4 июня 2014 года 14:22 Сергей Шаргунов: - Здравствуйте, друзья! С вами «Свободная Пресса», с вами Сергей Шаргунов. Сегодня у нас в гостях Карен Георгиевич Шахназаров, режиссер, сценарист, продюсер, народный артист России, генеральный директор киноконцерна «Мосфильм». Карен Георгиевич, мы вас приветствуем.
Карен Шахназаров: - Спасибо. Взаимно.
С.Ш.: - Наверняка, вы следите за происходящим на востоке, юге Украины, где продолжаются боевые действия. И кажется, становятся все более будничными сообщения о том, что здесь застрелили человека, там погибло несколько человек, тут. Ваши ощущения? Куда все это движется? И чем, в конечном итоге, может обернуться?
К.Ш.: - Пока есть ощущение, что ситуация движется в сторону полнокровной гражданской войны: число жертв нарастает, столкновения становятся более ожесточенными. Видимо, это уже происходит, в значительной мере, вне компетенции каких-то властей. Как всегда бывает в таких случаях, появляются лихие люди, отряды, полевые командиры. И то, что, в общем-то, Украине свойственно, мы знаем из истории гражданской войны самая кровопролитная…
С.Ш.: - ее часть происходила именно на Украине.
К.Ш.: - Да. К моему сожалению, на сегодняшний день есть угроза и распада Украины. Это – худший вариант сценария. Конечно, это обусловлено, на мой взгляд, бессмысленной политикой тех, кто в Киеве заседает. И, видимо, давлением их хозяев, что абсолютно уже очевидно…
С.Ш.: - Это не какой-то специфический украинский менталитет, а, в первую очередь, последствие того, что случилось совсем недавно. Или, все-таки, основания для этого конфликта были заложены достаточно давно?
К.Ш.: - Сейчас очень много комментариев: Украина и происходящие здесь события в центре внимания. На самом деле, я вообще придерживаюсь точки зрения, что нам, современникам, всегда очень трудно, вообще невозможно понять истинный смысл событий. Сейчас на наших глазах свершается история. Мы всегда понимали, что есть две Украины: Восточная и Западная. И действительно, видимо, этот конфликт в определенной мере обусловлен вот такими противоречиями. Но, с другой стороны, когда произошел переворот, конечно, он был спровоцирован и прямым вмешательством в дела Украины. Фактически западные части узурпировали власть в Киеве. Те, кто сидят в Киеве, по всем их устремлениям – представители Западной Украины. Поэтому очевидно, что при отсутствии какой-то легитимности, законности так события и развиваются.
С.Ш.: - Самый сложный, как мне кажется, вопрос: что делать в этой ситуации России? Потому что мнения здесь разнятся. Так сказать, либеральная часть общества полагает, что вообще надо было с самого начала все и всех признать. Другие, наоборот, считают, что Россия должна ввести войска и таким образом положить предел кровопролитию. Ваш взгляд?
К.Ш.: - Я думаю, что ситуация для России сейчас сложная. У нас часть общества солидаризируется с той властью, которая сегодня находится в Киеве. Здесь основной тезис, что ради единства страны действительно необходимо применять силу. И на это есть права. Я согласен, что ради единства страны в борьбе с сепаратизмом порой надо применять самую жесткую силу, и в этом нет сомнений. Но это может делать законно избранная власть. И в этом смысле доводы либеральной части нашего общества очень слабые. Потому что законно избранной власти в Киеве нет. Власть, которая сегодня в Киеве, не имеет никакого права применять оружие против кого-либо в стране. Поэтому, что делает Россия? Я думаю, пока Россия в определенной степени ведет себя правильно. В определенной степени это – выжидание. Конечно, было бы правильно помогать Юго-Востоку хотя бы гуманитарно. На это есть все основания. Наверное, самое правильное – выжидать, какую-то выжидательную позицию занимать. Потому что ситуация сложная. Трагедия Украины заключается в том, что на самом деле никто, кроме России, Украине не может помочь. Реально никто не может помочь Украине. То есть навести, что называется, порядок…
С.Ш.: - Экономически?
К.Ш.: - И экономически. Но весь вопрос в том, что России просто не дадут этого сделать, как называется, партнеры западные, поскольку Украина стала центром борьбы между Западом и Россией.
С.Ш.: - Как вы думаете, можно ли отыграть нынешнюю кровопролитную историю немножко назад? Может ли возникнуть какое-то пространство для переговоров? Грядущие 25 мая президентские выборы внесут какую-то уверенность?
