Я всегда знала, что губительно эмоциональна, но не думала, что восторженная натура способна довести меня до самого края, когда не имеют значения ни мораль, ни совесть.
Всё началось с того, что в нашем доме открыли магазин – маленький, но уютный, состоявший из нескольких комнатушек-секций: молочная, хозяйственная, фруктово-овощная. Кассир, продавцы, уборщица – все таджики, люди жизнерадостные, приятные в общении, по-русски говорящие практически без ошибок. Очень тёплые, человечные, особенно Ромиш, парень из фруктово-овощного отдела.
Дело даже не в том, что он красив. А в улыбке, в спокойной мужественности, в готовности помочь, донести из овощного отдела до кассы сумку с покупками – всего-то семь-десять шагов, но сам факт! – в восточной галантности. Не сальном флирте, а именно настоящей галантности. Например, Ромиш никогда не позволял мне самой выбирать из коробки грязный картофель: вежливо отстранял, присаживался на корточки и набирал мешок картошки, среди которой не было ни одной гнилой или битой. Не могу сказать, что общалась с ним больше, чем с другими работниками магазина, но мне нравилось заходить в его отдел и перебрасываться парой ничего не значащих фраз.
Если бы Ромка, как я называла его про себя, не был продавцом в овощном отделе, если бы он родился в Москве и мы бы с ним встретились при других обстоятельствах… Знаю, всё это звучит некрасиво, но ведь так и есть – если бы были социально равны, я бы заинтересовалась им как мужчиной. Да, забыла сказать: от Ромки всегда удивительно пахло, как-то очень по-мужски, смесью одеколона, мужественности и живого огня. И весь он был словно огонь – это чувствовалось, если я случайно (или неслучайно, сейчас уже сложно сказать) оказывалась слишком близко. Кажется, и он мне симпатизировал, но восточные молодые люди на любую мало-мальски симпатичную особу смотрят заинтересованно.
Перед этим два года я встречалась с Юрой – юристом, работавшим со мной в одной фирме. Но потом его перевели в другой офис, мы перестали видеться каждый день, и наши отношения постепенно сошли на нет. Расстались как-то незаметно, будто и не были близки.
То есть к тому времени, когда открылся магазин, я уже не чувствовала себя связанной отношениями и, конечно, снова хотела влюбиться. Не в Рому, нет, у нас с ним не было ничего общего, но…
Всё изменилось в один момент. Месяц назад я на неделю уехала в командировку в Петербург, а когда вернулась и зашла в магазин, вместо Ромки увидела в отделе Рузи, девушку, которая обычно работала на кассе. Удивилась и не удержалась от вопроса, где Ромка.
– А он домой уехал жениться, ему мама невесту выбрала, – смеясь, сообщила словоохотливая Рузи и затем, понизив голос до шепота, добавила: – Страшненькая – жуть! Ну, может, добрая.
Я не почувствовала ничего, кроме удивления: как-то не думала, что в Таджикистане до сих пор пару детям выбирают родители. В тот момент не испытала ни малейшего укола ревности, ведь не мечтала же я стать женой таджика и уехать к нему в кишлак.
Но вот когда Ромка вернулся, начался кошмар. Не осуждайте меня – сама не понимаю, что со мной произошло. Не знаю, как это объяснить, но изменилось решительно всё: я, как полная дура, начала краснеть, если Ромка случайно касался моих пальцев, передавая пакет с фруктами, деланно смеяться, не смешно шутить, прятать глаза. Казалось, оглушительное биение моего сердца слышно на весь магазин.
И Ромка это видел. Я всеми силами изображала радость за него, но выходило паршиво. Даже попросила показать мне фотографию жены, и он смущённо продемонстрировал на экране телефона сначала свадебную карточку, а потом обычную. На свадебном фото невеста была похожа на японку: белокожая, с красивыми большими глазами, густыми изогнутыми бровями, тонкими чертами лица. А на обычном – и правда страшненькая.
