ПопутчикКак-то промозглым ноябрьским вечером забросила меня работа в областной городок N. Добираться пришлось на поезде. Сел вечером, в N поезд приходил утром. На командировочные взял купе. В вагоне кроме меня и сонной проводницы ехало еще человека три-четыре. Все тихо сидели по своим местам. Было прохладно, видимо, решили сильно не топить, раз уж пассажиров практически нет, так что, скинув куртку, шерстяной свитер с высоким горлом я решил оставить. Состав дернулся и, набирая скорость, оставил позади освещенный шумный остров города. Поезд со всех сторон обступила безмолвная ночь.
Изредка в монотонный стук колес по стыкам да шум движения прокрадывались шуршание открывающейся двери и хлопок замка двери тамбура. Тусклая лампочка в купе лишь очерчивала полки и столик, на большее сил у нее явно не хватало. Читать было невозможно. В черноту окна с изредка мелькавшими огоньками далеких, редких в этой стороне домиков, смотреть было скучно. Спать тоже вроде бы не хотелось. Откинувшись на спинку, я прикрыл глаза и прислушался к стуку, постепенно сливающемуся и трансформирующемуся в некую мелодию. Мелодию железной дороги. И, по всей видимости, задремал. Очнулся я от резкого свистка поезда и вклинившегося в музыку колес шума встречного состава. Словно кадры диафильма, пролетели за окном яркие пятна окон встречного пассажирского поезда. Лишь когда вновь вернулись тьма ночи и монотонный стук колес, я увидел Его. Он сидел напротив, потонув во мраке тени от верхней полки. Руки его покоились раскрытыми ладонями на коленях. Лица было не рассмотреть, но внимательный взгляд ощущался буквально физически. Где-то с полминуты мы сидели молча, глядя друг другу в глаза.
— Извините, вы, кажется, дремали, не хотел вас будить, — прервал молчание ночной пассажир.
— Ничего страшного, — я взглянул на часы, пытаясь определить, сколько спал, но не мог определиться, когда заснул. После некоторых усилий и расчетов получилось что-то около часа, — вы давно здесь?
— Нет, четверть часа, не больше.
— Олег.
— Виктор Петрович. Можно просто Виктор.
Я собрался было пожать руку попутчику, но тот продолжал сидеть, сложа руки на коленях, лишь слегка кивнул головой. Чтобы как-то скрыть неловкость, я спросил:
— В N едете?
— Нет, в Мясницкий бор. Это гораздо ближе.
— Не слышал.
— Маленькая деревенька. Несколько домов.
— Вы там живете?
Мне показалось, что улыбка промелькнула по лицу Виктора.
— Нет, скорее, в командировке.
— И что же можно делать в маленькой деревеньке в командировке?
— Общаться с людьми.
Вот, снова улыбнулся, прежде чем ответить. Обычно так улыбаются, когда одаривают не всей правдой.
— Вы этнограф?
— Что-то вроде.
Клещами тянуть ответы из попутчика я не собирался, видимо, ему не хотелось общения, и я не стал расспрашивать его далее.
Несколько минут прошло в молчании. Я смотрел в окно и размышлял: ложиться ли спать или продолжать сидеть дальше.
— Я собираю и исследую загадочные и паранормальные явления.
Надо же, Виктор Петрович решил посвятить меня в свои дела.
— Интересное занятие. Это хобби или профессия?
— Modus vivendi.
— Образ жизни.
— Знаете латынь?
— Да так, несколько крылатых выражений. В школе выучил, чтобы на девчонок впечатление производить.
— И как, удачно?
— Вы первый, кто оценил.
На этот раз улыбка вышла доброжелательной. Странно, тень не позволяла разглядеть черты лица попутчика, лишь отдельно появлялись то внимательный взгляд, то улыбка.
— Так что загадочного произошло в… Мясном, кажется… бору?
— Мясницком.
— Прошу прощения, Мясницком бору. Вероятно, кого-то порубили?
— Да, во время войны. Не одна тысяча солдат сгинула в болотах в районе бора. Бои были столь ожесточенные, что убитых было некогда, да и не кому убирать, так и лежали по окрестностям. Позже, когда бои сместились на запад, местные жители, вернувшиеся в село, похоронили павших. Но с тех пор то в лесу слышатся голоса мужские, и махоркой пахнет, то в избу солдатик постучит, попросит воды напиться или хлеба краюху. А то и вообще кто-нибудь целую сцену боя в каком-нибудь овраге увидит. Мало кто в таком месте жить хочет, вот народ и поразбежался, лишь несколько старух да стариков доживают.
