ВСЕ КАМНИ - В СЕРДЦЕ
Её чуткая к справедливости и красоте душа в девичьем возрасте попадает в кромешный ад войны: бомбёжка, контузия, работа санитаркой и позднее – почти смертельное ранение (пуля прошла в 2 мм от сонной артерии).
Госпиталь в тылу, инвалидность, возможность приносить пользу и вдали от фронта. Но такова была закваска молодого в те годы поколения, что быть полезным в тылу большинством из них расценивалось почти как предательство: ведь там, под огнём, гибнут их товарищи, решается судьба большой и любимой страны.
После ранения в шею в 1943 г., простившись с госпиталем, Друнина делает попытку поступить в Литинститут, и – мимо. И запомнит этот урок несправедливости: ведь ей есть что сказать!..
Она снова отправляется на фронт, уже в звании старшины медицинской службы, повзрослевшая, узнавшая цену человеческим достоинствам и преступным слабостям, кои на фронте встают во весь рост; и безымянному, но не менее прекрасному подвигу.
...Она была окончательно комиссована с военной службы в 44-м, после тяжёлой контузии. И, конечно же, вскоре снова переступила порог Литературного института. А вернее, помня недавний опыт, совершила тихую атаку: просто пришла, заняла место в аудитории и просто сдала со всеми вместе экзамены за уже начавшийся без неё семестр. Она не могла позволить кому-то снова дать ей от ворот поворот, ибо уверена была в своём истинном призвании, за которое надо было побороться. Вот так – тихо, но по-фронтовому.
Послевоенная Москва не баловала никого, в том числе пришедших с войны, часто не имевших надёжного тыла и сносных средств к существованию. Потому солдатские сапоги и шинель не спешила снимать и Юлия. Тем более что и поэт Николай Старшинов, ставший ей мужем, тоже – бывший фронтовик. Родилась дочь, вместе росли как писатели, старались вырваться из бытовых неустройств.
Подросла дочка, стали выходить сборники, оба – и Юлия, и Николай – были уже самодостаточными людьми и писателями, но через 15 лет супружеской жизни разошлись, оставшись добрыми друзьями. В своих воспоминаниях бывший муж очень тепло отзывался о ней. «Смешная, трогательная, наивная, бескомпромиссная, незаурядная, светлая…» – говорил позднее поэт о жене, что не так часто бывает.
А потом пришла та любовь, что делает из женщины королеву, великодушно прощает слабости, окружает надёжным тылом, сердечным теплом и заботой. Можно смело сказать, что без этого многолетнего союза поэта Юлии Друниной и Алексея Каплера, кинодраматурга, популярного телеведущего и просто красивого и мудрого человека, мы бы не знали той великолепной во всех смыслах женщины (многие сравнивали её с Любовью Орловой), известной писательницы и общественного деятеля, каковой в эти годы стала Юлия Владимировна.
Поэт Марк Соболь как-то сказал поэтессе, что Каплер «стянул с неё солдатские сапоги и переобул в хрустальные туфельки». Она согласилась. А так сказал Николай Старшинов: «Я знаю, что Алексей Яковлевич Каплер… относился к Юле очень трогательно – заменил ей и мамку, и няньку, и отца. Все заботы по быту брал на себя».
Наступили лучшие во всех смыслах годы для Друниной. Одна книга выходила за другой. Её имя становилось не просто известным, но и особенным на фоне всей отечественной поэзии тех лет. Ей удалось военную лирику сделать женственной, а любовную – полной крутых волн и грозовых всполохов.
В 1967 г. Друнина побывала в Западном Берлине. И когда бывший немецкий солдат спросил её, как же она не только выжила в той войне, но сохранила свою красоту да ещё и пишет стихи, Юлия Владимировна коротко ответила, что воевала совсем на другой стороне. Вряд ли в этот момент на её груди сияли ордена и медали, среди которых орден Отечественной войны I степени и достойнейшая из медалей – «За отвагу».
В эти же годы пошли в народ её знаменитые строки, которые, конечно же, останутся в истории:
Я только раз видала рукопашный.
Раз – наяву и сотни раз во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Критики упрекали за превалирование военной темы в лирике, ну а некоторые «сотоварищи», естественно, не хотели признавать её значение как писателя по разным причинам. Это и обыкновенная зависть к успешной, признанной, в том числе властью, поэтессе, и личные счёты тех, кто обжигался о её прямоту и честность, и просто вкусовые предпочтения.
Она побывала в секретариатах СП СССР и СП РСФСР. Но о том, что делание карьеры вовсе не входило в её истинные планы, говорит такой факт. Когда в 1990-м она стала депутатом Верховного Совета СССР и стремилась благодаря этому способствовать изменению дел в армии, защитить интересы и права участников Великой Отечественной войны, то, убедившись в тщетности своих усилий, без колебаний рассталась с депутатским мандатом:
«Мне нечего там делать, там одна говорильня. Я была наивна и думала, что смогу как-то помочь нашей армии, которая сейчас в таком тяжёлом положении… Пробовала и поняла: всё напрасно! Стена. Не прошибёшь!»
В 1979-м ушёл из жизни Алексей Каплер и был похоронен в Старом Крыму, где они были счастливы, где исходили извилистыми тропами многие чудесные места.
Как мы чисто,
Как весело жили с тобой!
Страсть стучала в виски,
Словно вечный прибой.
И была ты, любовь,
Полыхающим летом,
Пьяным маком
И огненным горицветом…
На памятнике мужу жена осознанно оставила место и для своего имени.