К.Ш.: - Я не представляю, как можно избирать президента в таких условиях. Понятно, что Юго-Восток фактически не будет голосовать. В стране идет гражданская война, в таких условиях о какой вообще легитимности при выборах президента может идти речь? Ведь в нынешней Украине фактически нет Конституции. А что, какие полномочия будут у президента? Что может быть? Я думаю, единственная возможность реально создать законную власть на Украине – провести, прежде всего, выборы в парламент, причем с условием, что никто из нынешних депутатов не будет в них принимать участие. Как бы начать с нуля. Провести эти выборы, потом принять Конституцию и уже потом избирать президента. Тогда может возникнуть законная власть.
С.Ш.: - Считается, что Верховная Рада частично легитимна. Но с другой стороны, мы же видим, как они голосовали с точностью до наоборот по отношению к своему предыдущему решению.
К.Ш.: - О какой частичной легитимности Рады может идти речь, которая практически нарушила все конституционные нормы страны? Поэтому в этом смысле, мне кажется, Рада должна быть переизбрана. Причем именно с условием, что никто из депутатов не будет принимать участие в этих выборах, а придут совсем новые люди.
С.Ш.: - Кстати, очень интересный вопрос, где брать этих новых людей? Вопрос, конечно, острейший для Украины, где набор политиков невелик. Но в какой-то степени, мне кажется, актуальный и для России.
К.Ш.: - Новые люди сейчас на Украине, как всегда видно в такие периоды, появятся. На Юго-Востоке появляются совсем новые лица. И я должен сказать, это такие серьезные люди. Они вполне могут занять очень весомые места в политической жизни Украины. На Юго-Востоке на самом деле происходит революция. И — настоящая. Здесь не то, что было в Киеве. Потому что в Киеве был переворот. А на Юго-Востоке - революция. Революция всегда выдвигает новых людей. И, как правило, эти люди - энергичные, способные на решительные поступки. Мне кажется, сейчас такие люди на Украине появятся. А у нас…
С.Ш.: - Многие мои знакомые, может быть, идеалистически надеются, что будущая Новороссия, если такой субъект возникнет, пойдет каким-то другим и социально-экономическим, и смысловым путем. Насколько это возможно отказаться от олигархических проектов, перейти к более справедливому устройству жизни?
К.Ш.: - Как я понимаю ситуацию, проблема Украины в том, что там к власти пришла компрадорская буржуазия. Поскольку я учился еще в советских учебных заведениях, я - марксист, хорошо знаю, помню изученное. Вообще не мешало бы нынешним властям на Украине почитать Маркса. Там все очень правильно. Не случайно Маркс сейчас так популярен на Западе, да и в Европе. К чему я говорю? Эта компрадорская буржуазия, которая связывала и связывает свое будущее с иностранными, с зарубежными интересами. Это была проблемой и России. Но в России появилась и национальная буржуазия. В определенной степени наш президент содействовал тому, что позиции российской компрадорской буржуазии, хотя она существует все равно, но ее позиции ослабли: у нас появилась национальная буржуазия, у которой уже интересы связаны именно с интересами своей страны. То есть их личные интересы совпадают с интересами страны. И это совсем принципиально другая ситуация, чем на Украине. На Украине этого не произошло в силу разных причин. Поэтому я думаю, что такой сценарий, если вдруг возникнет Новороссия, вполне возможен, конечно.
С.Ш.: - Некоторые люди, да и я в их числе, подумали о том, что после воссоединения с Крымом в обществе возникла большая энергия, наблюдается патриотический подъем…
К.Ш.: - Очевидно, конечно.
С.Ш.: - Это может быть направлено на переустройство страны, обновление и, в том числе, на изменение социально-экономических основ. Уход от сырьевой модели, переход к производству, к развитию? По вашему ощущению, это романтический взгляд?
К.Ш.: - Нет, это вполне реально. На мой взгляд, у России просто нет другого выхода, как действительно развивать, проводить новую индустриализацию и, конечно, это возможно. Вы знаете, у нас так пренебрежительно говорят о сырьевой экономике. Но надо понимать, что такое сырьевая экономика? Сырьевая экономика – газ, нефть. Вообще гигантские технологии... Поэтому не следует так пренебрежительно к этому относиться. Надо развивать, строить трубопроводы. И потом в России, все-таки, сырьевая экономика – национальная. У нас сохранилась именно национальная индустрия.