– Она, конечно, не красавица, но у неё характер добрый. И семья хорошая, – словно оправдываясь, объяснил Ромка, когда я наговорила кучу глупых комплиментов, не имевших к его избраннице никакого отношения. Я даже не спросила, как её зовут. А Ромка не называл жену по имени – просто «она».
«Она» не собиралась переезжать в Москву, поселилась в доме его родителей, помогала по хозяйству и преданно ждала Ромика, который вернулся в Москву, чтобы обеспечивать семью.
Я знала, что рано или поздно бабахнет. А ещё знала, что тоже нравлюсь Ромику – всегда же видно, когда девушка парню нравится. Флюиды какие-то, что ли. Даже немножко радовалась, что он теперь женат, ведь только это и удерживало меня от перехода к активным действиям.
Но что я могла? Стать его любовницей? Ждать, чтобы по вечерам он, прячась, поднимался ко мне на пятый этаж, занимался со мной любовью, а потом так же тайно уходил? Больше никогда не заглядывать в магазин, чтобы не проколоться? И рано или поздно случайно сдать себя с потрохами и подставить под удар Ромикову семью? Развести его с женой? Но зачем? И что дальше?
Я никогда ни у кого не уводила парней, даже не могла себе такого представить. А Ромка был официально женат, и развод для его семьи – я в этом уверена – стал бы позором и болью. Но какой болью для меня было регулярно видеть его во сне и просыпаться с колотившимся сердцем, дрожавшими руками и пересохшим ртом.
Честно пыталась избавиться от наваждения. Даже позвонила Юре – он, кстати, обрадовался, – пригласила в гости, напоила вином и устроила ночь любви, чтобы как-то переключиться. Юрка, конечно, обалдел от такого напора и отработал по полной, а я… Ничего не почувствовала. Когда Юра уснул, лежала рядом и тихо плакала, потому что знала, что хочу одного только Ромика.
Бабахнуло на следующий же день. Я складывала в пакет мандарины, выложенные на полке в виде пирамиды, и неосторожно развалила всю конструкцию. Фрукты поскакали по полу, я бросилась подбирать, Ромик, естественно, тоже. Руки мои дрожали, да и коленки. Удерживать равновесие, сидя на корточках, ещё и на каблуках, – дело неблагодарное, особенно если вся дрожишь от напряжения. Я уже была готова рухнуть на попу, как вдруг Ромик резко ухватил меня за запястье, рванул на себя и удержал от падения, подставив свою грудь, к которой я прильнула с каким-то кошачьим бесстыдством. Не знаю, считал ли мой пульс Ромик, но кажется, во мне всё грохотало, и не почувствовать этого было нельзя.
А хуже всего то, что его сердце грохотало так же яростно. Он весь пылал; казалось, что прикосновения его рук могут прожечь мою одежду, хотя я чувствовала себя так, будто никакой одежды на мне уже и нет.
Всё продолжалось лишь несколько секунд, но это было круче, чем все мои ночи с Юрой и другими мужчинами. Я даже не знала, что моё тело способно на такие оглушительные ощущения. Ещё никогда меня так не тянуло к мужчине, и никогда мужчину так не тянуло ко мне, я это чувствовала. Если бы мы не были в магазине, то в тот же момент занялись бы любовью, даже не раздевшись. Боюсь, сделали бы это прямо на полу…
Не знаю, как мы умудрились встать, не потеряв равновесие. Ничего не сказав, боясь поднять на Рому глаза, пунцовая, как помидор, я выскочила из отдела, не взяв пакет с мандаринами. Машинально схватила по пути какую-то шоколадку, о чём-то пошутила с девушкой на кассе, оплатила покупку, пулей вылетела из магазина.
Дома долго и исступлённо ревела – то ли от того, что мои чувства взаимны, то ли от того, что всё с самого начала обречено на провал.
На следующий день в магазин не пошла, было ужасно стыдно. Не зашла и на другой день, и через… Не знаю, чего ждала, но ждала – определённо.
