Тема: Страх (Прочитано 1356 раз)

Котюня

20

Страх

Автор: AntonR

Звук из соседней комнаты сковал его ужасом — казалось, что даже легкие забыли, как надо дышать. Страх противной холодной змейкой прополз по позвоночнику, пробрался в голову и застыл там, отключив контроль над всем телом. И если бы Костя не лежал на диване, то, наверное, свалился бы на пол из-за подкосившихся ног.

Этого звука не могло быть. Нет, это был не крик, не рычание, не детский смех, который так любят в фильмах ужасов, это был звук падения чего-то деревянного. И ничто деревянное не могло упасть, даже если бы все окна были нараспашку, просто потому что из деревянного в той комнате была только мебель, а звук падения мебели был бы точно не таким.

Десятилетний мальчик Костя не очень любил, когда родители уходили и оставляли его одного в этой огромной квартире. Не то, чтобы он боялся чего-то, просто ему не нравилось это, и он не мог объяснить, почему. Единственное, что Костя мог делать после того, как закрывал за мамой дверь — это читать книжку. Ни телевизор, ни компьютер не могли его приманить своими экранами. Костя лежал на диване и полнстью ушел головой в «Копи царя Соломона», когда раздался этот звук.

Пальцы мальчика покрылись потом и больше не захотели держать книгу. С трудом повернув голову, Костя посмотрел в дверной проем, который вел в коридор:

— Кто тут?

Тишина. Мозг ребенка начал отчаянно цепляться за реальность: «Да это у соседей что-то упало... что за ерунда... там никого нет...».

Единственным способом проверить было пойти и посмотреть. На глаза начали наворачиваться глезы, хотелось закричать и забиться в угол. Но страх не уходил, и даже в свои десять лет Костя понимал, что самый лучший способ успокоиться — это пойти в соседнюю комнату.

Костя сжал кулаки и пошел к двери. Надо было выйти в прихожую и повернуть направо. По тому, что в прихожей было темно, Костя понял, что дверь в соседнюю комнату закрыта, а так как звука раскрывающейся двери он не слышал, то скорее всего можно было безбоязненно выйти из комнаты.

Так говорил мозг, но страх редко когда слушается разума. Костя на дрожащий ногах пошел в сторону двери. Прислушиваясь к каждому шороху, мальчик слышал только биение собственного сердца. Вот уже пройдена половина расстояния до двери — и страх становится все настойчивее, отметая все рациоанльные объяснения... Костя на полусогнутых ногах стал выглядывать в прихожую в сторону соседней комнаты. Ничего. Все, как обычно. Вот и дверь. Костя замер, выпрямил ноги, и тут почему-то к горлу начал подкатывать смех. Костя начал успокаиваться и почти без страха дошел до закрытой двери, ведущую в комнату, откуда раздался тот звук.

Взявшись за ручку, Костя толкнул дверь. Волна страха вернулась, но делать что-то другое было уже поздно. Мальчик вошел в комнату. Ничего деревянного на полу не валялось, да и вообще, комната была почти такой, как всегда.

Почти. Что-то было не так. Нервный смешок вырвался изо рта Кости. Что же не так?..

Рука потянулась к выключателю. Свет лишь усилил впечатление того, что что-то изменилось. Взгляд Кости остановился на большом зеркале, висящем на стене, и глаза начали расширяться от удивления — в зеркале отражалось что-то, чего не было в комнате. Шагнув вправо и поняв, что это такое, Костя закричал от ужаса и, спотыкаясь, бросился туда, где он прятался, когда был совсем маленький — в туалет.

В зеркале посреди комнаты стоял гроб.

Ноги подкосились, и Костя упал, не добежав до своего укрытия. Ужас был настолько всепоглощающим, что на мгновение Костя потерял всякую способность двигаться. Оглянувшись в сторону комнаты, мальчик понял, что за ним никто не идет, и это на мгновение придало ему силы. Дверь в ванную комнату была приоткрыта, и оттуда лился свет — это было хоть какое-то спасение, хотя подсознательно Костя хотел запереться в туалете, который был чуть дальше. Он всегда так делал, когда был еще малышом. Небольшое помещение туалета всегда вселяло в него какое-то спокойствие. Но теперь выбирать не приходилось: туалет был закрыт, и там было темно — а на включение света ушли бы драгоценные секунды. Все эти мысли пронеслись в подсознании Кости за мгновение, и он бросился в ванную комнату.