С.Ш.: - Многие, кстати, задаются вопросом, а не стоит ли забрать в государственные руки стратегические отрасли экономики, включая сырьевую базу?
К.Ш.: - Вы знаете, это уже вопрос такой принципиальный. Мы, все-таки, капитализм строим, или - что? Я не думаю, что возможен возврат к советской системе экономики.
С.Ш.: - А смешанная модель, сочетание рынка и, тем не менее, присутствие государства?
К.Ш.: - Присутствие государства, разумеется. На самом деле и на Западе государство все больше и больше присутствует в экономике. Сегодняшний капитализм совсем другой, чем капитализм XIX века, периода Маркса, Энгельса, Ленина.
С.Ш.: - При этом в России по-прежнему в достаточно прижатом состоянии частный сектор, средний, малый бизнес. Люди чувствуют налоговое давление.
К.Ш.: - Вот проблема, да? Ведь для России вообще впадение в капитализм, то, как оно происходило в 91-ом году, люди вообще не понимали ничего. Надо понимать, что, допустим, в Америке, в Европе где-то столетия нужны были… Там воспитаны, там предпринимательство, там понимание есть на уровне простых граждан. Наши граждане это в начале 90-х годов вообще не понимали, – как, что, с чем есть. Я должен сказать, сейчас наблюдаю, возникает этот класс новый – предпринимателей. Причем таких ребят, которые с нуля что-то сделали, создали. Естественно, им надо помогать путем каких-то налоговых льгот. И вообще дать возможность делать это быстро и достаточно эффективно.
С.Ш.: - Многие задаются вопросом, и среди них наши читатели, куда дальше будет двигаться Россия? Вы чувствуете ее усиление, выход к каким-то стратегическим горизонтам? Это вопрос, в том числе, о последовательности курса. Очень часто кажется, что сначала он идет в одну сторону, потом в другую направляется руль. И все оказывается мало предсказуемо.
К.Ш.: - У меня лично двоякое мнение. С одной стороны, я думаю, что у России перспективы совершенно потрясающие. Во-первых, давайте заметим, что Россия впервые за всю свою долгую историю действительно разбогатела. Исторически все время говорили о богатствах страны, но вообще Россия всегда была очень бедной страной. Потому что в прошлые века главным богатством было сельское хозяйство. А Россия – холодная страна, у нас очень тяжелый климат. И как раз в этом смысле России конкурировать с Италией и Европой Западной, где совсем другая ситуация климатическая и географическая, очень трудно было.
Но сегодня случилось то, что наши богатства, которые деды, прадеды завоевывали, они работают. Вот газ работает, нефть. В XIX веке нефть никому не нужна была. Тем более, российская нефть, достаточно дорогая. Сегодня это случилось. Значит, это огромное преимущество вообще, ресурсы наши. Второе – это, конечно, местоположение. Потому что за последние 20 лет вырос Дальний Восток, Китай, все эти страны. Это действительно стало таким гигантским индустриальным кластером. Россия находится в необыкновенно выгодном географическом положении, которое может дать ей возможность диктовать свои какие-то определенные условия в мире. Но проблема в том, что это понимают и те, кого Владимир Владимирович так деликатно называет, «партнерами, коллегами». Никому среди наших западных «партнеров» не выгодно усиление России. Поэтому, конечно, здесь, я думаю, будет предпринято все, чтобы не дать ей такой возможности. И в определенной степени, Украина – это уже первый шаг. Потому что все равно это нас ослабляет.
С.Ш.: - Если говорить об отношениях с «коллегами», угроза санкций и возможность дальнейшего обострения отношений с Западом вас тревожит?
К.Ш.: - Вообще это серьезная угроза. Не надо преуменьшать эту угрозу, и я не сторонник шапкозакидательства. Потому что Запад – это как бы там кризис он переживает – не кризис... Мы все знаем «Закат Европы» Шпенглера и прочего. Она, может, и закатывается, но такие закаты происходят на протяжении столетий. Такого никогда не было: сейчас Европа – мощная, единая сила с огромным интеллектуальным потенциалом, с экономикой. Поэтому, конечно, пренебрежительно относиться к этому не следует. И я думаю, что главная наша проблема – это то, что у нас, в общем, нет очевидных союзников.
С.Ш.: - Даже на постсоветском пространстве?
