Суханкина орала на меня с перекошенным лицом. На секунду я онемела, не веря своим ушам, а потом размахнулась и дала ей пощечину.
Рита как будто только этого и ждала, мы с ней сцепились.
Я пыталась отбиваться, но не могла с ней справиться. Она намного крупнее и сильнее. Не знаю, чем бы закончилось побоище, если бы Суханкина вдруг не вспомнила, что концерт продолжается и нам еще предстоит выйти на сцену. Одной рукой сгребла меня, а другой вызвала по рации нашего продюсера Лаврова: «Сереж, зайди в гримерку.
Срочно!»
Тот прибежал вместе с администратором Русланом. Вдвоем они нас растащили, попытались успокоить. «Королева» «Миража» пылала гневом. Физиономия у Суханкиной была багрово-красной. Меня трясло. Лавров испугался, что я пошлю все и всех подальше, и стал просить:
— Светочка, надо доработать! У тебя большой сольный кусок. Потом все уладим. А сейчас не до разборок, публика ждет. Ну пожалуйста, ты же профессионал!
Пауза в нашем с Ритой выступлении, которую заполняли музыканты, уже заканчивалась.
— Ладно, — нехотя согласилась я. — Публика — святое.
А сама подумала: «Ну, погоди, подруга! Я тебе устрою!» Я была в ярости. Видит бог, не хотела конфликта с Ритой, но и оскорблять себя не по зволю.
Вышла петь, а сама как в тумане, даже не заметила дырку, образовавшуюся на кофте. Потом вроде немного опомнилась, даже стала танцевать и, двигаясь по сцене, увидела в углу хлопушку, большую, как петарда. Обрадовалась: то, что надо! Руки чесались дать сдачи. Но как только взяла это «орудие мести», из кулис выбежал Руслан и стал вырывать его у меня из рук. Он все это время стоял на стреме. Понимая, что до Суханкиной не добраться, я в отчаянии треснула ее верного админист ратора. В зале засмеялись, а мне было не до смеха. Я чувствовала себя как загнанный зверь, окруженный стаей волков. На глаза навернулись слезы. Господи, зачем согласилась работать с этими людьми?
Ведь чувствовала — ничего хорошего не получится, но поддалась напрасным надеждам и пустым обещаниям. Старым миражам. Не стоило второй раз вступать в эту реку. Забавно получается — миражи, «Мираж». А за игрой слов — такое, что сразу и не расскажешь…
Несколько лет Маргарита Суханкина пела с Натальей Гулькиной. Дуэт выступал под разными названиями — «Соло на двоих», «Золотые голоса группы «Мираж», «Группа композитора Андрея Литягина «Мираж». Для народа, не вникающего в нюансы авторского права, но с удовольствием танцующего под музыку восьмидесятых, он подавался просто как «Мираж». Зрители были счастливы «оторваться» под хиты своей молодости, а артисты могли снова почувствовать себя звездами.
Сначала дела шли неплохо. «Ветераны»советской попсы даже одержали победу в рейтинговом проекте НТВ «Суперстар-2008. Команда мечты», доказав, что старый бренд вполне жизнеспособен. Какое-то время Суханкина и Гулькина довольно успешно изображали закадычных подруг, а потом рассорились и стали поливать друг друга грязью. В январе 2011-го Наталья ушла. Продюсер и композитор принялись искать Рите новую пару. О том, что у них не все ладно, я узнала еще летом от своего бывшего мужа Валерия Соколова — одного из основателей «Миража» восьмидесятых и автора текстов главных его хитов. (Второй основоположник группы, более раскрученный и известный публике, — Андрей Литягин.) Расстались мы с Валерой достаточно давно, но до сих пор сохраняем очень теплые и доверительные отношения. Он и поведал под большим секретом, что Гулькина скоро уйдет из «Миража» и
вместо нее позовут меня.
— С чего бы это? — удивилась я.
— Ну как же, с тебя, можно сказать, начинался «Мираж», ты одна из двух первых солисток, автор текстов нескольких песен. Твой «Новый герой» до сих пор хит на любой дискотеке.
— Ага, и из-за песен мы постоянно воюем с Литягиным. То он, как композитор, запрещает что-то исполнять мне, то я, как автор текста, — его артисткам.