Мороз по коже прям пробежал. Нет, меня историями не запугаешь, но в полумраке купе, где от кромешной тьмы ночи отделяет стекло, и спасает лишь одна тусклая лампочка, образы неупокоенных солдат слишком четко и реально промелькнули в моем сознании.
— А вы не боитесь призраков?
И вновь из тени всплыла улыбка.
— Как в анекдоте — «а чего нас бояться?». Нет, это не страшно. Подчас живые страшнее и опасней бывают.
— Согласен.
Минуту мы сидели молча. Попутчик продолжал меня рассматривать, а я, глядя в окно, переваривал услышанное.
— А вы во многих аномальных зонах были?
— Всю Свердловскую область объездил. Она богата на аномальные места. Вот, например, в районе птицефабрики, на окраине Екатеринбурга, есть недостроенная четырёхэтажная больница, имеющая славу нехорошего, проклятого места. Там, на головы любопытствующих, ни с того, ни с сего, падают кирпичи, проваливается под ногами пол, а бетонные лестницы грозят обрушиться в любой момент. Кругом всё сыпется, стены разрушаются, в полу зияют дыры... Здание овеяно современными легендами. Стройке не более 15 лет. Её забросили в связи с загадочной смертью директора. Но ещё в процессе строительства там постоянно гибли люди... По слухам, возведение больницы начали на месте старого кладбища. И за прошедшие годы внутри мрачного помещения распрощались с жизнью несколько детей и подростков. Помимо всего прочего в ней видели материализовавшихся привидений, непонятные голубоватые вспышки света в оконных проёмах, а также новые кирпичные кладки и свежие подмазки цементом, хотя возобновлять строительство никто даже не думает. Чертовщина, одним словом.
— И что, там действительно что-то есть?
— Да, место мрачное. Сначала накатывает тоска, а после часа нахождения в здании депрессия накрывает. Постоянно кажется, что кто-то наблюдает за тобой, какие-то шорохи, вздохи. И это днем. Ночью никто не рискует туда соваться.
— А еще где были?
— На телевышке был. Все в том же Екатеринбурге. Здание недостроенной телевышки. Оно возвышается над городом около цирка. Нехорошее место. Пока вход в нее не заварили, служила местом сборищ сатанистов. Всякие экстремалы, любители посмотреть на город с высоты птичьего полета, часто срывались с высоты и разбивались насмерть. Ощущения там схожи с таковыми в недостроенной больнице.
— А вот всякие нехорошие дома, я слышал, попы освящают, и приведения или что там нехорошее есть, исчезает.
— Бывало и такое. Только нехорошее место — это не грязная комната, где полы помыл, пыль вытер, и ничего нет, все чисто. Здесь святой водой да молитвами мало что сделаешь. Вот вы сами верующий? Смотрю, креста не носите.
— Сложно сказать. В Бога верю, правда в церковь не хожу. А крест — это атрибутика, наличие его или отсутствие не увеличивает и не умаляет веру человека.
В подкрепление слов я похлопал себя по груди… Минуточку, а как он узнал?
— А с чего вы взяли, что я крестик не ношу?
— По тому, как вы спросили про освящение. Легкое пренебрежение в слове «поп» навело меня на это, в противном случае использовали бы слово «священник» или «батюшка».
— А вы сами верите в Бога?
Теперь я попытался теперь подловить его на ответе.
— Как сказал Юнг: «Мне не надо верить — я знаю, что он есть».
— А в чем разница?
— Вера, так или иначе, подразумевает наличие в дальнейшем доказательств, а знание — это аксиома.
— А какое самое жуткое место вы посещали? — попытался я перевести наш разговор с зыбкой почвы теософского диспута.
Попутчик молчал, мой вопрос явно пробудил в нем какие-то неприятные воспоминания. Ладони нервно прошлись по коленям вверх-вниз. На мгновение тело соседа подалось вперед, и лицо скользнуло навстречу из тени. Мне показалось, что страх промелькнул в его глазах. Но лицо тут же скрылось в тени. Улыбки не было, лишь один внимательный взгляд немигающих глаз.