К.Ш.: - На постсоветском они, разумеется, есть. Но, понимаете, тут ведь вопрос такой: в периоды глобальных геополитических столкновений союзники могут тоже себя вести по-разному.
С.Ш.: - Но вот сейчас активно дебатируется в обществе тема: «А кто мы такие? Какова должна быть культурная и идейная самоидентификация?» Мы все-таки Европа? Мы – Евразия? Или мы уникальный цивилизационный проект? Ваш взгляд на это?
К.Ш.: - Я думаю, что мы – действительно Евразия. Конечно, мы – часть Европы. Но мы, скажем так, другая Европа. Так и Тойнби считал, и Шпенглер, кстати, по-моему, что русская цивилизация – это отдельная цивилизация. Она, конечно, близка к западной, к романо-германской, единый корень христианский, но все равно в определенной степени это – что-то другое. И в этом нет никакого расизма, ни самоуничижения. У нас вот всегда воспринимается: «Ну что, вот вечно мы другие. Вот мы не такие. Почему же мы не такие?» Слушайте, вот китайцам и в голову не приходит комплексовать на этот счет. Китай – это отдельная цивилизация. Любой китаец это знает. И он абсолютно не комплексует по поводу того, что он не принадлежит к романо-германской цивилизации или там индийской, которая тоже является самостоятельной, действительно великой цивилизацией. Ничего в этом такого нет. И это не значит, что надо обособляться, просто надо понимать это и все. В этом нет ни расизма, ни идеи превосходства, ни идеи унижения национального. Просто это так.
С.Ш.: - Это связано с тем, что в принципе называется менталитетом?
К.Ш.: - В определенной степени… Менталитет, я думаю, возникает как раз в силу того, как развивается… Вот наше развитие таким образом происходило.
С.Ш.: - Очень часто пытаются противопоставить идею патриотизма и нормального образа жизни. Говорят, что хорошие дороги и прозрачная система судов или сильное государство и великая страна. На ваш взгляд, это вообще взаимоисключающие вещи?
К.Ш.: - Да почему? Нигде же это не ставят в Америке, никто не ставит… Это вопрос, как ты экономически работаешь. И более того, если у тебя есть понимание… Я должен сказать, как раз Западу свойственно это понимание. Мне приходилось много по кино работать, я должен сказать, что у них часто бывают решения экономически им не выгодные, но те, которые в пользу США. Вот они, например, все фильмы сейчас дублируют у себя. Они перестали практически дублировать в России фильмы. Хотя, понятно, что у нас это дешевле. И по качеству на самом деле у нас это лучше, потому что там они прибегают к услугам второразрядных переводчиков, актеров. А здесь их фильмы дублировали первого класса актеры и, на самом деле, это все равно дешевле, чем делать у них. Но они делают это у себя. И я понимаю, потому что они все равно оставляют эту работу здесь у себя, в Лос-Анджелесе, в Калифорнии. Вот вам отношение, вот вам патриотизм, тот патриотизм, который основан на общем интересе экономическом. И этого понимания у нас нет.
С.Ш.: - Коль скоро заговорили о кинематографе, есть у меня, конечно, вопросы.
К.Ш.: - Ну, давайте.
С.Ш.: - Сейчас обсуждается, что будет приоритет для отечественных фильмов в кинозалах. Это правда?
К.Ш.: - Квотирование или что?
С.Ш.: - Есть некоторые предложения…
К.Ш.: - Да, я знаком, естественно, с этим. Моя позиция – я выступал очень давно за квотирование и за поддержку. Вот в данном случае я не знаю, что это будет: в сегодняшних условиях это не лучший путь. Просто потому, что Россия очень мало фильмов производит. Имея там 70 картин в год, вы не можете заполнить зал…
С.Ш.: - Вы за квотирование, но при условии, что фильмов будет больше?
К.Ш.: - Я за защиту национального кинематографа. Он должен защищаться, учитывая, что любая индустрия защищается. У нас, кстати, кинематограф вообще никак не был защищен. И это – одна из проблем наших…
С.Ш.: - Защита – это что?