— А теперь снова будете сотрудничать и сможете снять все проблемы.
— Валер, у меня только что прошли концерты в Москве в Театре Эстрады, я готовлюсь к сольникам в других городах, записываю диск, собираюсь снимать клип! Ты считаешь, я должна
все это бросить?
— Света, решать, конечно, тебе. Но, по-моему, ты ничего не потеряешь, поработав в «Мираже». Не понравится — вернешься к сольным проектам.
— Ладно, там видно будет. Никаких предложений от Литягина пока не поступало…
Прошло несколько месяцев, и меня действительно позвали в «Мираж». По деньгам я мало что выигрывала, но зато появлялась надежда решить ряд спорных вопросов. «Ладно, была не была! — подумала я. — Если мы с Андреем закроем щекотливую тему, смогу нормально работать. А сложится с «Миражом» или нет, не суть важно. Годик уж как-нибудь протяну».
Валера почему-то думал, что я продержусь два года. Лавров,
продюсер «Миража», считал, что Разина останется в группе навсегда. «До пенсии», — как он выразился. Суханкина звонила мне чуть ли не каждый день, еще до моего официального прихода в коллектив, и ругала Гулькину на чем свет стоит. Суть обвинений сводилась к тому, что Наташа ее использовала, привлекла к сотрудничеству только для того, чтобы напомнить стране о себе и пропиариться за чужой счет. Идея петь дуэтом принадлежала Гулькиной.
Я с Наташей не общалась. Еще в восьмидесятые, в пору нашей совместной работы в «Мираже» (мы с Гулькиной его первые солистки), у меня с ней возникали проблемы — успех у группы был всенародный, крышу сносило будь здоров. Наташа тогда не на шутку «звездила», хотя, наверное, я и сама не была ангелом. Как бы там ни было, жалобы Риты
попали на благодатную почву. Я приняла сторону Суханкиной.
Она производила довольно приятное впечатление, была громогласной, но веселой, и всячески старалась мне угодить. Это, впрочем, настораживало. «Мы никогда не дружили, — думала я, — одно время вообще находились во «вражеских лагерях», деливших авторские права на наследие «Миража», и вдруг Рита так меня полюбила, что не знает, чем одарить. Что бы это значило?»
Помню, увидела у нее солнцезащитные очки и бросила без всякой задней мысли:
— Ой, какие красивые!
И услышала:
— Они твои, забирай.
Попыталась отказаться, но Рита настояла на своем. Оставалось только поблагодарить. Я не люблю чувствовать себя обязанной и, как только подвернулся случай, сделала подарок ей.
Тогда не могла и подумать, что Суханкина хочет меня купить. А ей, видимо, было нужно, чтобы я признала ее превосходство и молчала в тряпочку, что бы ни происходило вокруг. Только напрасно она на это надеялась, у меня непокорный характер. Иногда сама жалею, что веду себя слишком резко. Но сталкиваясь с хамством, глупостью, безвкусицей, неизбежно срываюсь, потому что не могу врать, притворяться.
По-моему, у Риты со вкусом проблемы. Работая на сцене, мы должны одеваться ярко, «на грани», но за эту грань не переходить. В первые годы
работы на эстраде она ухитрялась петь в обычных джинсах и футболке, шокируя коллег, а на их осторожные замечания, что надо, мол, одеваться иначе, на полном серьезе отвечала: «Главное — голос золотой». Зато потом Суханкина впала в другую крайность, увлеклась блестками и перьями.
Когда я вернулась в группу и увидела, что она выходит на сцену в ультракоротком мини, сверкая как новогодняя елка, то содрогнулась и сказала:
— Так нельзя. Это не эстрада, а какой-то «Мулен Руж» провинциального пошиба. Я такое не надену.
— Ты не понимаешь, — вспыхнула Рита. — Мы «дискотека восьмидесятых» и должны одеваться в стиле диско.
— И ты считаешь нормальным на пятом
десятке выходить в мини, задирать ногу на ногу и изображать Шэрон Стоун в «Основном инстинкте», показывая всем известный треугольник?
— Это сексуально!
— А по-моему, вульгарно.
— Так одевались в группе «Мираж»!
