Михаил Пришвин известен как автор детских книг и рассказов о природе. Сам же он своей главной книгой считал «Дневники», которые вёл в течение почти полувека (1905—1954) и объём которых в несколько раз больше самого полного, 8-томного собрания его сочинений.
При жизни дневники Пришвина опубликованы не были и начали понемногу публиковаться с 80–х годов XX века, но полностью не изданы до сих пор. Отрывки из не издававшихся ранее дневников публиковались на «Арзамасе», когда В МАММ проходила выставка «Михаил Пришвин. Фотографии и дневники. 1929–1936».
Еще одним увлечением Пришвина была фотография. Снимать писатель начал в 1907 году и в его архиве сохранилось более двух тысяч уникальных снимков. Фотографии тоже никогда не издавались – среди снимков много таких, которые цензура бы не «пропустила», например серия «Колокола». Эти фотографии были сделаны в январе 1930 года в ходе антирелигиозной компании и повсеместного запрещения колокольных звонов. Тогда с колокольни Троице–Сергиевой Лавры было сброшено не менее 25 колоколов, в том числе «Царь», «Годунов» и «Корноухий». Вашему вниманию несколько горьких заметок писателя, наблюдающего за этим процессом и более поздние записи из неопубликованных архивов, предоставленные сотрудниками Литературного музея.
«Пришвин не принял революцию, и в то же время <...> он был человеком неидеологическим, он понимал, почему революция произошла. Он так и не может смириться с большевиками, понимает, какой вокруг происходит кошмар, какая у этого цена. В 1930 году он даже раздумывает о самоубийстве…
Сложнейший, рефлексирующий человек. Он как-то умудрялся оставаться над схваткой и очень глубоко все это осмыслять».
Яна Гришина, ведущий сотрудник отдела ГЛМ «Дом‑музей М. М. Пришвина» в Дунине
Из дневников М. Пришвина 4 Января 1930 года
Показывал Павловне упавший вчера колокол, при близком разглядывании сегодня заметил, что и у Екатерины В<еликой> и у Петра П<ервого> маленькие носы на барельефных изображениях тяпнуты молотком: это, наверно, издевались рабочие, когда еще колокол висел. Самое же тяжкое из этого раздумья является о наших богатствах в искусстве: раз «быть или не быть» индустрии, то почему бы не спустить и Рембрандта на подшипники. И спустят, как пить дать, все спустят непременно. Павловна сказала:
— Народ навозный, всю красоту продадут.
6 Января 1930 года. Сочельник
Со вчерашнего дня оттепель после метели. Верующим к Рождеству вышел сюрприз. Созвали их. Набралось множество мальчишек. Вышел дефективный человек и сказал речь против Христа. Уличные мальчишки радовались, смеялись, верующие молчали: им было страшно сказать за Христа, потому что вся жизнь их зависит от кооператива, перестанут хлеб выдавать, и крышка! После речи своей дефективное лицо предложило закрыть церковь. Верующие и кое-какие старинные: Тарасиха и другие, молчали. И так вышло, что верующие люди оставили себя сами без Рождества и церковь закрыли. Сердца больные, животы голодные и постоянная мысль в голове: рано или поздно погонят в коллектив.
9 Января 1930 года
На колокольне идет работа по снятию Карнаухого, очень плохо он поддается, качается, рвет канаты, два домкрата смял, работа опасная и снимать было чуть-чуть рискованно. Большим колоколом, тросами, лебедками завладели дети. Внутри колокола полно ребятами, с утра до ночи колокол звонит… Время от времени в пролете, откуда упал колокол, появляется т. Литвинов и русской руганью, но как-то по-латышски бесстыдно и жестоко ругается на ребят. Остряки говорят: бьет в большие колокола и с перезвоном.
Одна мысль повертывается у меня в голове теперь постоянно, это — что коллектив государственный вполне соответствует строю русской деревни: во-первых, со стороны слежки друг за другом очень похоже, со стороны… (об этом надо хорошенько подумать).
Главное вот что: мы, интеллигенты, воспитанные на европейских гуманных идеях, так оторвались от деревенского коллектива, что не можем без отвращения и возмущения думать о государственной «принудиловке», а между тем, очень возможно, она органически выходит из жизни крестьянина.
15 Января 1930 года
Все продолжается теплая бессолнечная сиротская зима.
11-го (Суббота) сбросили Карнаухого. Как по-разному умирали колокола. Большой, Царь, как большой доверился людям в том, что они ему ничего худого не сделают, дался опуститься на рельсы и с огромной быстротой покатился. Потом он зарылся головой глубоко в землю. Толпы детей приходили к нему и все эти дни звонили в края его, а внутри устроили себе настоящую детскую комнату. Карнаухий как будто чувствовал недоброе и с самого начала не давался, то качнется, то разломает домкрат, то дерево под ним треснет, то канат оборвется. И на рельсы шел неохотно, его тащили тросами… При своей громадной форме, подходящей к Большому, Царю, он был очень тонкий: его 1200 пудов были отлиты почти по форме Царя в 4000. Зато вот, когда он упал, то и разбился вдребезги. Ужасно лязгнуло и вдруг все исчезло: по-прежнему лежал на своем месте Царь-колокол, и в разные стороны от него по белому снегу бежали быстро осколки Карнаухого. Мне, бывшему сзади Царя не было видно, что спереди и от него отлетел огромный кусок.