К.Ш.: - Защиту надо придумать, выработать. Вот, например, во Франции есть закон, по которому нельзя рекламировать фильмы на телеэкране. Вообще нельзя. Очень хитроумный закон. Знаете, в чем его хитроумность? В том, что у французского производителя денег на телерекламу нет. Потому что французский производитель однозначно слабее, чем большие американские студии. Этот закон косвенно все равно направлен в пользу своего производителя. Нам надо изучать опыт и вырабатывать какие-то правила. Которые, с одной стороны, не разрушают индустрию. Потому что, если просто принять сейчас закон, давайте будем показывать только российское кино, то... Понимаете, если вы производите 70 фильмов, то должны понимать, из каждых 4-3 картин только одна может выходить в кино-театральный показ. Эта норма - обычная для всего мира. Это так кино устроено. Значит, у вас из 70 картин максимум 20 могут выйти в кино-театральный показ. И что вы будете весь год их показывать?
С.Ш.: - Остальные просто даже смотреть невозможно?
К.Ш.: - Дело не в том. Они могут быть хорошие, но не выдерживающие кино-театральный прокат, это особый прокат. Это надо понимать, что, если этот прокат у вас, то вы должны потратиться на рекламу. Сегодня вы в России, по-хорошему, чтобы прокатывать картину, должны не меньше миллиона долларов потратить на рекламу. Но не каждая картина это выдержит. Поэтому это – особый прокат. Поэтому я не очень большой сторонник ввода квотирования. Я считаю, что мы просто не выдержим. Нам надо производить картин 200 хотя бы, 300 желательно.
С.Ш.: - Государство стало в большей степени давать деньги на кино?
К.Ш.: - Стабильно, да, больше стали давать.
С.Ш.: - Ваш взгляд на сегодняшнее современный российский кинематограф? Что он переживает, какой период?
К.Ш.: Не думаю, что это – лучший период в нашей истории. Я повторяю, прежде всего, если вы производите, в смысле, страна, 70 картин, можно смело сказать, что это очень слабый кинематограф. Я не уверен, что мы сумеем быстро нарастить количество фильмов, потому что у нас не хватает и среднего звена, и режиссеров, и операторов. Вот меня спрашивают: в чем сила Голливуда? Сила Голливуда в фантастически огромном количестве профессионалов, которые там работают. Это тысячи. У нас в некоторых профессиях вы можете найти 5 хороших специалистов. А там это будет 5 тысяч, ну тысяча – 100%. Понимаете? Пиротехников. Кино требует большой объем разных профессий, разных специалистов. У нас в этом смысле, конечно, очень ограниченное количество… Поэтому даже нарастить – это будет довольно сложно. Но другой вопрос, если ставить задачу, то можно с ней справиться. И второй момент очень важный – наше кино практически полностью не окупаемо. Оно ориентировано только на государственные инвестиции. Это неправильно. Оно, конечно, должно привлекать частный капитал, частные инвестиции.
С.Ш.: - Как живет сегодня «Мосфильм»?
К.Ш.: - Мы живем неплохо. Во-первых, я хотел подчеркнуть, «Мосфильм» не получает уже как 20 лет от государства ни копейки. Все, что мы построили, модернизировали, делали только на те средства, которые сами зарабатывали. В этом смысле «Мосфильм» работает как абсолютно рыночное предприятие, а наш государственный статус, конечно, позволяет нам в определенной степени страховаться от каких-то там поползновений на нашу территорию и прочего. А вообще мы работаем как рыночное предприятие. Хотя не лучшее время сейчас в связи с переходом на цифру. Лаборатории мы вынуждены практически закрыть. То есть у нас проблемы есть.
С.Ш.: - Вас часто спрашивают о фильмах, о полном метре. Я бы спросил о сериалах. В чем причина того, что, как мне кажется, слишком много ширпотреба, почти не назовешь хороших сериалов. И можно ли назвать то, что стоит порекомендовать, именно из отечественного жанра?
К.Ш.: - Во-первых, не могу сказать, что отсматриваю все сериалы, я такой специалист, да и вообще это – не мое. Это, вообще, дело критиков, давать оценки. У меня как у директора «Мосфильма», работают все. Что касается сериалов, понимаете, создать такое 100%-ное качество сериалов невозможно. Это бессмысленная задача, никогда этого не будет. У нас есть очень неплохие сериалы, неплохого качества, есть просто хорошие. Но надо понимать природу телевидения. Сегодня оно работает почти 24 часа или около того, все основные каналы. Их все равно надо чем-то заполнять. Понятно, что при таком потоке вы не можете создать условий, при которых все будет высокого качества. Надо понимать, что все равно будет так называемое «мыло». С другой стороны, появляются очень хорошие сериалы. Я замечаю тенденцию, что телевидение начинает закладывать большие деньги в качество.