— Да ты-то откуда об этом знаешь? — удивилась я. — На сцене ведь не работала, лишь пела «за кадром». Я вот не помню ничего такого, никаких перьев и стразов. Только кофту с люрексом, купленную у спекулянтки из ЦК ВЛКСМ, и серебряные лосины, «сосватанные» мне Ромой Жуковым.
Как давно это было. Страшно подумать…
Сначала сценические костюмы я
сооружала себе сама, на бабушкиной швейной машинке. Купить их было негде. Перед первым выступлением «Миража» в концертной студии «Останкино» не спала ночь, дошивая брюки и жакет из кожзаменителя. Уже не помню, где мама его раздобыла. В то время я еще была инженером-технологом и каким-то чудом ухитрялась совмещать работу в «ящике» с концертами. Если бы не гонорары за выступления, вряд ли смогла бы себе позволить черную с золотом кофточку за сто пятьдесят рублей. Когда начался настоящий «чес» по городам и весям, из НИИ пришлось уйти.
Серебряные лосины — по-моему, первые в стране — откуда-то притащил Рома Жуков, еще не звезда эстрады, а начинающий музыкант, игравший у нас на «клавишах». Чтобы я быстрее решилась на дорогостоящую покупку,
он как бы случайно познакомил меня с «конкуренткой» — солисткой группы «Электроклуб» Ирой Аллегровой, тоже приобретавшей у него вещи. Она была такая эффектная и холеная! Рядом с ней почувствовала себя простушкой-замарашкой и, конечно, тут же раскошелилась.
Рома был далеко не единст венным музыкантом, приторговывавшим шмотками. Тогда многие «фарцевали»: кто джинсами, кто косметикой. Наши ребята, например, скупали в Москве духи и сбывали их втридорога на гастролях в провинции. Гастроли в то время были просто песней! Сплошной гульбой. Мы с Наташей не искали приключений, но с девушками из «Миража» хотели познакомиться буквально все мужчины, в особенности только-только появившиеся «новые русские». Однажды в Саратове устроители концертов вместо
гостиницы привезли нас с Гулькиной в сауну, где гуляла братва. Вырвались мы оттуда каким-то чудом.
В Липецке ночью, отдыхая после концерта в отдельном запертом номере, я была разбужена неизвестно откуда взяв шимся артистом П., ныне худруком одного столичного театра. Молодой человек жаждал секса. После долгих препирательств кое-как выставила нетрезвого «гостя». Не успела прилечь — на пороге нарисовался еще один, уже не такой известный персонаж. Он тоже рвался ко мне в койку, но, будучи очень сильно пьян, был готов обойтись без любви и просто вздремнуть. Как оказалось, у нашего директора, жившего по соседству, в ту ночь собралась большая компания. И он зачем-то дал своим друзьям (или продал, точно не ведаю) ключ от моего номера, хотя знал, что у меня роман с
Соколовым. Не иначе хотел рассорить нас с Валерой. Не вышло.
Весной 1988-го солисткой «Миража» стала Наталья Ветлицкая. Гулькина к тому времени от нас уже откололась. Я с Ветлицкой практически не работала. Мы с Валерой давно вынашивали проект собственного коллектива и наконец его создали. Группа получила название «Фея». В «Мираже» в это время начался круговорот певиц. Ветлицкая, Овсиенко, Салтыкова были согласны петь под чужую «фанеру». А мне это уже порядком надоело.
Всех солисток «Миража» Литягин заставлял работать под фонограмму какой-то Маргариты Суханкиной, которую кроме него никто не видел. Певица-«призрак» училась в консерватории, мечтала стать оперной дивой и не хотела светиться в вульгарной попсе. Идея совместить
записанный в студии вокал, не спорю, сильный и профессиональный, с нашими «живыми» голосами казалась ему удачной, так звучание было богаче. Народ о существовании Суханкиной долго не подозревал.
