Блокадный Ленинград... Я, пятилетний, вместе с сестрой оказался в детдоме, куда нас определили родители, чтобы не дать нам умереть с голоду.
Помню, однажды в детдоме нас усаживали обедать. Точно помню, что на столах стояли блюдечки с налитым в них тонюсеньким слоем подсолнечного (мама всегда говорила «постного») масла, а рядом лежал кусочек хлеба. Такой обед бывал уже не раз. Мне очень нравился запах «постного» масла, нравилось макать хлеб в масло и есть. Непередаваемое наслаждение, от которого кружилась голова…
Мы еще только рассаживались по местам, как взревела сирена: «Воздушная тревога!». Нас стали быстро-быстро уводить в бомбоубежище. Но я куда-то спрятался. И как только все ушли, подбежал к столу, буквально проглотил свой хлеб, выпил масло, вылизал блюдце, схватил чей-то кусочек хлеба и бросился бежать домой – к маме.
Я помню то безумное чувство радости, которое охватило меня от мысли, что я не просто бегу домой и скоро увижу маму, но что в этот раз я несу ей хлеб! Что на вопрос: «Почему ты опять сбежал?» – я скажу ей: «Мама, я принес тебе хлеба!». Что она обрадуется и не прогонит меня обратно в детдом. Я бежал, зажав хлеб в кулачке, но вскоре запыхался и пошел шагом.
Бомбежка еще не началась. Навстречу мне изредка попадались люди. Какой-то человек, уже пройдя мимо, окликнул меня: «Мальчик!» Я остановился. Человек (это был мужчина) спросил: «А что это у тебя?» «Я несу маме хлеб!» – ответил я. «А ну-ка, покажи», – сказал человек. Я разжал кулак. Человек выхватил мой хлеб, в одно мгновение съел его и стал быстро уходить...
Я бежал за ним, кричал и плакал, а потом, видимо, поняв бессмысленность этого, с ревом побежал домой. Я влетел в квартиру, кинулся к маме и долго-долго кричал и плакал у нее на груди, прежде чем сумел рассказать о том, что же произошло. Обессилевшей рукой мама гладила меня по голове и тихо плакала вместе со мной...
Этот случай я помню с фотографической точностью, до мелочей. Думаю, это одно из самых сильных потрясений, которое я испытал за всю свою жизнь...
Е. Смекалкина