А поутру они проснулись... Антипохмельные рецепты польских писателей
Автор: Игорь Белов
Алкогольная эйфория, особую слабость к которой издавна испытывают творческие люди, часто оборачивается своей неприятной противоположностью — похмельным синдромом. Что же делать, если после бурной вечеринки у вас раскалывается голова, сердце выпрыгивает из груди, а свет в глазах меркнет? Игорь Белов рассказывает о надежных антипохмельных средствах, находящихся в арсенале польской литературы.
Похмелье — явление сложное, тонкое и крайне деликатное, требующее более ответственного подхода, чем, собственно, само питие. Вот почему писатели, как и положено «инженерам человеческих душ», относились к феномену похмелья с большим интересом и вниманием, нередко демонстрируя недюжинные познания в этой области. И авторы, и их герои лечили похмелье самыми разными способами. К примеру, в романе перуанского писателя-нобелиата Марио Варгаса Льосы «Тетушка Хулия и писака» похмелье побеждается при помощи острых устриц и холодного пива. Великий английский поэт-романтик Джордж Гордон Байрон утверждал, что на следующий день после неудачного алкогольного заплыва спасает только ром и истинная вера. Среди русских литераторов особенной популярностью пользовался рассол — вспомним хотя бы Германа Лукомникова: «Я пил рассол, но стали помидоры / мне падать на лицо, как будто горы». Чем же рекомендуют спасаться от похмелья польские писатели и их персонажи?
Простокваша
«Каждое мое воспоминание начинается с водки и заканчивается похмельем», — признается Куба, главный герой рассказа Марека Хласко «Петля» («Pętla») из сборника «Первый шаг в облаках» («Pierwszy krok w chmurach», 1956). Немудрено, что самочувствие бедолаги, безрезультатно пытающегося «завязать», оставляет желать лучшего. Вернуть Кубу к жизни пытается его сосед, дворник Зенек, горький пьяница, который, однако, в совершенстве овладел методикой самовоскрешения — на работу он встает ни свет, ни заря, и за долгие годы научился быстро приводить себя в порядок. И первая помощница ему в этом — обычная простокваша.
Простокваша (по-польски «zsiadłe mleko»), чей живительный кисловатый вкус так бодрит неунывающего Зенека — это результат ферментации обычного молока. В Польше простоквашу издавна делали так: наливали свежее молоко в глиняный кувшин и оставляли киснуть на ночь, а утром относили в прохладный погреб. Бактерии превращали сладковатый вкус молока в кислый, разлагая при этом лактозу, благодаря чему напиток усваивался организмом гораздо лучше — особенно если подать к простокваше молодой картофель с укропом.
На следующее утро после того, как некий сердобольный таксист вытащил мертвецки пьяного Кубу из канавы и отвез домой, Зенек советует похмельному соседу подлечиться простоквашей:
— (…) А что это Вы такой бледный, как с креста снятый? Или померещилось мне? Нет-нет, все-таки бледный...
— Нездоровится мне что-то.
— Выпейте простокваши, — посоветовал дворник. — После пьянки нет ничего лучше простокваши. Потом надо подзаправиться, съесть что-нибудь горячее, и можно начинать по новой. Рассол еще помогает... Погодите-ка, я заскочу домой, может, осталось немного.
(перевод Игоря Белова)
Простоквашей спасается и Константы Виллеман, главный герой романа современного польского писателя Щепана Твардоха «Морфий» («Morfina», 2012), действие которого происходит в Варшаве осенью 1939 года, в первые недели немецкой оккупации. Роман открывается сценой пробуждения главного героя, упившегося накануне вином: «встрепанные волосы, бледная физиономия, двухдневная щетина». Дома у Константы — шаром покати, нет даже хлеба и кофе, так что герой отправляется за продуктами на Мировский рынок, пытаясь заодно нейтрализовать похмелье:
Кроме хлеба, покупаю кружку простокваши, кружка грязная на веревке, каждому желающему спекулянт наливает из банки, за десять грошей, я плачу, черт с ним, на кружке следы грязных губ, пью, авось, станет легче.