Гулькиной в «Мираже» все-таки удалось записать несколько песен. Мне — тоже, но значительно позже, хотя, по общему мнению, пела я не хуже Наташи — с детства на сцене, начиная с Большого детского хора Гостелерадио, окончила музыкальную школу, прошла немало самодеятельных коллективов. А еще сама писала песни — в том числе и на музыку Литягина. На концертах мы с Гулькиной работали по-настоящему, а не просто открывали рот, и когда за пультом сидел Валера, наши живые голоса звучали громче записанного на пленку. Но нам-то хотелось петь самим! Ирония судьбы: «великая» Рита не принимала всерьез музыку, которую
исполняла, а мы ею буквально бредили, но нам не давали ее исполнять. Много лет спустя, не добившись особых успехов на оперной сцене, Суханкина вдруг резко полюбила презренную попсу и с невероятным пылом бросилась наверстывать упущенное, ни с чем не считаясь, никого не слушая…
Рита надулась, когда я раскритиковала ее концертные наряды, и продолжала изображать сверкающую стразами sexy girl. Я придерживалась более спокойного демократичного стиля. Споров по поводу сценического имиджа больше не возникало, каждая из нас осталась при своем мнении. Мы нормально работали и общались, а потом началась какая-то ерунда.
Однажды Суханкина вступила в песню не вовремя. Испугавшись, что Рита налезет на мой кусок, я попыталась показать ей это жестами. Мы пели «Я
не шучу» на мой текст, изображая на сцене ссору, и мне удалось неплохо обыграть слова: «Я должна тебе сказать — я не стану больше лгать, нам с тобой не по пути, я хочу уйти». И Рита как-то так подстроилась под музыку, что зрители ничего не заметили.
Наверное, я бы вообще забыла об этом сбое, но на репетиции перед следующим концертом Суханкина вдруг стала говорить, что накануне кое-кто вел себя по-хамски и махал руками перед ее носом. Я просто обомлела, когда это услышала, и решила объясниться:
— Рита, во-первых, я обыграла ситуацию по тексту и все было в рамках приличий, а во-вторых, ты не там вступила, а я пыталась тебе это показать.
— Это ты ошиблась.
— Секундочку, — я остановила ее и обратилась к присутствовавшим при этом разговоре музыкантам: — Ребят, вы все видели и слышали. Кто из нас ошибся?
И тут повисла звенящая тишина. Музыканты молчали, опустив глаза. После долгой-долгой паузы барабанщик не выдержал и сказал:
— Рит, ну, вообще-то это ты не там вступила.
— Да?! — побагровела Суханкина. — Ладно, тема закрыта. Продолжаем репетицию…
У нее было такое выражение лица, что мне стало страшно — не за себя, за несчастного парня.
Когда все закончилось, пошла к Рите в гримерку, чтобы разрядить обстановку.
— Слушай, из-за чего этот сыр-бор? Ничего страшного ведь не произошло.
— Ты считаешь?
— Ну конечно. Подумаешь, ошиблась. Со всяким бывает.
— Я — не всякая.
— Да ладно. Что ты — истина в последней инстанции? — пошутила я. И услышала:
— Если на то пошло, то да.
— Интересно. Тогда, значит, ты не случайно все время коверкаешь мои тексты и тексты Соколова? Но я никогда не делаю тебе замечаний, да еще прилюдно.
— Текст вторичен, — заявила Суханкина безапелляционным тоном. — Главное
музыка. И голос.
Я поняла, что дальнейший разговор бессмыслен. Она на полном серьезе считала себя великой певицей, на которую все должны молиться. «Что ж, буду сохранять нейтралитет, — решила я. — Это лучшее, что можно сделать. Главное — не вступать в открытую конфронтацию». Но Суханкина будто искала повод для ссоры.
Тогда у меня как раз вышел альбом, записанный еще до прихода в «Мираж». Я не могла устроить полноценную презентацию, потому что выступала уже не как самостоятельная единица, а как солистка группы, но решила потихоньку продвигать новый диск и продавать его после концертов. Администрация «Миража» не возражала.
И все бы ничего, но на первое же
выступление после релиза альбома, в Королеве, пришло очень много моих поклонников с цветами и подарками. Для Риты это стало неприятным сюрпризом, она, видимо, не подозревала, сколько у Светланы Разиной поклонников. Да каких! Некоторые самые верные девчонки ездят за мной по всей стране. Помогают в бытовых вопросах, снимают выступления на видео. В Королев же тогда еще нагрянул мой «жених», или, как я его называла, «влюбленный пингвин». Этот человек на протяжении трех лет настойчиво звал меня замуж. Даже подарил кольцо с бриллиантом. Сначала терпела пылкого «юношу», сочувствовала его беззаветной влюбленности, а потом он что-то себе возомнил, стал устраивать сцены ревности, а на их фоне еще и шантажировать, ставя мне условия. И я решила закончить эту затянувшуюся историю. Кольцо вернула как раз в
Королеве. Кинула со сцены прямо в руки.
