Сашка
Эта история произошла довольно давно. Мне было 18 лет, я жила с родителями. У отцовского коллеги жену положили на сохранение, а старшего мальчика вечером не с кем было оставить. И отец порекомендовал меня в качестве няньки, похвастав, что всех своих братьев (у меня их четверо) я воспитывала чуть ли не единолично. Мне обещали за каждый вечер 200 руб. Деньги невелики, но зато свои, и я, конечно, согласилась. Я должна была забирать Сашку из садика, гулять, кормить и укладывать спать. К тому времени уже приходил его отец с работы. Сашка был славным трехлетним мальчуганом, очень хорошо разговаривал и вообще был довольно самостоятельный.
И вот читаем мы как-то с ним перед сном сказку про курочку Рябу. И он вдруг спрашивает:
— У тебя есть папа?
Есть, отвечаю ему, у меня очень хороший папа. А Сашка низким голосом и так нараспев произносит:
— А ведь он тебе не родной, не родно-о-о-ой…
Я тогда, помню, удивилась и сказала, что папа мне самый что ни на есть родной. Сашка не спорил, и я продолжила читать. Потом, спустя пять лет, я узнала, что мой отец на самом деле мне не родной по крови — он женился на моей матери, когда мне было 7 месяцев.
Или вот ещё случай. Мы шли с Сашкой домой, мимо проходили курсанты военного училища. Я начинаю Сашке рассказывать про смелых солдат, про их подвиги и красивую форму. Нам когда-то такие истории рассказывал дед, и мы были в восторге. Но Сашка как-то не проникся, молчал и на мои вопросы не отвечал. И лишь потом, уже дома, сказал:
— Раз так тебе форма нравится, то и живи с ней далеко.
Меня тогда опять удивил странный тон ребенка и злость его. Ну, думаю, может, по маме малыш соскучился, а я тут со своими восторгами… А спустя несколько лет я вышла замуж за военного и уехала за четыре тысячи километров от родного дома.
И таким вот низким голосом он мне почти каждый день что-то сообщал. Потом мы не раз встречались на улице или в садике (мой младший брат — его ровесник, и они ходили в одну группу), и Сашкины предсказания продолжались. Он сказал, что у меня будет «два одинаковых мальчика» — теперь у меня два сына, они погодки, но похожи, как близнецы. Как-то забирала его из садика; было холодно, а я без перчаток, руки замерзли и покраснели. Сашка сказал:
— Нельзя тебе руки морозить, особенно эту, — и показал на левую ладонь, которой я его и держала.
Через два года я сильно обморозила руки, особенно сильно досталось левой.
Сашка сказал, что «мама зря лежит в больнице», и действительно — беременность его матери не смогли сохранить. Сказал, что «бабушка твоя кашляет сильно» — я тогда удивилась, ведь моя бабуля всегда отличалась отменным здоровьем. Но через четыре месяца она сгорела за неделю от рака легких, причем врачи разводили руками и говорили, что такое стремительное развитие болезни они встречают крайне редко… Примеров масса. Я убедилась, и не раз, в верности Сашкиных предсказаний. Нынче я не летаю самолетами, не развожу дома цветы и обхожу за километр бродячих собак. Может, кому-то это покажется глупостью, но я Сашке верю. И если он сказал, что «тебе нельзя то-то», я и не буду.
В один из последних вечеров, когда я еще была его няней, мы читали книгу о цифрах. Про каждую цифру — милый стишок. Он молчал, но когда я прочитала первую строчку о числе 10, Сашка захлопнул книгу в моих руках и сказал:
— Хватит уже, это некрасивое число!
10 октября 2010 года Сашка умер. Я не знаю, отчего — от болезни, или же это был несчастный случай. Я иногда общаюсь с его родителями, но спрашивать об этом было бы бестактно.
Больница ужасов
В тот весенний день у меня разболелась рука. Полгода назад, будучи в командировке в Москве, я неудачно упал. В итоге перелом лучезапястного сустава, гипс, в котором я работал все два месяца командировки. Перелом сросся идеально, не болел, не беспокоил, и вот на тебе! На любое движение большим пальцем — болезненный щелчок, стоит потянуться спросонья — адская боль. Печатать текст на сенсорном экране телефона стало невозможно. И так две недели. А в этот проклятый день я проснулся от боли и понял: велика моя глупость, а отступать некуда. Придется идти к костоправу.