(перевод Ирины Адельгейм)
Бодрое самочувствие для Виллемана — вопрос принципиальный: этот бабник, бонвиван и морфинист, чьей биографии, по словам писательницы и критика Патриции Пустковяк, хватило бы на нескольких персонажей, из всех сил старается показать окружающим, что он — «не какой-нибудь там». Так что если вам случилось перебрать, а на следуюшее утро нужно как-то удержаться от распада, выпейте простокваши, и она вернет вам уверенность в себе.
Похмельный супчик
«Поешь супцу», — ласково советует один из персонажей хемингуэевской «Фиесты» своему приятелю, страдающему похмельем. Совет в высшей степени грамотный, поскольку хороший наваристый суп насыщает измученный алкогольными подвигами организм многими полезными веществами. Героям романа замечательного польского писателя Ежи Пильха «Песни пьющих» («Pod mocnym aniołem», 2000) это прекрасно известно — недаром один из них авторитетно заявляет:
...я запомнил, как оттягивает глоток щей, пускай даже холодных. (...) Пока выходишь из отключки, без супа не обойтись. Для меня, к примеру, когда я выхожу, нет лучше, чем этап восполнения минеральных солей. А что лучше всего восполняет недобор минеральных солей?
(перевод Ксении Старосельской)
Немало теплых слов сказано о волшебных свойствах горячего супа и на страницах рассказа Анджея Пастушека «День получки» («Opowieść o dniu wypłaty»), входящего в его сборник рассказов «Ловец голубей» («Łowca gołębi», 1976). Тема алкогольных излишеств вообще была близка Пастушеку: в 1980 году этот популярный в ПНР писатель и сценарист выпустил роман «Спокойной ночи» («Dobranoc»), сюрреалистическую исповедь интеллигента-алкоголика. Выход его второго романа, «Когда умирает поэт» («Kiedy umiera poeta»), был остановлен цензурой после введения в Польше военного положения — эти события застали Пастушека в США, откуда он решил не возвращаться, справедливо опасаясь тюрьмы.
Герою-повествователю рассказа «День получки» и его приятелю Эдичке польское общество трезвости заказывает сценарий на антиалкогольную тему. Друзья решают заклеймить тех, кто в день получки не доносит зарплату до дома, оставляяя ее в пивных и рюмочных. Проблема в том, что герои — сами не дураки выпить, поэтому обсуждение сценария всякий раз оборачивается шумными возлияниями. Естественно, на следующий день незадачливых литераторов трясет и корежит, но от похмельных мук их спасает острый мясной супчик с вареной капустой и овощами, который готовит эдичкина подруга. Друзья называют этот шедевр антипохмельной кулинарии zupa kacówka (от польского слова «kac» — похмелье):
Некоторе время мы молчим, глотая горячий суп.
— Отличный суп, — говорю.
— Похмельный супчик, — мурлычит Эдичка. — Острый, правда?
— Острый.
— Люблю такой.
— Я тоже.
Нам удается ненадолго отвлечься от основной проблемы. Мы болтаем о супе, потом речь заходит о водке.
Стоит ли говорить, что с каждой выпитой бутылкой антиалкогольный сценарий, который пишут герои, все больше напоминает пьесу для театра абсурда. И если бы не чудодейственные свойства «похмельного супчика», вероятность появления на свет этого литературного произведения вообще свелась бы к нулю.
Сардельки со светлым пивом
Иренеуш Иредыньский, enfant terrible польской литературы эпохи ПНР, как писал, так и жил. Хулиган и пьяница, он с момента литературного дебюта и до самой смерти находился под слежкой, организованной польской госбезопасностью — слишком уж непредсказуемым и опасным для властей был этот яркий писатель, прославившийся, наряду с книгами, своим разрушительными образом жизни. Впрочем, люди, знавшие Иредыньского, вспоминали, что он никогда не употреблял алкоголь во время работы, и вообще «пил как-то не по-польски», вливая в себя алкоголь, словно лекарство, небольшими, но регулярными дозами, внешне производя впечатление трезвого человека.
Иредыньский утверждал, что многих талантливых писателей его поколения (в частности, Станислава Гроховяка) погубил коньяк, поэтому сам пил исключительно водку. А похмельный синдром рекомендовал купировать при помощи сарделек и кружки светлого пива. Именно так поступает герой его повести «День обманщика» («Dzien oszusta», 1962):
На углу улицы, где жила Ванда, был небольшой бар. Я зашел туда съесть чего-нибудь горячего. За столиком у стены сидел мой знакомый. Когда-то я продал ему картину, заработав на этом всего сто злотых. Хозяин картины потом признался мне, что она была поддельной.
