На полянке шум и гам, места нет старушкам там. То одна уйти не хочет, и дерется, и ревет, «Звэрем» уж народ зовет. Муха там подсуетилась, от подруги открестилась. И по новой заселилась, вся в навозе приземлилась, хоть от счастья и напилась, дочь сберечь уж не смогла, поломалась ведь нога. То ли дело, в время оно, зажигали те старушки, те, что нынче веселушки, за забором ожидают, может, вспомнят, позовут, плохо ведь дела идут.

Конкурентки не нужны, потому Орлица с горя «ковшик» вспомнила. И тут девы-профи подтянулись, все толпой переобулись, обсуждают, где чей рот, что не влезет, то – в пролет. (Плачет Таня очень громко, ведь пинок был без соломки. «Ковшик» вспомнили, её не зовут уже давно).

Бабки словно помешались, в молодежном том котле, дружно варятся уж все.  Внуки вовсе не нужны, обежали все суды, в телевизор нужно им, всех научим и сдадим, (мы зачет по менуэту), по грызне на шоу этом.

Кто-то ищет жениха, кто-то стонет, что семья ждет подачки от Халявы, нет виновных – бабки правы. Их стеснялись хоть порой, а теперь — гуляй и пой, только «ковшик» не забудь, и еще принять на грудь.

Восседает та Орлица, хоть давно уж не девица, стыд не дым, зато успех в деле тайном не для всех. Что еще притащат в тему? Где посуда и еда? Бабкам некогда, пока. Не на дачу, не на отдых, кости мыть да обсудить, как же с «ковшиками быть», разве ж внуков им растить? «Ковшики» теперь в полете или девицы в пролете?Наталья Борушко-Юданова