Будучи немного с бодуна, я оставил автомобиль на стоянке и поехал маршруткой. Взяв талон, я посмотрел номер кабинета. Ага, пятьсот седьмой, значит, пятый этаж.
Поднялся я на лифте. Двери, открывшись на пятом этаже, предоставили моему взору две приколоченные доски, перекрывающие выход. Сматерившись на тупых джамшутов, я пролез под досками и осмотрелся. Дверь напротив выбита, окна зияют пустыми рамами, по полу ветер гоняет листву, хотя на дворе весна. Давненько я не был в нашей поликлинике, лет десять, если не больше. Перелом, и то лечил в Москве. В суровые девяностые здесь веселее было. Видимо, ремонт прошел с применением нанотехнологий. Хотя, может, мне на другой этаж? Нет, на валяющейся двери написано «540»...
По полу пробежала крыса, и я брезгливо отошел к лифту. «Может, ну его на фиг, — подумал я, — эту вашу бесплатную медицину?».
Там, где должна была находиться кнопка вызова лифта, густым слоем была наложена шпатлевка. Черт с ним, решил я, спущусь пешком, но сначала поищу травматолога, а потом сразу к главврачу. Такой беспредел в лечебном учреждении — уму непостижимо.
В коридоре стоял запах тухлятины, прелых листьев и сгнивших матрасов. И ни одного человека. Некоторые кабинеты были распахнуты, другие — наглухо затворены. Вот ворюги! А ведь первый этаж сверкает пластиком — белые потолки, пластиковые окна, наманикюренная регистраторша сверкает фарфоровой улыбкой... Ох, показушники. Сделали для комиссий, а выше не пускают, сразу в сауны. Я зло сплюнул на лежащую под ногами дверь с надписью 512. Значит, по логике, мой кабинет рядом.
За поворотом я увидел людей. Ну, наконец-то! Все смирно сидели на ублюдочных лавочках из кожзама и обреченно смотрели в стену. Человек десять, кажется.
— Кто к травматологу крайний?
Бородатый мужик с огромными кустистыми бровями ответил глухим прокуренным голосом:
— Все к патологоанатому.
Он повернул голову и посмотрел на меня пустой глазницей с мерзко сочащейся кровью. Кровь сочилась из многочисленных ожогов и порезов сквозь дыры в одежде. С моей стороны, прикрытое волосами, свисало полуоторванное ухо. Да его на каталке в реанимацию надо, а он в очереди сидит. Вот тебе и бесплатная медицина. Докатились. Сдерживая рвотные порывы, я пробормотал:
— Да, братишка, патологоанатом тебе в самый раз.
Я еще раз осмотрел очередь. Кто-то изрезанный, кто-то обгоревший, у одной женщины вместо ног обрубки, из которых хлещет кровь. Бабушка рядом заботливо придерживает вываливающиеся кишки... Да с таким не живут, а они сидят, как ни в чем не бывало, только что хвори не обсуждают.
Я переспросил:
— В пятьсот седьмой есть кто?
Молчание. Оно и логично. Я б с такими болячками тоже особо не болтал бы.
Намереваясь обматерить ленивого эскулапа, я дернул дверь и застыл. Мужчина в белом костюме покачивался на веревке, весело выпучив глаза и высунув язык. «Ходяков Игнат Юрьевич», — гласил бейджик. На моем талоне значилась та же фамилия.
— Вылечил руку, называется, — мой голос от страха и злости дал петуха. — Гребаный бардак!
Надо найти хоть кого-нибудь, чтобы помогли тем доходягам, чтобы сняли доктора, вызвали полицию... Да хоть что-то сделать!
Захлопнув за собой дверь, я понял, что один я уже никуда не пойду. У меня началось что-то, близкое к ступору и к истерике одновременно. Я осмотрел еще раз толпу калек и с моей стороны с краю увидел красивую брюнетку в темно-красном платье и с добрыми глазами. На вид она была целая. А это уже плюс. Я плюхнулся рядом с ней.
— Слушайте, девушка, как вас зовут? — мой голос дрожал.
— Алевтина.