Фанаты мои буквально после каждой песни несли цветы — мимо Риты. Ей только маленькая девочка подарила букет. Я чуть не прослезилась, когда она сказала: «Риточка, вы моя самая любимая певица». Но когда к Суханкиной попытался прорваться еще один поклонник, охранник его почему-то не пустил. И получилось, что я ушла с охапкой роз и тюльпанов, а Рита осталась практически ни с чем.
В тот вечер подвозила в Москву своих подруг. Мы заблудились в незнакомом городе и каким то чудным образом вернулись обратно к ДК. Я осталась в машине, а одна из девушек зашла в фойе спросить дорогу и услышала крики Суханкиной: «Всех уволю! Разина еле унесла свои веники! А где мои цветы? Как вы могли такое допустить!
Это разинские девки все подстроили! Это они не пускали ко мне поклонников!» Она кричала на администратора в гримерке, но ее голос разносился по всему ДК. Когда я об этом узнала, долго не могла прийти в себя. Оказывается, Рита считала букеты, которые нам дарили.
Как-то приезжаем на концерт «Радио Дача», а Суханкина со мной демонстративно не общается. Сижу гримируюсь, она заходит со своей свитой, оглядывается по сторонам и говорит: «Эта гримерка не подходит. Нужна другая». Гордо удаляется, а я застываю с открытым ртом: «Ничего себе понты!» Не поняла истинного значения этой выходки. Отношение Суханкиной ко мне начало меняться. Это был первый звонок.
А вскоре прозвучал и второй. Мы выступали в Москве. День выдался
сумасшедший, я страшно устала и забыла дома куртку с логотипом «Миража». Мы в таких появлялись в начале концерта. Сказала Рите. Она процедила сквозь зубы:
— Что-то ты часто стала себе позволять забывать костюмы.
— Часто? — изумилась я. — Вообще-то это в первый раз. И что теперь делать?
— Меня это не касается. Твои проблемы.
А времени до концерта совсем мало. Попросила своего бывшего директора Таню метнуться ко мне домой. Она помогала по старой памяти, особенно в Москве. Но тут руками развела: «Света, я не успею, кругом пробки».
И все-таки я нашла выход из положения. У музыкантов были такие
же куртки. Они у нас назывались «халатами». Я попросила «халат» у ударника, надела его поверх юбки и так отработала первые шесть песен. Парень остался в обычной футболке, но за барабанами в глубине сцены его не особенно было видно. По-моему, все очень удачно полу чилось. А Рита мою находчивость не оценила, сказала, что своим отношением я оскорбила весь коллектив. То есть если бы вообще не вышла на сцену и сорвала концерт, коллектив чувствовал бы себя гораздо лучше! По-моему, Суханкина была разочарована, что я решила эту проблему самостоятельно и быстро. Мы не поругались, но в тот день наши отношения окончательно испортились. Рита, видимо, поняла, что прогнуть Разину вряд ли удастся, и стала меня игнорировать.
С днем рождения, помню, она меня поздравила — короткой эсэмэской. Это
было двадцать третьего июня. А через пару дней мы выступали на корпоративе, и меня, как назло, скрутил приступ адской головной боли. Приезжаю на площадку, а в глазах темно. Ноги подкашиваются. Такое впечатление, что сейчас в обморок грохнусь. Сережка Лавров, надо отдать ему должное, увидев, в каком я состоянии, сразу стал приводить меня в чувство — массировать виски, затылок. А Суханкина бровью не повела. Я реву, хотя делать этого нельзя, на лице уже концертный грим, и ною, как ребенок:
— Пожалуйста, отпустите, ну пожалуйста! Мне плохо!
— У нас так не принято, — говорит Лавров, продолжая меня «реанимировать». — У нас так нельзя.
— Но я не могу выступать!