С.Ш.: - Понимаю, что режиссера сложно спрашивать по поводу других…
К.Ш.: - Можно.
С.Ш.: - Но, тем не менее, что порадовало вас из кинофильмов в этом году?
К.Ш.: - Я не так много кинофильмов-то на самом деле смотрел, чтобы так…
С.Ш.: - «Горько!», кажется, нравится?
К.Ш.: - «Горько!» – да, меня заинтересовал. Это интересная работа, в ней очень много выдумки. Другой вопрос, если они будут снимать все время «Горько-2», «Горько-3», из этого ничего не выйдет, на мой взгляд. Это будет совсем уже другое дело. Тем более, эта тема пьянства нашего, нельзя все время ее эксплуатировать.
С.Ш.: - «Географ глобус пропил» отчасти тоже про это.
К.Ш.: - Я не говорю, что про это нельзя снимать. Я говорю, что, если из этого сериал делать, мне кажется, что это не вполне будет. Но сама «Горько!», я считаю, что такая яркая работа. Но «Легенда №17» Коли Лебедева – конечно, очень качественное кино. Но, в принципе, есть картины, у нас каждый год есть интересные картины. И, я повторяю, проблемы в том, что их мало.
С.Ш.: - А сценарии?
К.Ш.: - Сценариев мало. Но сценариев мало в связи с тем, что кино мало.
С.Ш.: - А вы читаете какие-нибудь, у вас есть на это время?
К.Ш.: - Читаю постоянно. Я думаю, проблема в том, что наша литература не очень ориентирована на кино. Даже мне приходилось несколько раз сталкиваться с таким пренебрежением: «А мы не хотим сцены»… Хотя, в принципе, если ты пишешь романы, вполне можешь освоить и это не нечто такое. Американская литература – она вся заточена на кино. То есть, он пишет изначально роман, прежде всего, не для того, чтобы его читали, то есть, читали, но - его экранизировали. Это сразу видно. У нас так писали в советское время, особенно Шукшин. Вот Шукшин – потрясающий мастер кинематографической прозы. Может быть, нашим писателям имеет смысл, все-таки, обращать внимание на то, что их произведения могут быть экранизированы. И они должны в определенной степени изначально иметь это в виду.
С.Ш.: - Я бы обратился к зрительским вопросам.
К.Ш.: - Давайте.
С.Ш.: - Вот пишут: «8 мая 2012 года состоялась премьера «Белого тигра» в Киеве. Посмотрите на то, что происходит сейчас», - пишет Ангелина. Ну, это, скорее, риторическое обращение.
К.Ш.: - Да, да. К сожалению, «Белый тигр» очень актуальным в этой связи оказался.
С.Ш.: - Как объяснить произошедшее за эти 2 года? Но не только 2, и об этом мы, конечно же, говорили. Эмбейли пишет по поводу того, что «25 лет уже мутят воду на Украине. Не логичнее ли ампутировать гангренозную конечность».
К.Ш.: - Я должен еще сказать, Сергей, что мы, в определенной степени, происходящее на Украине, должны и к себе обратить. Во-первых, Украиной совершенно не занимались. Совершенно не занимались. В культурном плане абсолютно не занимались Украиной. Я понимаю, там люди с Запада на Украине работали 20 лет целенаправленно, вкладывали в это большие деньги. Мы совершенно не занимались. Я не помню уже, когда проводился какой-нибудь фестиваль российского кино на Украине. Ну да, кино, конечно, мы показывали. И в прокате шло. Но все равно, когда проводится фестиваль, это совершенно другое отношение… Когда наши театры гастролировали на Украине? И второй момент, конечно, в определенной степени, я считаю, тот антисоветизм, который 20 лет процветал в России. Слушайте, а памятники Ленину там с чего начали? Так и у нас, если их не сносили, то… То есть это очень вещи важные для понимания того, что происходило на Украине. И определенная наша здесь инертность и вина просто есть.
С.Ш.: - Если бы не случилось этого Майдана, все и дальше шло бы вот так, дрейфовала бы Украина в сторону Запада.
