"Нравственность этого требует". Из истории цензуры при императоре Николае I.
"Елизавета Ахматова, сотрудница журнала Осипа Сенковского «Библиотека для чтения», перечисляла удивительные эпизоды из истории цензуры середины XIX века. Среди прочего она описывает «забавный случай с одною повестью в «С. -Петербургских Ведомостях»… речь шла о Руссо и Дюбарри. Можно себе представить ужас г. Очкина, издававшего тогда «С. -Петербургские Ведомости», когда цензор придумал к повести свой собственный конец — обвенчал Руссо с Дюбарри. «Нравственность этого требует, уж очень обращение было вольно», — пояснил он. Нелепых историй, возникавших от непомерного усердия цензоров, история отечественной цензуры знает немало, но самые одиозные относятся ко времени правления «Дон Кихота самодержавия» Николая I, когда попечение администрации о политическом и прочем благочестии, нравственности и христианских добродетелях подданных не знало границ, а значит, часто становилось курьезом или переходило в ханжество.
«Это напоминает мне другой подобный случай с какою-то комедию или водевилем, где за одною вдовою волочился какой-то ловелас, — продолжает вспоминать Ахматова. — Цензор заставил его сказать „в сторону”, то есть обращаясь к зрителям, во время нежных объяснений с вдовой: „а я все-таки намерен на ней жениться”».
Как будто пародируя заветы еще александровского (куда более либерального) времени, цензоры неусыпно следили, «дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения». Здесь формула также была доведена исполнителями до логического предела: любые упоминания о «божественном», даже в устойчивых выражениях и переносном значении, считались кощунственными и старательно искоренялись.
«В русских романах и повестях было запрещено поздравлять именинницу с ангелом и называть любимую женщину „мой ангел”. Александр Дружинин находил большое удовольствие ставить беспрестанно в своих повестях „мой ангел”, чтобы дать цензору лишний труд вычеркивать эти слова».
«В „Путешествии в Иерусалим”, не помню чьем, автор заметил, что смоковницы возле города тощи и имеют жалкий вид. Цензор зачеркнул эти слова и написал сбоку: „А может быть, под одним из этих деревьев отдыхал Спаситель”».
С 1818 года сотрудникам периодических изданий было запрещено писать о любых предметах, касающихся правительства, без его специальных санкций: ведь правительству «лучше известно, что и когда сообщить публике»; «частным же лицам не следует писать о политических предметах ни за, ни против: и то, и другое нередко бывает одинаково вредно, давая повод к различным толкам и злоключениям».
Дальше было только хуже: правление Николая I началось яростной борьбой с оппозицией и инакомыслием, и цензура стала одним из самых эффективных инструментов. Уже 10 июня 1826 года был принят новый цензурный устав, прозванный «чугунным» за исключительную тяжеловесность (19 глав и 230 параграфов) и суровость. Среди прочего цензура запрещала места в оригинальных произведениях и переводах, «имеющие двоякий смысл, ежели один из них противен цензурным правилам», что, как можно понять, давало функционерам почти неограниченные возможности к запрету. Запрет действовал и на тексты по медицине, ведущие «к ослаблению в умах людей неопытных достоверности священнейших для человека истин, таковых, как духовность души, внутреннюю его свободу и высшее определение в будущей жизни».
Предельную бдительность цензоры проявляли к возможным (и невозможным) политическим намекам и иносказаниям, мерещившимся им в любом литературном произведении. Тот же редактор «Библиотеки для чтения» Осип Сенковский для пополнения собственного журнала «перевел из одного английского журнала небольшой рассказ какого-то путешественника, который, спасаясь от медведя в американском лесу, влез на дерево и вдруг очутился лицом к лицу с большою обезьяною с палкой. Статью эту цензор не пропустил… Оказалось, что статья эта была принята за сочинение Осипа Ивановича; дерево, путешественник и медведь, по мнению цензора, изображали Австрию, Венгрию и Россию, а большая обезьяна с палкой — такое лицо, которое цензор даже и назвать не смел (видимо, самого Николая I — С.В.). Осип Иванович должен был представить в цензурный комитет оригинал переведенной статьи, и тогда она была дозволена».
Беспокоился Комитет и о научных статьях: так, в июне 1850 года министру народного просвещения князю П.А. Ширинскому-Шихматову сообщили, что в №16 и 17 «Курских ведомостей» находится статья «Об ископаемых Курской губернии». Научная ценность статьи цензоров не интересовала — их насторожило то, что напечатана она в газете для широкой аудитории, в то время как «в ней миросоздание и образование нашей планеты и самое появление на свет человека изображаются и объясняются по понятиям геологов, вовсе несогласным с космогониею Моисея в его книге Бытия».
"Нравственность этого требует". Из истории цензуры при императоре Николае I. (Прочитано 367 раз)