Сторож подошел ко мне и спросил, почему я в окне, а не с молодежью на дворе.
— Потому, — ответил я, — что там опасно: они молодые, им не страшно и не жалко своей жизни.
— Верно, — ответил сторож, — молодежи много, а нам, старикам, жизнь свою надо продлить…
— Зачем? — удивился я нелепому обороту мысли.
— Посмотреть, — сказал он, — чем у них все кончится, они ведь не знали, что было, им и не интересно, а нам сравнить хочется, нам надо продлить.
17 Января 1930 года
Не то замечательно, что явился негодяй — ими хоть пруд пруди! — а что довольно было ему явиться и назвать дом ученых контрреволюционным учреждением, чтобы вся Москва начала говорить о закрытии дома ученых. По всей вероятности, такое же происхождение имеют и все нынешние зверства в отношении памятников искусства: причина гибели, например, нашей колокольни вернее всего заключается в собаке, подобной проф. Коровину, тоже, какой-нибудь негодяй из семинаристов, спасая свою шкуру, воинствует в безбожии, а мы, запуганные, забитые воображаем себе какую-то непреодолимо великую силу разрушения, проносящуюся над нашими головами.
24 Января 1930 года
Иной человек по делам своим, по образу жизни подвижник и настоящий герой, но если коснуться его сознания, то оно чисто мышиное: внутри его самая подлая тревога и готовность уступить даже Бога, лишь бы сохранить бытие на этом пути, который извне представляется нам героическим.
Мы ездили вечером на извозчике к Кожевникову.
— Плохо живется? — спросил я извозчика.
— Очень плохо, — ответил он, — перегоняют в коллектив.
— Не всем плохо от этого, — сказал я.
— Да, не всем, только лучше немногим. Через некоторое время он сказал:
— Ждать хорошего можно для наших внуков, они помнить ничего нашего, как мы страдали, не будут.
— Будут счастливы, — сказал я, — и не будут помнить о нашем мучении, какие счастливые свиньи!
Извозчик очень понял меня и со смехом сказал:
— Выходит, мы мучимся для счастливых свиней.
Растет некрещеная Русь.
30 января 1950 года
Какая-то там погода, Бог с ней! Беда в человеческой природе на время отнимает внимание от общей природы. Беда эта в несомненном факте морального распада в нашем обществе. Страх каждого перед судом всех бросил общество в руки проходимцев, создавших «проходящую» литературу. Но говорят, что и в академии тоже не лучше, и везде то же, и на заводах, и в колхозах, везде тот же самый моральный распад. Этот факт морального распада разделил людей на потерявших веру в завтрашний день и на тех, кто забивает свое неверие действием и перестраивает насильно свое настоящее на будущее.
21 мая 1950 года
Слова Белинского, что Россия скажет миру новое слово… Моя родная страна скажет новое слово, чем укажет путь всему миру. А разве немец не так тоже думал, англичанин, француз? Путь веры в миссию своей страны кончится непременно войной…
21 июля 1951 года
Спрашивается: что есть настоящий поэт? Настоящий поэт, в моем понимании, есть одно из положений личности в обществе на пути создания качества вещей. По мнению современников наших, количество само собой переходит в качество. А мы думаем, что качеству вещей предшествует самый агент качества, т. е. личности.
Например, мы знаем, и это есть факт очевидный, что количество продуктов у нас в социалистическом обществе достигается более успешно: их больше, чем у них. Но качество всех вещей у них лучше. Мы знаем, что качество вещей связано с личностью творческой, что творчество это обусловлено свободой. (Даже в крепостное время все крепостные художники, актеры, музыканты выросли из чувства свободы.) Настоящий поэт есть свободная личность в своем поведении плюс природное дарование.
13 августа 1951 года
Тяжело думать, что революция, начиная с Октября и до сейчас, не дала мне малейшей радости жизни и я радовался как бы преодолевая тяжкую болезнь революции. И в то же время я никогда не желал быть где-нибудь в другом месте, в каких-нибудь счастливых местах без революций. Все время внутри революции я сохранялся, как спящая почка будущего. Мои произведения зеленели тоже как бы из спящих почек, и, вопреки всему, спящие почки хранят будущее… Конечно, не вкуси я в юности марксизма, задень меня революция хоть бы чуть-чуть, я не мог бы написать своих вещей о природе. И то же самое, не переживи я в юности эту же самую революцию в своем кружке (1895 год), я не посмел бы себя так свободно и независимо держать в наше время.
20 сентября 1951 года
Возможно ли найти ключ к замку от таинственной двери, за которой каждый хочет делать сам что надо для всех?
Из: Михаил Пришвин. Дневники 1930–1931
Тема: Михаил Пришвин (Дневники 1930–1931). (Прочитано 694 раз)
Похожие темы (5)