Ромка знал, что я живу в том же доме, в крайнем подъезде. Может быть, даже помнил этаж, я неоднократно упоминала его в разговорах. Следующий шаг должен был сделать он – всё-таки мужчина, тем более восточный. Чего я ждала? Что он подкараулит меня в подъезде? Оставит букет цветов на этаже? Узнает номер квартиры и подсунет под дверь записку, в которой назначит свидание в ресторане, где-нибудь подальше от дома?
Стыдно признаться, но все мои моральные устои и принципы пали. Я уже не думала ни о Ромиковой жене, ни о его семье, ни о возможном позоре. Нет, я, конечно, не собиралась за него замуж. Но ясно было одно – роману быть, и плевать на последствия.
Моего терпения хватило на пять дней. На шестой поймала себя на том, что начинаю злиться. Думала: «Как так? Я же чётко дала ему понять, что между нами что-то есть. Что я исчезла специально и теперь жду каких-то шагов с его стороны…»
К вечеру шестого дня я накрасилась, надела своё выходное красное пальто и спустилась в магазин.
В овощной отдел прошла не сразу. Заставила себя зайти в молочный, положить в корзинку пакет молока, несколько упаковок йогурта, затем завернула в алкогольный отдел и зачем-то взяла бутылку красного вина. Потом меня занесло в хозяйственный, где я долго нюхала мыло и бросила в корзинку сразу пять штук, все с разными ароматами. Наконец, собравшись с мыслями, заставила себя пройти «по адресу».
– Ой, привет, как давно тебя не было! – встретила меня улыбкой Рузи, протиравшая ярко-розовой тряпкой и без того чистые полки. – Уезжала?
– Да нет, замоталась, заработалась, друзья нагрянули, – соврала я и направилась к грушам, чтобы чем-то занять руки и скрыть разочарование. – А Ромик снова жениться уехал? Гарем собирает?
– Уволился он, – вздохнула Рузи и нахмурилась. – Дней пять назад, в один день: сказал хозяевам, что уходит. Странный он какой-то стал, когда женился, себе на уме. Мог бы стол накрыть, всех угостить, попрощаться по-нормальному. А он, знаешь, вечером нам сказал, а утром уже не пришёл. Вот так. К жене, наверное, уехал – молодожён, кровь горячая. Всё равно не по-людски как-то, неправильно.
Я нашла в себе силы сказать – мол, муж и жена должны быть вместе, особенно сразу после свадьбы… Рузи взвесила мои груши и сама, как Ромик, отнесла их на кассу.
Дома я первым делом шарахнула об пол пакет с грушами. Они не разлетелись, как те мандарины, – пакет был надёжно завязан. А я не нашла ничего лучше, чем снова пойти реветь, но сладко от тех слёз мне уже не было.
Знаю, почему уволился Ромка. Он отправился не к нежеланной жене – уехал от желанной меня. От беды, которую я ему несла. От позора, который готова была так бессовестно обрушить ему на голову. От моей эгоистичности и несдержанности. Он тоже знал, чем всё кончится, и поступил по-мужски: отошёл в сторону и сохранил достоинство и свою семью. Не предал жену, которую не любил и не хотел, но которую выбрала для него самая святая и важная в его жизни женщина – мать.
И я рада, что на свете есть ещё такие мужчины, для которых слова «долг», «честь», «совесть», «ответственность», «семья», «муж», «жена» – не пустой звук, а закон. Настоящие мужчины, а не безвольные рабы своих желаний. И теперь мне тоже хочется стать настоящей женщиной – верной, стойкой, надёжной. И когда у меня это получится, я наконец найду своё счастье.
Боясь, что этот текст прочтёт кто-нибудь из знакомых, я изменила все имена: Ромика зовут не Ромик. И Рузи совсем не Рузи, я просто посмотрела в интернете список традиционных таджикских имён и выбрала те, что понравились
Тема: Любовь не картошка (Прочитано 1263 раз)