Серая пелена страха чуть отступила, когда он защелкнул за собой дверь. Костя сполз на ослабевших ногах на пол и, боясь издать хоть какой-то звук, тихо заплакал. «Этого просто не может быть, — прозвучал в его голове голос рассудительного отца. — Это невозможно». Но в голове стали всплывать детали того, что он увидел.

Обитый красным бархатом гроб стоял на табуретках посреди комнаты. На полу рядом с ним валялась крышка, и Костя понял, что её падение и издало тот звук, с которого начался этот кошмар. Насколько Костя успел заметить, в гробу никого не было. При мысли о том, где, собственно, тот, кто там был, мальчика начала бить дрожь. Разум отказался что-либо воспринимать, и минут двадцать Костя, съежившись калачиком, дрожал на полу возле раковины. За дверью было тихо — так тихо, что казалось, весь мир куда-то провалился. Остался только маленький мальчик и отражение гроба в комнате.

Зеркало.... В ванной тоже есть зеркало! Как только эта мысль пришла в голову Кости, дрожь сразу же куда-то делась. Все тело обмякло, и Косте показалось, что он сейчас просто умрет. Сердце замерло, но через пару секунд забилось снова, и Костя нашел в себе остатки сил, чтобы посмотреть на зеркало. Собственно, снизу, с полу, оно было видно плохо. Да и вообще, даже стоя на ногах, Костя не мог себя в нем увидеть, так как пока не дорос до этого уровня.

Чтобы увидеть себя в этом зеркале, Косте надо было встать ногами на край ванны. У него непонятно откуда взялись силы, и он заставил себя встать на ноги.

Отражение в зеркале было обычным — потолок и часть стены. Костя оперся о раковину и стал лезть на край ванны. Встав ослабевшими ногами, Костя стал руками подниматься по стенке, боязливо всматриваясь в открыващийся вид в зеркале. Ничего... Все, как всегда. Отражалось то, что и должно было отражаться. Вот стиральная машинка, вот полотенца, вот дверь.

И тут сердце замерло снова. Язычок щеколды в отражении был в положении «открыто». Костя моргнул, посмотрел на замок. Закрыт. В зеркало. Открыт...

И тут свет погас.

Костя до боли закусил язык, чтобы не издать ни одного звука. Лампочка не перегорела, свет выключили снаружи — за мгновение до темноты Костя услышал щелчок выключателя. Подбородок предательски задрожал. Еще секунда — и Костя закричал бы. Но тут случилось то, что заставило его потерять сознание — дверь в отражении начала открываться...

Падение с высоты ванны и удар локтем об раковину не помешали сознанию Кости отключиться. Его утопающему в адреналине организму было даровано несколько минут успокоения.

В ванной было по-прежнему темно, когда Костя пришел в себя. Обернувшись на единственное пятно света, Костя понял, что этот свет идет из зеркала — свет ТОГО, отраженного коридора проникал через открытую отраженную дверь ванной, и его-то и увидел Костя, как только пришел в себя. Значит дверь ТАМ все-таки открылась.

Мальчику стало все равно, что там, в зеркале. Свернувшись калачиком, он, как волчонок, вжался в угол между ванной и стеной. Подбородок дрожал, зубы клацали, рассудок с трудом понимал, что происходит вокруг. После десяти минут такого состояния Костя стал понемногу приходить в себя. Зажав рот рукой, он начал реветь. Весь страх последнего часа стал выходить в этих слезах. Заплаканными глазами Костя, не отрываясь, смотрел на полоску света в отраженном потолке ванной комнаты. Вдруг эта полоска немного сузилась, как будто в проходе кто-то появился.

Сердце мальчика готово было выпрыгнуть из груди. Он прижал ко рту обе руки, боясь издать хоть какой-то звук. Пять минут ничего не менялось. Костя закрыл глаза и попытался встать. С закрытыми глазами было страшнее, и как только Костя открыл их, его взгляд сразу же упал на зеркало. Оттуда на него, не мигая, смотрела какая-то старуха. В саване, с какой-то бумажкой на лбу, она смотрела прямо мальчику в глаза.