— Это поселок Растесс. Нежилой ныне поселок золотодобытчиков, находящийся примерно в 25-30 километрах к западу от Кытлыма, это все в той же Свердловской области. Раньше через него проходил известный Бабиновский тракт. Там то и дело видят в небе таинственные свечения. О нечистой силе и злых духах и вовсе ходит множество историй. Туристы и охотники обходят эти места стороной. В наши дни в посёлке нет ни души. Все его жители словно куда-то исчезли, оставив в домах все вещи. А на кладбище зияют разрытые могилы. Можно было бы на фольклор списать, но я это видел собственными глазами. Бабиновский тракт давно утратил своё былое значение, и дорога на Растесс совсем теряется в лесных просторах. Добирался туда с проводником из местных, и то пару раз чуть не заблудились. Вышли рано утром, дошли к вечеру. Дело летом было, так что было еще светло. Место жуткое. Обошли поселок. Всю дорогу чувство было, что люди все здесь, только каждый прячется от нас, притаился поблизости и наблюдает. И главное — птиц нет… Тишина мертвая стоит. Уже темнеть начало, а мы-то сначала планировали заночевать возле поселка. Но как сумерки опускаться стали, страх погнал нас прочь. Ну мы и днем-то плутали, а ночью… В общем, заблудились и обратно к поселку вышли. Тогда небо было чистое, и луна, почти полная, хорошо светила. Вроде все вокруг тихо, стоим на окраине поселка: и уйти неизвестно куда страшно, и в поселок идти жутко, и на месте стоять невозможно. Смотрим, в поселке все вроде по-старому, а с другой стороны — что-то не так. Вроде, как обычный жилой поселок. А мы возле кладбища поселкового вышли, я глянул и чувствую, волосы на голове зашевелились, — могилы целые стоят. Кресты ровные, не как днем перекошенные, а кое-где и цветы на холмиках лежат. Я проводника ткнул локтем, показываю на кладбище, а он увидел и давай креститься, и молитву шептать быстро-быстро начал. Я боковым зрением какое-то движение заметил, повернулся к поселку и… ужас сковал меня, ноги сразу стали ватные, хочу бежать, а не могу. Молча, неторопливо к нам приближались люди — женщины, мужчины, старики, дети. И все это в гробовой тишине. Десятки глаз, не мигая, смотрели на нас! И никто ни слова не говорил. Провожатый дернул меня за рукав и бросился бежать по заросшему тракту. Его рывок вывел меня из оцепенения, и я бросился вслед за ним. Бежали мы долго, вскоре я потерял его из виду. Задыхаясь, весь исцарапанный, мокрый я вылетел на какую-то дорогу. Лишь там я в бессилии упал на землю и лежал, наверное, полчаса, хватая ртом воздух… А провожатого я так больше и не видел.
Попутчик замолчал. На последних словах истории голос его дрожал, видимо, он вновь переживал весь тот ужас. Я тоже был под впечатлением рассказа. Хотелось что-то сказать, чтобы разрядить обстановку и переменить тему, но в голову ничего не приходило. Я прижался спиной к стенке вагона и стал смотреть в окно. Где-то там, в черноте ночи, пролетал жуткий поселок с его безмолвными ночными жителями. Музыка колес действовала успокаивающе. Тьма. Вылетающие из нее на мгновение столбы. Пролетающие вдали редкие огоньки. И стук, мерный успокаивающий стук. Стук… стук… тук… ук…
Видимо я опять задремал. Очнулся я от резкого свистка поезда и вклинившегося в музыку колес шума встречного состава. Словно кадры диафильма, пролетели за окном яркие пятна окон встречного пассажирского поезда. Я вспомнил о попутчике, так бесцеремонно брошенном мной наедине с его жуткой историей, и посмотрел на сиденье напротив. Оно было пусто. В купе, кроме меня, никого не было. Я потянулся, поднялся и вышел в коридор. Вагон спал. Послышался какой-то шорох в начале вагона, и из своего купе показалась заспанная проводница.
— Скажите, а давно была станция «Мясницкий бор»?
— А я почем знаю?
— Как, там же остановка должна была быть.
— Ага, лет пять назад.
— В смысле?
— Лет пять, как уже там не останавливаемся.
— Почему?
— Потому, как там никто лет пять уже никто не живет.
