«Я выхожу из школы через чёрный ход, чтобы никого не видеть»5 монологов учителей о профессиональном выгоранииУчителя уверенно занимают верхние строчки в списке профессий, подверженных эмоциональному выгоранию. Многозадачность, ответственность, постоянное общение — и это лишь видимая часть причин-провокаторов. Что делать, если работа перестала приносить удовольствие, и можно ли избежать профессионального выгорания, — рассказывают сами учителя.
Лариса Александрова
учитель обществознания и истории, 51 годСегодня долго смотрела на учеников в коридоре. Они напоминают зверей, живущих по своим законам. У них сейчас сезонное обострение. Толкаются, щипаются, принюхиваются друг к другу, кидаются рюкзаками. И ржут всё время. Даже замечания делать не хочется. Какой смысл? Ты отвернулся — они опять за своё.
В учительской друзья по несчастью (я сейчас про коллег) хвастались своими майскими поездками в экзотические страны и обсуждали отели. Я давно в этих разговорах не участвую. Сплошные зависть и неискренность.
Приползла домой, попила на балконе кофе с сигаретой — релакс. Сижу смотрю на пачку рефератов, а она вторую неделю смотрит на меня. Нет сил проверять. Да и какой смысл? Всё равно в интернете скачали.
С тех пор как родителей пустили в школу, вообще работать невозможно. Так и хочется сказать: если такие умные — ведите урок сами. Я выхожу из школы через чёрный ход, чтобы никого из них не видеть. Даже дети не так раздражают, как они. Но корень зла всё равно в нашем изобретательном начальстве. Живём под прицелом. Не знаю второй такой профессии, где тебя каждый день расстреливают сразу все, где невозможно быть правым.
Мои подруги и муж, чудом не сбежавший от меня, уже слушать не могут про мою работу. Я говорю только о ней и даже не замечаю этого. Наверняка в такие моменты кажусь тупой и жалкой.
У меня выгорание? Давно. Я даже не заметила, как наступила весна и зацвела вишня. Кстати, наш директор считает, что если у человека оно наступило, ему пора вон из профессии. Значит, мне пора.
Анастасия Шумакова
учитель русского языка, 39 летВ начале педагогической карьеры я путала выгорание с обычной усталостью. Вопрос решался просто: пара лишних часов сна, весёлые выходные — и я снова в форме.
Те, кто меня знают, могут подтвердить, что я человек лёгкий и без заморочек. Я не надумываю конфликты, не зацикливаюсь на самодурах, не ищу проблемы там, где их нет. И карьера моя развивалась достаточно легко. Я быстро защитилась на первую категорию, а вскоре и на высшую. Я люблю детей, они любят меня, а там, где любовь всё просто.
В состоянии относительного равновесия я проработала примерно лет десять. Но всё стало меняться. Я будто затухала, перестала чувствовать себя интересным педагогом и человеком. Появилось ощущение вторичности. Может быть, потому, что пришли молодые ребята после вузов, не похожие на нас. Вообще, не похожие на учителей. Модные, умные и осовремененные.
На их фоне я стала себе казаться закомплексованной и тривиальной, а мои методы — древними. Захотелось снова окончить институт.
Стали раздражать любые разговоры о детях и образовании. Казалось, что все говорят глупости, что всё на самом деле не так, что дети — слишком тонкая материя, чтобы о них так просто разговаривать за чашкой чая в учительской. Ещё мне стало казаться, что за пределами школы кипит настоящая жизнь, а тут — стоячее болото. Что у моих подруг жизнь интересная, а у меня — нет.
Выгорание наступает, когда покорены какие-то вершины, когда уже многое сделано, и человек не понимает, куда двигаться дальше. Надо либо менять работу, либо пережить этот кризис и дождаться новой волны. Учительское выгорание — это та же депрессия, мне кажется. Очень многое зависит от характера и силы воли человека.
Меня спасло очередное классное руководство. Чудесный набор детей и родителей. У меня снова подъём, скоро последний звонок. Невозможно отказаться от того, что любишь, и вот так просто пойти на поводу у своего состояния.