Костя, не соображая, что делает, рванулся к двери, онемевшими пальцами открыл защелку и бросился вон из ванной. В первые мгновенья дневной свет ослепил его, и этого было достаточно, чтобы мальчик споткнулся о порог. Поднявшись, Костя бросился в комнату, ту самую, где в отражении он увидел гроб. В прихожей стоял зеркальный шкаф, и Костя краем глаза увидел в зеркале, что старуха выходит из ванной, непостижимым образом все еще глядя на него.

Вдруг раздался скрипучий старческий шепот: «Почему вы не закрыли зеркала?.. Почему вы не закрыли зеркала простынями?..». Костя с трудом расслышал это. Он видел только окно и голубое небо за ним...

* * *

«Городские новости», 12 марта 19.. года: «Ужасный случай произошел сегодня улице N-ской. Десятилетний мальчик, разбив окно, выбросился из окна восьмого этажа. Никаких следов преступления в квартире обнаружено не было. Возбуждено уголовное дело. Наиболее вероятная причина произошедшего — самоубийство, так как квартира была заперта изнутри. Ведется следствие».

Котюня

Звуки из погреба

Когда я был маленький, мне часто снился один и тот же сон. Я на даче сплю в комнате на первом этаже, и вдруг слышу стук из столовой. «Тук-тук, тук-тук», — так стучит крышка погреба, когда её пытаются открыть. Кому же взбрело в голову лезть в погреб среди ночи?
— Пап, это ты? — кричу я из постели, не решаясь пойти проверить.
«Тук-тук, тук-тук», — стучит крышка в столовой. Никто туда не залезает, приходит мне в голову, кто-то хочет выбраться оттуда. Будто в подтверждение моих слов крышка ударяется об пол — «Хлоп!». В нос ударяет запах подземелья — холодный запах сырости, земли и гниющей картошки. Я вгрызаюсь зубами в одеяло. За моей дверью раздаются крадущиеся шаги. Он уже рядом, думаю я. И просыпаюсь. После пробуждения я неизменно плакал и бежал к маме, повторяя: «Мамочка, он уже рядом, он уже рядом».

На даче я всегда спал на втором этаже и прислушивался — не стучит ли в столовой крышка погреба. Но я рос, и сон посещал меня всё реже. В подростковом возрасте я вообще забыл об этом, но, приезжая на дачу, внизу всё равно не спал. В той комнате из сна спала моя младшая сестра Вика — там стоял телек, и хорошо ловил мобильный интернет, что она считала предметом моей большой зависти. Конечно, она знала про сон и часто прикалывалась надо мной. Её шутки типа «мне тут из погреба передали, что ты их давно не навещал» или «тут чувак из погреба заходил, тебя спрашивал» порой выводили меня из себя. Но однажды она решила всерьёз надо мной подшутить.
Одной июньской ночью, во время страшной грозы, в нашем дачном домике раздался жуткий крик. Я подскочил на постели, думая, что мне это просто приснилось, но тут вопль повторился, ещё громче и страшнее, чем прежде. Я собрал волю в кулак и решил спуститься посмотреть.

Мы с Викой ночевали одни — родители ещё не вышли в отпуск. Я сунул ноги в тапки и поплёлся по лестнице. Я рассчитывал на то, что Вика просто смотрит ужастик (она была фанаткой всякого голливудского дерьма), поэтому спокойно прошаркал по лестнице, как вдруг — «Тук-тук» — замер на предпоследней ступеньке, как вкопанный. «Тук-тук» — повторилось снизу. Недалеко от лестницы располагался погреб. Я хотел позвать Вику, но в горле пересохло. С улицы послышались раскаты грома. Я сплю, думал я, это ремейк моего прошлого сна, сейчас крышка откроется и я проснусь.

«Хлоп!» — услышал я. И следом: «Бу!» — громкий крик Вики и её хохот на всю столовую. Я не знаю, какая сила удержала мочу в моём мочевом пузыре, но я был ей тогда донельзя благодарен. Я на автопилоте включил свет и уставился на торчащую из погреба сестру. Какая дура среди ночи будет вопить не своим голосом, а затем залезет тёмный погреб, только чтобы напугать брата? Она смеялась и что-то говорила про моё выражение лица, а я не замечал ничего, кроме того, что что-то тёмное шевельнулось рядом с её ногой, пока она вылезала. Может, просто тень? Я обозвал её дурой и вышел на улицу. Я списал всё на стресс и больное воображение, но при мыслях о погребе у меня дрожали колени. Я по-быстрому отлил в соседские кусты (мне лень было ползти к туалету, который стоял на краю участка, тем более под дождём, а соседские кусты так заманчиво растут прямо рядом с калиткой) и вернулся в дом, стараясь не думать о погребе. И услышал Викин испуганный голос. Она звала меня по имени. Я посчитал, что купиться два раза на одну и ту же шутку (а потом опять бежать ссать) будет уже перебором, и проигнорировал её зов.