Налив себе в стакан кипятка из бака, проводница нырнула обратно в свое купе, давая знать, что разговор закончен.
— Погодите, а как же мой попутчик?
— Какой попутчик? — сонное, а теперь еще и сердитое лицо высунулось из купе.
— Ну, который подсел на станции, а недавно вышел.
Голова скрылась.
— Какой попутчик? Мы еще нигде не останавливались. Так что никто не заходил и не выходил. Шел бы ты спать.
Дверь с жужжанием закрылась.
А я стоял в узком коридорчике вагона в совершенной растерянности. И как-то совершенно не хотелось возвращаться в пустое и полутемное купе. Дрожь прошла по всему телу от жуткой мысли о природе моего собеседника.......
Попутчика, сошедшего в Мясницком бору.
У меня зазвонил телефонУ меня зазвонил телефон
С этого, собственно, все и началось. Мы с мужем заядлые «интернетчики», поэтому, заехав в новую квартиру, сразу подключили стационарный телефон и Интернет.
Телефон уже зазвонил после полуночи. Мы, правда, не спали, смотрели кино, так что ответили очень быстро. Трубку взял муж, минуты две стоял молча с вытянутым лицом, а потом поманил меня рукой и дал послушать. Из трубки доносились треск и шипение, и где-то очень далеко мужской голос что-то монотонно рассказывал. Из-за посторонних шумов речь было сложно разобрать, единственное, что я уловила, это что-то про Максима, про то, как «там хорошо», про какую-то Катю. Женское имя наш невидимый собеседник особенно выделил интонацией, несколько раз требовательно повторив: «Катю, Катю.. Мне бы Катю. Передайте Кате». «Странно. Наверно, номером ошиблись»,- сказал муж и положил трубку.
Этот случай, скорее всего, даже не запомнился бы, если б через пару дней звонок не повторился. На сей раз трубку взяла я и услышала четкое: «Холодно тут». Затем снова бормотание, причем голос был тот же самый, мужской. И снова: «Катю, мне бы Катю». В общем, дальше я слушать не стала. Через день – очередной звонок. Мы надумали отметить новоселье и пригласили всех друзей – знакомых. К телефону подошел Илья, коллега моего мужа. Будучи немного навеселе, он решил подшутить над звонившим и стал задавать ему дурацкие вопросы. Все это было смешно и забавно, пока Илья не ляпнул: «Вы не с того ли света звоните?». И, услышав ответ, побледнел. «С того, где вы все будете, Илья», сказал звонивший. «Идиот,- выругался наш друг,- и откуда он знает мое имя?». Вся честная компания обсмеяла испуганного Илюшу, мы были уверены, что нас кто-то разыгрывал. А через час, когда все собрались расходиться, телефон вновь затренькал. Трубку подхватила Галя, моя двоюродная сестра, она ближе всех стояла к аппарату. «Здесь никакой Кати нет, не звоните сюда больше»,- заявила она. В коридоре повисла тишина – сестра стояла с трубкой, из которой слышался угасающий голос, а на полу лежал… шнур от телефона – кто-то случайно выдернул его, видимо зацепившись в темноте ногой. Голос постепенно стихал, а потом в трубке повисла тишина. Наших гостей мгновенно сдуло...
К счастью, звонки после этого прекратились. Быть может звонивший отчаялся найти свою Катю или… О другом, знаете ли, даже думать жутковато. Мы с мужем, вспоминая о случившемся, всякий раз задаемся вопросом: кто же все-таки нам звонил? И главное, откуда?
ШкафМногие из нас в детстве боялись ночевать одни в комнате, кто-то боялся монстров под кроватью, кто-то монстров в шкафу, эта история как раз о том, что детские страхи могут иметь вполне реальные основания для страха.
Как рассказывала мне Тамара Николаевна, мама Ирины, шкаф этот был подарен им на свадьбу. Жили они тогда небогато, денег на свадьбу особо не было ни у стороны жениха Михаила, ни у стороны невесты, дарили кто что мог, однако, несмотря на это, свадьба прошла очень весело и душевно. Шкаф из черного дуба подарила Тамаре ее бабушка, а той этот шкаф так же достался по наследству от ее матери, словом, настоящий антиквариат. Хотя, конечно, тогда молодые и не задумывались - антиквариат это или нет, просто искренне порадовались вещи в их почти пустой квартире.