— Ничего, таблеточку выпьешь и как-нибудь отработаешь.
Дал таблетку и отвел на сцену. И я кое-как отстояла концерт. Не могла ни петь, ни двигаться, только открывала рот и поводила руками. Чувствовала себя каким-то манекеном. А Риту как будто радовало мое полуобморочное состояние. Она в тот вечер болтала без умолку. Рассказывала анекдоты, доверительно и продолжительно общалась с залом. Я бы, наверное, не могла так веселиться, если бы рядом стояла страдающая от боли партнерша. Она же не чувствовала никакой неловкости. Даже не спросила: «Ну, как ты?» А ведь Бога поминает при каждом удобном случае, крестится перед концертами. «Наверное прощения просит», — подумала я как-то раз…
Едем в тур по «югам» — Суханкина
перестает меня объявлять. Если раньше она говорила: «А вот этот хит написала Светлана Разина, она такая талантливая, пишет песни и стихи» и т. д., и т. п., то теперь Разиной как будто не существовало. Рита прославляла исключительно себя и великого руководителя и основателя группы Андрея Литягина. А я была вынуждена объяснять, что написала это, это и это. Такая возможность появлялась только в рамках моего заранее оговоренного блока, когда я пела свои песни и звуковик был вынужден на полную мощность выводить мой микрофон. А потом он его потихоньку «глушил».
Суханкина всячески старалась заткнуть «конкурентку». Роль девочки-подтанцовочки она, видимо, отводила мне с самого начала. Когда пришла в коллектив, Рита сказала:
— Свет, давай, где можно, петь под
фонограмму! Гулькина задолбала своим «живьем». Но это же глупость — петь вживую на морозе или корпоративах. Понимаю, сольные концерты — это святое. Но на днях городов, под дождем и снегом, зачем это нужно?
— Не нужно, ты абсолютно права.
— Слава богу, хоть ты это понимаешь! А Гулькина, дуреха, однажды даже чуть не сорвала съемку на телевидении, хотела петь только живьем.
— На телевидении это нереально, там все снимают под фонограмму.
Она прощупывала почву — буду петь под «фанеру» или нет. А тут нашелся повод: я не успела выучить репертуар, а выступать-то надо. Конечно, помнила старые хиты, которые пела еще при советской власти, но песни девяностых годов и новые, из совместного альбома
Гулькиной и Суханкиной, еще не знала. Чтобы не мучиться с текстами, мне предложили записать материал и на концертах исполнять его под собственную фонограмму. Сказали:
— Когда все выучишь, дашь знать звуковику, что готова, и будешь петь живьем.
— Хорошо, — согласилась я.
Сначала мы с Ритой работали под «фанеру», как она и мечтала, а потом вдруг звезда наша заявила: «Все. Теперь пою только живьем». Кивнула ей: «Пой, я пока еще не выучила материал». Но время шло, я все выучила, подошла к звуковику и сказала: «Можно убирать фонограмму. Я готова». Он ответил «о’кей» и ничего не сделал. На концертах по-прежнему шла «фанера». Еще раз напомнила о себе, и опять ничего не произошло. И я
поняла, что живьем Суханкина петь мне не даст…
Коллектив боялся ее как огня. Музыканты Рите постоянно льстили и не знали, как угодить. Пили с ней коньяк, смеялись не всегда удачным шуточкам. В «Мираже» любят выпить. Коньяк у всех в райдере прописан. У Суханкиной — бутылка «Наполеона», у других — попроще.
Однажды на корпоративе в Ростове Рита переборщила и начала чудить. А я еще решила ее подразнить. Обычно все было четко: Суханкина стоит справа, я — слева. А в тот вечер я все время бегала по сцене. «Подтанцовка» может плясать где хочет! Суханкина не успевала за этим броуновским движением. Только глазом косила: где же Разина? Повернется к барабанщику, а я уже около клавишника.