Вера Соколова
учитель химии, 68 лет
Я проработала с детьми почти пятьдесят лет. О профессиональном выгорании стали лишь сейчас говорить. Раньше такого понятия не было. Если мы и выгорали, как вы говорите, мы не понимали этого и не придавали значения. Работали — и всё.
Когда я была ещё молодым учителем, я разрывалась между семьёй и школой, и редко оставалась довольна результатом. Дома что-то случится, и я с этим настроением в школу иду. Срываюсь на ребятах. Чувствую себя и тут и там виноватой. Будто бы вполсилы живу и работаю.
Сейчас дети выросли, внуки — тоже. Муж на пенсии, а я не могу без школы. Я только сейчас наконец-то стала работать без оглядки. Я раскрылась, часто бываю на олимпиадах, восхищаюсь возможностями, которые есть у наших детей. Мой сегодняшний кабинет — настоящая лабораторная. В прошлом году к нам пришло много молодых учителей, особенно мужчин. Я всегда мечтала, чтобы в школу пришли мужчины. Плохо, когда коллектив полностью женский. Сейчас для меня школа — воздух. Если я и выгорала когда-то, то сегодня не могу в это поверить.
Анна Кузнецова
учитель географии, 43 годаЯ очень много шучу на уроках, иногда мне кажется, что я такой маленький филиал цирка-шапито, где детвора может отдохнуть от серьёзной нагрузки.
Как-то к концу года я почувствовала, что мне совсем не хочется шутить. Будто внутри вылетел какой-то предохранитель. И точно так же, как этот предохранитель, я могла вылетать и реветь в коридоре, если кто-то что-то делал не то, не слушал, пререкался, просто не обращал внимания. Потом дети ходили меня хором утешать и это было ещё горше: я чувствовала себя манипулятором. Они сидели прибитые, тихие, в звенящей тишине. А у меня внутри только: «Блин-блин-блин! Что же я творю, как вырулить из этой ситуации?».
Случаи были, конечно, единичные. Но они были. Мне никогда не было по барабану до учеников. Я так и не научилась достигать этого дзена: давать материал безотносительно к людям в классе.
Я мечтала сломать ногу, заболеть, чтобы, в конце концов, прилетел волшебник на голубом вертолёте и объявил, что у меня год оплачиваемого отпуска.
Судьба стала моим волшебником: летом я забеременела, а 2 сентября с жутким токсикозом чуть не грохнулась в обморок прямо во время урока. А когда пришла в себя, решила, что во время беременности ни за что не буду учить. Правда, продержалась только раз. Когда была беременна младшими, я уже вовсю преподавала.
Мои коллеги — это ближайшие друзья, школа — это мой дом. Десятки поездок в год — и все с учениками и/или преподавателями. Школа для меня не какой-то тусклый конвейер, а насыщенная жизнь. Ученики — это то, что поддерживает и заряжает. То, ради чего стремишься в школу. Не сеять разумное, не учить, а общаться, помогать пережить какую-то коллизию. Сейчас, к концу года, чувствую некоторую весеннюю астению. С одной стороны, думаешь, как мало осталось уроков, жаль, что многое не успели. А с другой, поскорее бы прошла вся эта эпопея с экзаменами.
Артём Евдокимов
учитель английского языка, 30 летБудь ты хоть трижды мастером импровизации, в период выгорания всё кажется бессмысленным. Каждый день одно и то же, и всегда предсказуемый результат. Не происходит абсолютно ничего нового и значимого. День сурка.
Больше всего раздражает зависть старших коллег: твой творческий подход, креативность и неординарность вызывает у них только раздражение и ехидство. Мы что-то разве делим?
Совсем не остаётся времени на собственную семью. А по ночам в голове один и тот же вопрос: на что я себя трачу? Не знаю ни одного учителя, который время от времени не думает о тщетности и не мечтает сменить профессию или хотя бы совмещать со второй. Не представляю, как учителя сидели раньше десятилетиями в одной и той же школе. А главное, зачем? Надо чаще менять работу.
Имена героев были изменены
Тема: «Я выхожу из школы через чёрный ход, чтобы никого не видеть» (Прочитано 1448 раз)