Поначалу Тамара даже не обращала внимание на шкаф, точнее на небольшие странности, которые с ним происходили, например то, что дверь шкафа всегда открывалась, с другой стороны дверцы было зеркало, и вот как бы эту дверь ни закрывали, она через пять минут была открыта. Муж Тамары уже и делал дверцу заново, и приделывал крючок к дверце, все равно она открывалась. Как говорит сама Тамара Николаевна, зеркало это всегда вызывало у нее неприятные ощущения, как глаз слепого, говорила она.
Однако настоящие неприятности этот шкаф начал приносить, когда родилась Иринка. Шкаф было решено поставить в детскую, так как у младенца появилась огромная кипа вещей и пеленок, надаренных счастливыми родственниками, которые надо было куда-то складывать. Шкаф поставили напротив кроватки, и с тех самых пор ни одной спокойной ночи в детской не было, Иринка очень плохо спала по ночам, иногда Тамара просыпалась от диких криков своего ребенка, неслась в комнату, где ее дочка билась в кроватке в слезах, а дверца шкафа была открыта, и в зеркале всегда отражалась кроватка Иришки. Ребенок стал нервным, подергивались ножки, дрожала челюсть, её водили по врачам, по бабкам, врачи говорили, что ничего страшного нет, прописывали курсы массажа и ванну с валерьянкой, бабки говорили, что на ребенке сглаз, и в свою очередь что-то шептали над ней. Однако Иришка с каждым днем спала все меньше, становилась все более нервной.
Теперь Тамара спала вместе с дочерью, постелила раскладушку рядом с кроваткой, часов в девять дочка тревожно засыпала, а после 12 просыпалась с дикими криками, и Тамара не могла ее успокоить до утра. В один из дней Тамара не спала до часу ночи, одним глазом следила за дочерью, вторым читала дамский роман, далее с ее слов:
- Лежу, читаю, ночник горит, Иришка спит спокойно, не хнычет, я уже даже было порадовалась, что спокойная ночь выдастся. Слышу скрип, голову поворачиваю, а дверца шкафа опять распахнута, и в зеркале я отражаюсь и кроватка Иришкина. Мне почему-то так жутко было на себя в отражении смотреть - зеркало старое все, мутное, и правда, как глаз слепого, а потом я смотрю, а в зеркале как будто бы девочка с нами рядом стоит возле кровати, платье белое кружевное, как у невесты, волосы русые до пояса, и такая бы она милая была, если бы не лицо ее, личико у нее синее, злющее, подскочила она к дочке, и как давай по щекам ее хлестать. Иришка проснулась, в дикий крик, а я как парализованная лежу, шевельнуться не могу, вижу только, как кроватка трясется. Когда паралич спал, я Иринку схватила и бегом из комнаты, мужа в истерике разбудила, кричу, чтобы шкаф он выкинул или сжег к чертовой бабушке.
Миша такси вызвал нам, и мы всей семьей к маме моей уехали ночевать, рассказала я ей все, та бабушке. Бабушка моя как услышала про этот шкаф, который она подарила, за сердце схватилась, рассказала, что у ее матери было две дочери, она и ее сестра младшая Александра. Александра была болезненным ребенком, страдала целым букетом заболеваний, которые в то время не лечили практически, в том числе и эпилепсию, ребенок из дома не выходил, она любила играть в куклы в этом самом шкафу… там ее и нашли. Когда случился приступ, рядом никого не оказалось, и Александра умерла. В доме были завешены все зеркала, кроме того, что в шкафу, о нём забыли в печальных хлопотах.
Тамара рассказывала, что когда шкаф решили сжечь, он дымил таким черным дымом, что ничего вокруг не было видно, и древесина трещала так, как будто бы человек кричал.
С тех пор Иришка спала спокойно, а Тамара говорит, что долгое время мучилась кошмарами...