И вот я оказалась возле камеры — нас снимали на видео. Суханкина возмутилась: почему это Разина в кадре, а не она? Протопала через сцену, встала передо мной и лицом прямо в камеру — плюх! Я чуть не прыснула от смеха. При таком с позволения сказать «ракурсе» лицо получается дико некрасивым, с огромным носом и рыбьими глазами. Рита об этом не задумывалась. Главное было оттереть конкурентку. Ее поведение зачастую вызывало у людей смех. Однажды мой «гастрольный» водитель, когда я рыдала в машине от ее очередных выходок, мне по секрету признался: «Света, если честно, мы с женой хохотали над ее костюмами и манерами. И это вовсе уже не тот любимый голос «Миража», а какая-то пародия. На вас смотреть намного приятнее и общаться, поверьте, тоже».
До поры до времени происходящее
напоминало дурной спектакль, не более того. Ну, оттирает одна солистка другую, в чем-то зажимает, хочет блистать в одиночку. Но дальше началась история, терпеть которую я не смогла.
…В посиделках коллег я никогда не участвовала. Не было особой охоты притворяться и поддакивать, да и коньяк не люблю. «Завожусь» и становлюсь веселой от водки, а от этого напитка засыпаю. В группе все об этом знали, но мне в гримерку все время ставили коньяк. Я не отказывалась — раз положено, пусть ставят. За гастроли обычно скапливалось несколько бутылок. Потом раздаривала их друзьям и знакомым.
И вот приезжаем в Самару. Перед одним из выступлений у нас с Ритой интервью. Мы — в разных гримерках. К
Суханкиной можно пройти сразу из коридора, а ко мне — только обойдя сцену. У нее интервью берут, у меня почему-то нет. Спрашиваю администратора:
— А где же пресса?
И слышу:
— Журналисты после выступления подойдут.
Концерт заканчивается, жду-жду — никого. Ловлю администратора. Он как-то странно жмется:
— Ты знаешь, интервью не будет. Они отказались.
— Как отказались? Почему?
— Не знаю, не знаю…
На следующий день выходит газета с фото… бутылок в моей гримерке. Оно явно сделано во время концерта. Рядом гадкий текст — о том, что Разина пьет горькую. Мол, перед концертом в Самаре она тоже как следует «затарилась» — смотрите, какая тут «батарея» — и оттого так раздухарилась, что даже стихи читала со сцены. (А я прочла один свой стишок, представляя новую песню.) Но, впрочем, какая разница, сколько выпила Разина, пишет корреспондент, все равно ведь она поет исключительно под фонограмму! Конечно, я поняла, с чьих слов это было написано. Но не могла ничего поделать: как говорится, не пойман — не вор.
С тех пор начал свое хождение миф о «пьянстве» Светланы Разиной. Пока работала в группе, Рита воздерживалась от публичных выпадов в мой адрес. Но как только я ушла,
стала в своих интервью выставлять меня алкоголичкой.
Раньше не имела возможности рассказать правду. Журналистов ко мне не подпускали, на общие интервью не брали. А в отсутствие «запойной» Разиной про нее можно было плести что угодно. Теперь сама себе хозяйка, но оправдываться нет желания. Это унизительно — доказывать, что ты не верблюд. Жаль, конечно, что до Алисы могут дойти гадости, которые выдумывают про ее маму. Ну да она девочка умная и достаточно взрослая — ей уже двенадцать — и знает, что такое пиар…
Дочку я родила в тридцать восемь, по большой любви. И не от Соколова, с которым официально еще состояла в браке, а от «мужчины моей жизни». Его звали Георгий. Он был красив и молод. Моложе меня. Сначала Георгий работал
диджеем, потом стал моим директором. Я летала как на крыльях и была уверена, что он меня любит.
Соколов, как ни странно, на что-то надеялся. Думал, пройдет время, я стряхну с себя любовный дурман и все у нас будет по-прежнему. Он вообще очень добрый и хороший человек. Одно время мы все жили в нашей с Валерой квартире и сохраняли нормальные отношения. Когда я забеременела от Георгия, муж предлагал скрыть, кто отец, и сделать вид, что это наш ребенок. Он давно мечтал о детях и был готов воспитывать мою дочку. Валера и в роддом пришел встречать нас с Алиской. Это была «картина маслом»: я с дочкой, а рядом два отца — Георгий с ромашками и Соколов с розами.
Потом мы разъехались. Валера женился и стал отцом. Но до сих пор обсуждает
Cветлана Разина. Миражи(воспоминания участницы группы) (Прочитано 2729 раз)
Похожие темы (5)