— Привет, — сказал мой знакомый. — У меня бодун. Садись.
Прежде чем сесть, я подошел к стойке и заказал сардельки.
— Как дела? Приторговываешь?
— Иногда.
— Я ту картину дяде подарил на именины. Жена на нее смотреть не могла... Еще одно пиво, пожалуйста.
— А у тебя что нового?
— Пишу. Сценарий вот заказали. Идей пока никаких.
(перевод Игоря Белова)
Сардельки с пивом быстро приводят героя в чувство — настолько, что он решает помочь своему собеседнику со сценарием, разумеется, небесплатно. Получив банкноту, он на ходу сочиняет историю о том, как в одном ковбойском салуне в Техасе работал некий поляк, покинувший Польшу после Январского восстания 1863 года. И вот однажды в битком набитый салун входит Кровавый Джим, самый известный бандит во всем Техасе. Входит, выхватывает оба своих кольта и лихо отстреливает горлышки дюжине бутылок, стоящих на полках. Тогда из кухни выходит поляк, снимает белый фартук, вытаскивает из-за пояса два револьвера и, стреляя по клавишам пианино, пулями играет на нем мазурку Шопена.
Устрица прерии
Любители кино наверняка помнят, что героиня легендарного фильма «Кабаре» Салли Боулз в исполнении великолепной Лайзы Минелли лечила похмельный синдром при помощи американского коктейля «Устрица прерии». В Польше он известен как «Польская устрица» («Ostryga polska»). Приготовить его просто: влить в стакан сырой яичный желток — но только осторожно, не нарушая структуру желтка — и заправить его уксусом, солью, перцем, а также соусами вустершир и табаско. В получившуюся смесь можно добавить 50 грамм — не больше! — коньяка. Питательные вещества, содержащиеся в желтке, улучшат обмен веществ, острые специи сожгут накопившиеся в вашем организме токсины, а коньяк успокоит расшатанные похмельем нервы.
Разумеется, не у всех любителей «заложить за воротник» похмельным утром окажутся под рукой соусы вустершир и табаско. Тогда яичный желток можно просто заесть сметаной, как это и делает герой уже упоминавшегося нами романа Щепана Твардоха «Морфий»:
Выпить перед самым ужином, пить без остановок и передышек, мало того, закусить и не сблевать, ибо в том соль уланства: пить, не пьянея. Ужрись, да не сблюй. Е...сь, не женись. Играй, не профукай. Умри, побеждая. (...) И весь этот цирк с попойками до утра и несением службы трезво и без похмелья, со сметаной с яичным желтком, как по волшебству выводящими алкоголь из вашей крови...
(перевод Сергея Морейно)
Клин клином
Некоторые польские писатели считают, что в случае совсем уж крутого «отходняка» лучше всего выбить клин клином, употребив небольшое количество алкоголя. В этом они, конечно, не одиноки. К примеру, героя шолоховского рассказа «Судьба человека» жена приводит в чувство следующим образом: «Знает, что на похмелье я ничего есть не буду, ну, достанет огурец соленый или еще что-нибудь по легости, нальет граненый стаканчик водки. “Похмелись, Андрюша, только больше не надо, мой милый”. Да разве же можно не оправдать такого доверия?»
Но там, где у Шолохова — всего лишь эпизод, у замечательного польского писателя Кшиштофа Варги целая эпопея. Похмельные муки Стефана Колтуна, вышедшего в тираж рок-музыканта средних лет, запойного алкоголика, склонного, тем не менее, к глубокой рефлексии, составляют фабулу романа Варги «Жесткач» («Masakra», 2015), на которую, словно мясо на шампур, писатель умело нанизывает остроумные наблюдения за состоянием умов, основными социальными трендами и политико-культурными нравами современной Польши. После многодневного запоя Стефан просыпается на полу своей варшавской квартиры и обнаруживает, что его жена и дети, а также бумажник и мобильный телефон куда-то исчезли. Чтобы свернуть голову неумолимой гидре похмелья и отыскать невесть куда подевавшуюся семью, Стефан отправляется в центр города: поискать знакомых, перехватить денег, опохмелиться и поехать к своему менеджеру за помощью и поддержкой.
