всегда на столе. Но даже сочинения Грибоедова не были куплены Гончаровым: ему поднес их Краевский в нарядном переплете, с соответственной надписью» (С. Ф. Либрович).

Последние тридцать лет Гончаров прожил в небольшой квартирке на Моховой улице. Его домашняя обстановка была очень скромной. На стене кабинета висела реликвия — посмертная маска Белинского.

Иван Александрович вел жизнь старого холостяка. Вставал он не позже восьми, делал холодные обливания. Одевался всегда весьма тщательно. Дома любил носить шелковый шлафрок, которым наградил и своего самого известного героя. Завтракал довольно плотно, выкуривал традиционную сигару и принимался за работу; помимо воплощения творческих замыслов, по собственному признанию, обязательно писал «письма по два в день, не меньше». Все это — в присутствии своей любимой собачки Мимишки.

Обедать писатель всегда ходил в «Hotel de France».

После обеда наступало время прогулки. Гончаров любил гулять пешком, но «только не до усталости». Впрочем, в день он спокойно выхаживал часа по три — с руками за спину, слегка покачиваясь, погруженный в задумчивость. Любимыми местами его прогулок были Летний сад и Невский проспект, где он по обыкновению заглядывал к Елисееву, чтобы пополнить запас сигар. Дворники и лавочники знали его под именем «генерала из писателей».

При себе Гончаров имел всегда записную книжку, в которую вносил посещавшие его мысли. «Это у меня такая привычка с самых ранних лет моей жизни», — говорил он.

Домой Гончаров возвращался уже поздно вечером, где его ждал чай, письма и сигара.

Иван Александрович тяжело переносил «адские штуки» петербургского климата и мечтал о местах, «где потеплее, позеленее». Но состояние здоровья и недостаток средств больше не позволяли писателю совершать поездки за границу. Желая отдохнуть от «адской тяготы лета в городе», писатель уезжал на рижское взморье, в Дуббельн, где одна из улиц этого местечка была впоследствии названа Гончаровской. Будучи рьяным купальщиком, он часто посещал пляж. Его юмористический отчет о дачном времяпровождении летом 1880 года гласит: «Каждое утро, восстав от сна, в 9 часов, с маленьким саквояжем (где полотенце, мыло и прочее), иду в соседство окружного суда и являюсь во всей наготе среди волн, в виду тоже нагой, но немногочисленной публики, между прочим, попов, офицеров, гимназистов, — и, может быть, членов и окружного и других судов!»

Постоянные хвори стали одолевать Гончарова за много лет до смерти. В одном письме к Писемскому жаловался на свое всегдашнее состояние: «Я лежу в углу, как зверь: в дурную погоду страдаю бессонницей, приливами крови к голове».

В другой раз писал так: «Не браните меня за бирючий образ жизни, это от болезни или, вернее, от болезней. С ними ладить не под лета и не под силу. Ложась спать, я никогда не знаю, когда засну: в 2, 3 или 5 часов, — чаще всего засыпаю под утро; поэтому день у меня пропадает. Старость и климат».

Он постоянно жаловался на неловкость в руке и на шум в голове. «Точно самовар кипит», — говорит он. Это мешало ему писать, а диктовать привычки не было.

И тем не менее, смерть не пугала его. Когда-то он вложил в уста Адуеву такие слова: «Не страшна и смерть: она представляется не пугалом, а прекрасным опытом. И теперь же в душу веет неведомое спокойствие».

15 сентября 1891 года душа его наполнилась «неведомым спокойствием» до краев.

© Сергей Цветков

Миссис уксус, спасибо 
Обожаю Гончарова, Обломова с любого места читать могу, чуть не наизусть знаю.

Девочки, спасибо! Со Старым Новым годом! Здоровья и удачи!!!