Подойдя к лестнице, я обнаружил, что на месте крышки погреба (я честно старался туда не смотреть, но не смог!) зияет зловещая дыра, и отшатнулся.
— Ты опять?! — закричал я каким-то позорным тонким голосом. Но мне никто не ответил. Я уже потянулся к выключателю, когда позади меня скрипнула половица. Крадущиеся шаги! В нос ударил запах подземелья. Мамочка, думал я, он рядом, он уже рядом. Если бы я не выходил минуту назад, я бы уже стоял в луже своей мочи. И тут я вдруг осознал, что это вовсе был не сон. Это был не сон! Он приходил ко мне, когда я был маленький и спал на первом этаже! Я слышал стук погреба и крадущиеся шаги, я чувствовал запах гнилой картошки, я лежал в темноте и грыз одеяло. И он подошёл к двери. Он был рядом и…

Однажды, когда я был в классе восьмом, мой сосед по даче, который угощал меня сигаретами и разрешал курить у него на крыльце, рассказал мне одну странную вещь.
— На прошлой неделе меня кто-то позвал из вашего домика, — сказал он, смущённо улыбаясь, будто он понимал, что несёт бред, и заранее извиняется. — Я знал, что тебя там нет, у вас на калитке висел замок, и я подумал, что мне послышалось, но меня опять позвали. Несколько раз. Странно, да? Если бы моя бабка была жива, она бы сказала, что у вас домовой.
— Домовой, — эхом повторил я, а он как ни в чём ни бывало заговорил о позорном поражении Динамо. Вроде ничего особенного, но я часто вспоминал этот разговор. Тем более, что соседа своего я после этого ни разу не видел. Он продал свой участок.
— Домового испугался, — шутил папа, когда я рассказал ему эту историю. Я смеялся вместе с ним, но теперь мне это не кажется смешным. Может, он просто откликнулся на зов?

И, стоя перед выключателем той ночью, слушая раскаты грома за окном и шорох шагов за спиной, я думал только об одном — не откликайся на зов. И он позвал. Снова, как тогда в раннем детстве — я вдруг всё вспомнил — я лежал в своей обоссанной кровати и жевал одеяло, а странная т.варь из погреба, воняющая сырой землёй, звала меня из-за двери голосом мамочки. Но дети не такие идиоты — их не проведёшь глупой имитацией голоса. Я не откликнулся тогда. Не откликнулся я и теперь — ровно через десять лет — услышав за спиной голос Вики. Он был сначала настойчив, потом жалобен, а затем презрительно шипел, коверкая моё имя до полной неузнаваемости. Я слушал пятящиеся шаги, глядя, как за окном светлеет на глазах. Раздался странный скрип, и крышка погреба плюхнулся на место. На наш дом обрушилась пугающая тишина.

Гроза за окном стихла, постепенно наступало утро. Я громко выдохнул и включил всё-таки свет. И вот тут меня посетила самая страшная мысль — Вики дома нет. Мне не нужно было входить в её комнату, чтобы понять, что её там нет. Что её нет ни в одной комнате в доме, что её вообще больше нигде нет, как и того соседа. Я выбежал из домика и до полудня просидел на остановке, ёжась от холода и подозрительных взглядов бабулек. Когда вернулись родители, они искали Вику (в домового они не поверили, как и в то, что я той ночью был дома), потом полиция искала Вику, поисковые собаки искали Вику, даже местные садоводы искали Вику. Они даже проверили погреб, но ничего, кроме мешков с картошкой, не обнаружили.

Я помню, мы уже продали домик, и выезжали оттуда в последний раз — мама, убитая горем, на переднем сидении, хмурое лицо папы в зеркале заднего вида, — миловидная рыжеволосая женщина, купившая наш участок, стояла у нашей (теперь уже её) калитки, держа за руку своего маленького сыночка. У мальчика было серьёзное лицо, он смотрел прямо на меня. «Не откликайся на зов», — шёпотом сказал я. Наша машина задним ходом выехала с аллеи.