СвечаБыло начало декабря 1994 года. Я была беременна, на последнем сроке, и жутко боялась не успеть сдать экзамены, закрыть этот шестой семестр перед тем, как уйти в академический отпуск. Жалко было полгода терять, и со своим пузом я карабкалась в вахтовки, эти огромные чудовища, с диаметром колеса аккурат в мой рост. Почему вахтовки, а не автобус, спросите вы? Да время такое было, Союз развалился, и Северный Казахстан превратился в сплошное "поле чудес": автобусы ходили крайне редко по причине отсутствия бензина, но, к счастью, рано утром на нашей конечной остановке забирала счастливчиков вахтовка с рабочими. Меня пропускали в первую очередь, попутно ругая всеми словами, что дома мне не сидится, и в тридцатиградусный мороз в семь утра нормальные беременные женщины дома спят в тёплой кроватке.
Каждое утро, увидев меня карабкающуюся к заветной двери чудо-техники, рабочие в один голос вздыхали: "Блин, ещё не родила!" А мне надо было любой ценой добираться до места учёбы в соседний городок.
Больше всего меня беспокоила примерная дата родов, и, очередной раз посетив гинеколога, я спросила:
- Лидия Петровна, так когда примерно ожидать? Мне ж сессию сдать надо успеть, чтоб семестр не пропал.
- Да успокойся ты! Рано ещё. Во второй декаде января рожать тебе, так что и Новый год с пузом отмечать придётся.
Лидия Петровна была не только замечательный врач, но и человек, ей я доверяла беспрекословно.
Услышав про январь, я окончательно успокоилась. Только вот приснился мне один сон...
Сны мне снятся редко, но метко, и самое интересное, что в них я вижу то, что будет, что-то важное для меня. Сны зашифрованы, но проснувшись, мне приходит мгновенно понимание того, о чём мне хотели сказать. Так было и в этот раз.
Снится мне, что хожу по базару, свечку выбираю. И столько там свечей продают - ужас, стоят люди разные в ряд и у всех свечи. Подхожу я к каждому и спрашиваю:
- Сколько свечка стоит?
У всех одна цена - 19 тенге, лишь в одном месте мне сказали, что свеча стоит 20 тенге.
- Почему так дорого, - спрашиваю я.
- Так ты внимательней посмотри, у нас свечи белые, ровные, поэтому и по двадцать.
Стою я и думаю, какую же купить, за девятнадцать или за двадцать? И денег жалко, дорого уж очень. Всегда свечка стоила 3 тенге, а тут - на тебе!
Хотела свечку подешевле приобрести, но тут как сила какая-то меня потащила, и сунула я бумажку в двадцать тенге человеку, что свечи дороже всех продавал.
Иду я с этой свечкой в руках и сокрушаюсь, что так лоханулась, переплатила. Тут голос откуда-то как рявкнет в самое ухо:
- Не жалей! Двадцать!
Тут я и проснулась. Сон я моментально поняла и понеслась к Лидии Петровне:
- Вы можете мне дать список всех необходимых принадлежностей для роддома?
- Дать могу, так рано ещё, чего ты прибежала-то?
- Я знаю, что схватки у меня начнутся 19-го декабря поздно вечером, а рожу я 20-го рано утром. И в карте моей можете сроки изменить?
У Лидии Петровны рот как открылся, так и не закрылся. Потом она начала смеяться, сказала, что это перед родами что-то там с гормонами происходит и выпроводила меня за дверь.
Я же не теряла времени даром: все последние экзамены и зачёты договорилась сдать пораньше, преподаватели пошли навстречу, учитывая моё интересное положение.
Вечер 19-го декабря. Я вернулась с занятий, сделала все свои дела и завалилась на диван смотреть любимый сериал, вернее, два сериала. Тогда было коммерческое кабельное телевидение, там и крутили, даже помню название - "Моя вторая мама", а название второго забыла. Помню только, что показ начинался где-то в восемь вечера.
Когда заканчивалась очередная серия первого сериала, я почувствовала, что начал побаливать живот. На середине второго сериала боли участились, и моя мама развела панику, собираясь вызвать "Скорую помощь", на что я сказала:
- Пока серию не досмотрю - никуда не поеду. Родителям пришлось смиренно ждать.
В "скорую" меня погрузили в одиннадцатом часу вечера и повезли. По дороге поступил очередной вызов. Врач скорой отказывалась ехать, боялась, что в машине рожать начну. Но я её успокоила, сказав, что ещё пока терпимо.
В двенадцать ночи я уже лежала в предродовой совершенно одна. Мне велели спать, сказав, что роды начнутся часов через семь-восемь. Только мне не спалось, я бродила по коридору, где меня и подстерёг самый важный момент в жизни женщины - роды. Меня еле на каталке успели довезти до операционной. Как говорили врачи - стремительные роды.