Начался период возвращения на грешную землю, совпавший с драматическими событиями в стране: «Теперь, узнав жестокую правду о второй – трагической, чудовищной, апокалипсической стороне жизни тридцатых годов, я (не примите это за красивые слова) порой искренне завидую тем сверстникам, кто не вернулся с войны, погиб за высокие идеалы, которые освещали наше отрочество, нашу юность и молодость…» (из письма Юлии Друниной). Требовалось немало сил, чтобы всё это переварить, пережить, найти силы для творчества, без которого она не представляла жизни.
Она и сама жила с обожжённым сердцем. Не было надёжного и душевного тыла. «С корабля современности» всё чаще стали сбрасывать достойные писательские имена, обвиняя в приверженности к сталинскому режиму, мимоходом и бездумно, а иногда с умыслом клея ярлыки: «коммуняка», «уходящая натура», а после и вовсе – «красно-коричневый».
Друнина приняла этот вызов. Никто не мог заставить её поступиться теми принципами, что ковались на фронтовых дорогах. Она как может – выступлениями, печатной публицистикой – пытается остановить эту волну расхристанности, вседозволенности, жестокого прагматизма.
Однако всё меньше оставалось сил на борьбу, годы начинали медленно стирать молодость души и красоту. Одиночество и каверзы быта, с которым она не справлялась, а главное, тревога и боль за судьбу страны не оставляли ни на минуту. Всё вело к трагической развязке. Она стала терять себя – и как женщину, и как поэта с творческими надеждами.
В прощальном письме Юлия Владимировна написала:
"… Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно только имея крепкий личный тыл… А я к тому же потеряла два своих главных посоха — ненормальную любовь к старокрымским лесам и потребность «творить». Оно и лучше уйти физически не разрушенной, душевно не состарившейся, по своей воле. Правда, мучает мысль о грехе самоубийства, хотя я, увы, не верующая. Но если Бог есть, он поймет меня. "
И стихи, обращённые к тем, кто остаётся, – последний вызов фронтовички рыночному времени и всем, кто пустил под откос «наш бронепоезд», чтобы лишить людей гордости за великую страну и её историю:
Ухожу, нету сил. Лишь издали
(Всё ж крещёная!) помолюсь
За таких вот, как вы, – за избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!
Её уход стал знаком времени, выразившим неожиданный трагизм, который вторгся в судьбу страны и особенно — поколения Великой Отечественной. Ведь в роковом этом решении — уйти из жизни — среди фронтовиков она была не одна.
Посмертный стихотворный сборник Юлии Владимировны, изданный её дочерью, назовёт она материнской строкой: «Мир до невозможности запутан…» Такое ощущение владело тогда многими фронтовиками, привыкшими к чёткости восприятия жизни. Для них по-прежнему друг был друг, хотя, может, давно уже таковым не был. Вот и Друнина про это написала:
«Там было легче! Как ни
странно,
Я понимаю тех ребят,
Кто, возвратившись
из Афгана,
«Там было легче», —
говорят.
«Там было легче, —
одноглазый
Спокойно повторял
земляк, —
Поскольку ясно было
сразу:
Вот это — друг. А это —
враг».
Она растерялась, когда начала вдруг ощущать, что друзья и враги странно смешиваются — порой невозможно разобрать, кто есть кто. Странно смешивались, менялись местами хорошее и плохое — это мучило её больше всего. Очевидная правда переворачивалась с ног на голову, и всё это обрушивалось изо дня в день.
Многое в этой жизни крайне её волновало. Но главной темой из вороха тем, перемежавшихся у нас тогда, было соотношение нашего прошлого и настоящего. Понятно, она — поэт-фронтовик, а военные годы, как и советское время в целом, подвергались всё большему пересмотру, всё более яростным и злобным атакам.
"Вот купила газетку, «Начало» называется. Пожалуйста, статья «Кто победил под Москвой». А в журнале «Столица» совсем прямо: «Разгром советских войск под Москвой». Что вы думаете по этому поводу?" Она часто, прежде чем высказаться самой, вот так спрашивала. Но своих мыслей и чувств тоже сдержать не могла. А они больше всего связаны были с «новой» оценкой войны и нашей Победы.
Ничто не повергало её в такое смятенное состояние, близкое к шоковому, как утверждение, что воевали мы зря. Известная, ставшая расхожей именно тогда байка о том, что, «если бы не победили, давно пили бы прекрасное баварское пиво и не знали никаких забот», возмущала её до предела:
— Как можно такое говорить! А не скорее бы изо всех нас мыла наделали?
Не прошедшим ту священную войну, наверное, невозможно вполне представить ошеломляющую силу воздействия изуверских психологических ударов, которые наносились по людям великого военного поколения. Их обвиняли, что и жили они не так, как надо бы, и воевали не так, и защищали не ту страну — Советскую, сталинскую.
Поистине землю у людей выбивали из-под ног. Что получалось? Жизнь прожита зря. Победа, которая была главным в их жизни, оказывалась никчёмной и даже вредной. Герои — никакие не герои, предатели — настоящие патриоты. Вот молодец генерал Власов, он был против Сталина, но за Россию, только не Советскую.
В августе 1991-го Государственный Красный флаг, под которым и была завоёвана Великая Победа, моментально заменили на трёхцветный, от того самого генерала Власова.
Смена флага стала сильнейшим ударом по сердцу Юлии Друниной. До того ещё надеялась на перемены к лучшему. Уже когда шла в газету последняя её статья, посвящённая во многом августовским событиям, она стала говорить, что «совсем не так» оборачивается всё вокруг:
— Скверно. А я думала, что будет просвет.
Она ушла 20 ноября 1991 года. И многого — может быть, даже к счастью для себя — не увидела и не узнала. Вскоре в результате чудовищного предательства официально перестанет существовать Советский Союз, за который она воевала.
Тема: ВСЕ КАМНИ - В СЕРДЦЕ. (Прочитано 1123 раз)
Похожие темы (5)