Эта прогулка, больше напоминающая крестный путь, превращается в эпическое похмельное странствие по варшавским барам, сопровождающееся встречами с очень колоритными персонажами и разговорами о судьбах Польши. А начинается она с того, что Стефан, добредя до популярного бара «Wódka i Kiełbasa» (ее прообразом послужила знаменитая варшавская рюмочная «Przekąski Zakąski», когда-то располагавшаяся напротив президентского дворца) и попав на чужую вечеринку, выпивает на дармовщинку рюмку водки, которая и возвращает его к жизни:
Общигающе-ледяная струя алкоголя проскользнула в его истерзанную утробу, вызвав там внезапное волнение. В желудке зловеще забулькало, холодное тепло молниеносно спустилось в нижнюю часть живота и принялось угрожающе описывать там круги. Стефан снова почувствовал горький неприятный вкус во рту, затем легкое напряжение в жилах, тут же его тело резко ослабло, колени вдруг стали такими мягкими, что он почти присел на корточки, но в голове все-таки прояснилось. Мозг, до этого не превышавший своими размерами шарик для пинг-понга, словно бы распрямился, увеличившись до размеров теннисного мячика. Стефан почувствовал себя не то чтобы лучше, но явно по-другому, и эта перемена была решающей.
(перевод Игоря Белова)
Выбить клин клином — прием весьма эффективный, но и весьма опасный, поскольку появляется риск «зайти на второй круг» и утром следующего дня обнаружить себя в еще более плачевном состоянии. Да, еще булгаковский Воланд в «Мастере и Маргарите» говорил похмельному Степе Лиходееву: «Следуйте старому мудрому правилу, — лечить подобное подобным. Единственно, что вернет вас к жизни, это две стопки водки с острой и горячей закуской». Но не стоит забывать, что дьявол — большой обманщик. И дальнейшая судьба несчастного Степы, в полубезумном состоянии вдруг оказавшегося в Ялте, наглядно свидетельствует о том, что таким советам нужно следовать с величайшей осторожностью.
Самый действенный способ
Вышеуказанные методы лечения похмелья, спору нет, хороши, но любой из них — это всего лишь борьба с симптомами, не более того. Мудрый же человек сражается не со следствием, а с причиной. Поэтому самый действенный способ избавить себя от похмельных мучений — не пить.
Его-то в конце концов и выбирает писатель Ежи П., главный герой романа Ежи Пильха «Песни пьющих», и помогает ему в этом любовь. Устав от неравной борьбы с зеленым змием, этот пьяница-интеллектуал решает наконец-то обрести вожделенный покой и просто упиться насмерть: «Я рассчитал, что до финиша мне не хватает от силы пяти бутылок: два с половиной литра, и можно отдавать концы, в этом у меня не было сомнений». Но чувство, которое, по выражению Данте, «движет солнца и светила», меняет его жизнь, словно по мановению волшебной палочки:
Сейчас, (...) когда ты, в черной блузке и зеленых брюках, бежишь мне навстречу, сейчас душа моя не желает покоя, сейчас душа моя бурлит, как величайшие водопады мира. (...)
Я здесь, посреди раздольных августовских полей, и ты со мной.
Вечером на веранде, откуда открывается бескрайний вид, мы будем пить чай. Наши души никогда отсюда не уйдут и никогда не погрузятся в сон.
(перевод Ксении Старосельской)
Те же, кому этот метод кажется чересчур радикальным, могут попробовать хотя бы пить в меру. Конечно, чувство бесконечного счастья, вызываемое алкогольным опьянением — штука чертовски соблазнительная. Но не стоит забывать, что разновидностей опьянения на свете гораздо больше, чем это кажется горемыкам, навеки застрявшим у стойки бара. Великий французский поэт Шарль Бодлер, к примеру, призывал опьяняться «вином, поэзией или любовью». А уж что выбрать из этого короткого, но вечно актуального списка, пусть каждый решает сам.
А поутру они проснулись... Антипохмельные рецепты польских писателей (Прочитано 1848 раз)