К.Ш.: - И отдрейфовала бы, кстати. Это они большую ошибку допустили с этой историей. Это их огромная ошибка. Я не знаю, у них что-то там не сработало. Они бы все получили без этого. Они фактически получили Украину. И понятно, что провели бы выборы, только у них бы все было формально законно. И Крым у них бы остался, и все. Вот что скажу: посмотрите, что у нас происходит с другими республиками? Был День Победы. Наверное, его праздновали в Казахстане, Минске, Киргизии, Армении. Наверняка. Нету вообще никакой информации, мы ничего не знаем, что происходит в республиках. Что же мы хотим? Мы теряем… Мы в результате доведем все до того, что и там начнется то же самое, что на Украине. Надо с людьми работать. Если вы хотите иметь союзников, если вы хотите с республиками складывать какие-то отношения, надо что-то делать для этого. А ведь это наши соседи. Не просто соседи, они, в принципе, все равно из Советского Союза. Они все равно ориентированы на нас. И все равно это наши потенциальные союзники. Надо хотя бы знать, что там происходит.
С.Ш.: - Ну, да, это выбор: либо большая страна, либо, как выразился Барак Обама, региональное государство.
К.Ш.: - Да, конечно.
С.Ш.: - Елена задает те вопросы, которые, в общем-то, я уже задавал. По поводу финансирования кино государством и по поводу современных фильмов. Спрашивает она: «Насколько режиссеры свободны в возможности снимать кино с помощью свободных продюсеров, без заказа государства. Вообще, от кого исходят заказы на кино? От министерства культуры?»
К.Ш.: - Вы знаете, у нас фактически один сейчас инвестор – это государство. Понятно, что продюсер. Но, строго говоря, что такое продюсер? Продюсер получает деньги от государства. В этом разница: в советский период была киноиндустрия студий, то есть получали студии деньги. Студия была одновременно и творческой лабораторией, так сказать, и фабрикой. Сегодня мы становимся все больше кинофабриками, потому что все деньги приходят к продюсеру, а продюсер уже выбирает, на какой студии работать и как. Он может хоть на чешскую студию уехать. Поэтому совсем другая принципиально ситуация. Но на самом деле источник один – государство. И это то, о чем я уже говорил, не вполне правильно. То есть, безусловно, государство должно помогать кино. Потому что, строго говоря, во всем мире оно помогает. В Америке есть и всевозможные фонды… И естественно, стараются поддерживать кино. Но у нас, я думаю, перекос состоит в том, что оно практически полностью сегодня зависит от государства. Частных инвестиций нет. И я думаю, что это проблема организации кино.
С.Ш.: - Закон о нецензурной лексике – что он будет означать для фильмов? Будут запикивать соответствующие слова, вырезать?
К.Ш.: - Не будут ругаться. Я не против. Я сам никогда не употреблял. Я сам не смотрю кино и не слушаю, честно говоря, там, где нецензурная, так сказать, лексика. Хотя я ее прекрасно знаю, понятно, и в жизни могу употребить. Но я не приемлю это для кино и вообще.
С.Ш.: - Понятно. Тем не менее, есть литература XX века.
К.Ш.: - Ну, что я могу сказать? Не пишите. Я не знаю, я не понимаю. Я, может быть, старомоден, допускаю. Может быть, я устарел. Но я не понимаю лицемерия.
С.Ш.: - Творческие планы.
К.Ш.: - Творческие планы? Я сейчас как продюсер участвую в картине по Казакевичу «Двое в степи». Военная, кстати, картина. Это замечательная повесть. Ее молодой сценарист написал, мы еще ввели туда часть из дневников Константина Михайловича Симонова. Потом еще у нас один проект интересный есть, тоже наверное, буду продюсером. Ну, а сам… Мне предлагают большой сериал делать, не буду называть пока, какой. Сейчас сценарий делаем, посмотрим, если все будет получаться, то, может быть, и сделаем, попробуем. Как раз к вопросу о сериале. Это классика.
С.Ш.: - В этом жанре произойдет прорыв.
К.Ш.: - Я не знаю, насчет прорыва, просто интересно, потому, что это большая классика, и мне предложили сделать. Я никогда не занимался этим, но, с другой стороны, интересно. Конечно, в определенной степени, за сериалами будущее – ничего не поделаешь. Потому что телевидение – это высокое качество домашних кинотеатров. В конечном счете, я считаю, что сериал – это форма кино, приспособленная к телевидению. Поэтому все равно - это примерно то же самое, чем я всю жизнь занимался.
Читайте далее:
ссылкассылка
Карен Шахназаров: «Властям Украины почитать бы Маркса» Читайте далее: http://svp (Прочитано 1111 раз)