В 3.45 утра я стала мамой. Как и говорила, 20-го декабря.
Всё у меня было нормально, ждала выписки, как однажды прибежала ко мне в палату Лидия Петровна, её на дежурство поставили, и в списке родивших она узрела моё имя и фамилию. Не поверив своим глазам, Лидия Петровна пошла меня искать, чтоб спросить откуда я узнала заранее дату родов. На что я ответила:
- Просто увидела во сне.
Лидия Петровна больше не смеялась и, задумавшись на минутку, тихо прошептала:
- А может, ты и про меня сон когда-нибудь увидишь? Обещай, что расскажешь.
МиоклонияАвтор: Chainsaw
Я имею привычку приезжать на работу пораньше, часов в семь. В это время в офисе только уборщица, и можно поработать в тишине. Чёртов опенспейс.
Первый поезд отправляется с моей — конечной — станции метро в 5:50. В это время я уже дремлю на платформе, подпирая спиной колонну. Я сова, но все же оно того стоит, и вечер остается свободным.
Ввалившись вчера в вагон, я сел на ближайшее к двери сиденье. Жирный сосед с одной стороны — гораздо лучше, чем с обеих. Краем сознания отметил, что напротив уже сидит и спит какой-то мужик. Это бывает, какой-нибудь сотрудник метро едет с ночной смены или типа того.
Первые несколько станций я залипал, просыпаясь, когда телефон начинал вываливаться из рук. Потом открыл книгу и решил почитать. Мужик напротив все еще спал, ничего необычного в нем не заметил: тощий хрен средних лет, небритый, джинсы, футболка с рубашкой, кроссовки на ногах. Вагон был заполнен максимум на четверть.
В первый раз мужик привлек мое внимание через станцию: дернулся всем телом, ноги проехались по полу. Вроде что-то невнятно пробормотал, но глаз так и не открыл. Вы знаете, во сне иногда так дергаешься непроизвольно. Читал где-то, что так мозг проверяет, что тело еще живое, так как сон для него похож на кому. Я хмыкнул про себя и забил.
Но скоро он дернулся еще раз, потом еще — и уже сильнее. Повалился на соседние пустые места, его руки и ноги начали непрерывно конвульсивно сокращаться, все это с закрытыми глазами. «Эпилептик, — подумал я, — или еще какой приступ». По идее, надо вызвать машиниста... Тут мужик, видимо, обосрался. В душном вагоне это было просто ужасно, таращившиеся на него редкие пассажиры стали вставать и уходить в другой конец вагона, я тоже встал, все еще надеясь, что кто-то другой нажмет кнопку.
Мужик тем временем перекатился и свалился на грязный пол вагона, помогать ему никто не собирался. Поезд как раз подошел к очередной станции. И как только двери открылись, вялое тело мужика напряглось, вытянувшись на полу. Как бы это описать... Он принял позу будто для отжиманий, только расставив ноги. Голова с закрытыми глазами поднялась и «посмотрела» перед собой, а потом, перебирая согнутыми в локтях руками и прямым ногами, как долбаный краб, мужик шустро пополз к последним дверям и оказался на платформе.
Я выскочил в свою дверь, так как охренел от происходящего и хотел узнать, что будет дальше. Мы ехали в последнем вагоне. Прямой, как палка, мужик помотал башкой и на руках и носках кроссовок — быстро, как будто для него это был самый привычный способ передвижения — дополз до конца поезда, «переломился» над краем платформы и исчез. Я осторожно подошел и проверил, не остался ли он на рельсах, но там ничего не было. В туннель он тоже не уползал, а значит, забрался куда-то под платформу.
Ничего не заметивший машинист закрыл двери, и поезд отправился. Остаток пути до офиса я проделал на такси, а по эскалатору наверх поднимался бегом: мне всё казалось, что если обернусь, то увижу бесстрастное небритое лицо с закрытыми глазами, как он гонится за мной по ступеням. Понятия не имею, что это было. Может, просто какой-то городской шизик. Но, наверное, теперь я буду садиться в метро только в час пик. По крайней мере какое-то время.
Присматривайтесь к спящим пассажирам в метро. Так, на всякий случай...
Источник:
интернет
Попутчик (Прочитано 2603 раз)