— Меня Леша, — и тут меня прорвало. — Аля, я сойду с ума, мне нужен хоть один нормальный человек, врач там или медсестра, или, на худой конец, долбаная уборщица баба Клава, ворчливая, полная, знающая все на свете, и чтобы она не придерживала кишки и не болталась в петле под потолком! Я боюсь. Пойдем со мной!
— Я не могу. У меня ноги не ходят. Еще с утра садилась в маршрутку, а сейчас не ходят. И, к тому же, — она кивнула на очередь, — скоро наши врачи придут.
— Да пока они придут, тут все передохнут! — я успокоился и облокотился на стену. — Аль, ты куришь?
— Курю.
Решив, что от сигарет обстановка хуже не будет, я достал початую пачку и протянул ей.
Очередь оживилась:
— Молодой человек, а можно мне?
— И мне.
— Я б тоже не отказалась...
Пройдя по рукам, пустая пачка полетела в угол.
Да, надо что-то решать, думал я, затягиваясь горьким дымом.
Из-за угла вышли два здоровых мужика с каталкой, скальпелями, ножами и прочим инструментом. Оба — в светло-зеленых костюмах. Очередь устало и как-то обреченно посмотрев на них продолжила тянуть сигареты.
— Алексей, — девушка нервно потушила окурок, — мне страшно, я не хочу это видеть.
— Да что ж бояться? Сейчас всем помогут, а потом и нам подскажут выход, — начал я ее успокаивать и осекся. Одноглазый бородач, бывший первым в очереди, разделся и лег на каталку: глаза закрыты, руки по швам. А врачи деловито начали его вскрывать. Вот уже вскрыта грудная клетка, руки сортируют внутренности по тазикам...
И я понял: это не просто врачи. Это патологоанатомы. Безумные патологоанатомы, вскрывающие живых людей.
Я зашептал:
— Аля, Алечка, валим отсюда, пока не поздно...
— Мне нельзя, мне туда, — она показала на маньяков. — Побудь со мной, ты живой, тебя не тронут. А мне страшно.
Это ее «ты живой» меня окончательно разозлило:
— Твою мать! — зарычав, я взвалил девушку на плечо. Спина тут же испачкалась чем-то липким, просачивающимся сквозь красное платье на груди. Стараясь не думать, что это, я рванул по коридору прочь из этого ада.
Входная дверь была закрыта. Все, приплыли.
Раздался скрип, из ближайшего кабинета выглянул двухметровый мужик, не иначе, ряженый. Все тело покрывала шерсть, на голове рога, а вместо носа пятачок. «Интересный костюм», — подумал я отстраненно.
— Эй, рогатый! — черт оглянулся. — Помоги дверь открыть.
— Тебе открою, тебе здесь не место, а девушку оставь.
— Брось шутить, а то перекрещу, — не знаю, почему я вспомнил эту фразу. То ли Гоголя перечитал, то ли Высоцкого переслушал, но рогатый пожал плечами и одной рукой сорвал амбарный замок.
— А девку оставь, пожалеешь. Ей в котел пора.
— Леша, — раздался жалобный голос. — Бросьте, вам жить надо...
По лестнице поднимались еще двое. Поняв, что это ни хрена не ряженые, я самым натуральным образом обгадился, а черт с лестницы произнес:
— Мы тебя не тронем, а вот Алевтину оставь.
— Хрена вам под воротник, — злобно зарычал я и рванул обратно.
Паталогоанатомы разделывали бабушку, а рядом вертелся висельник в белом халате и канючил:
— Ребят, меня, вообще-то, вне очереди надо, я ж медработник.
Увидев его, просто так расхаживающего с веревкой на шее, я чуть повторно не наложил в штаны.
Забежав в пятьсот седьмой, я рванул к распахнутому окну. А там, на улице, на свободе, заканчивалась осень и раздавался запах тлена. Я не знал раньше, как он пахнет. Так вот, тлен пахнет прелой листвой, землей и спиртом. И легкий запах тухлого. На облезлых деревьях сидело воронье. И куда делась весна, радовавшая меня буквально час назад?
Я снял Алевтину с плеча, вынул свой брючной ремень и пояс ее платья, мокрый от крови. Я решил ни за что не отдавать ее монстрам, спасти во что бы то ни стало, пусть и ценой своей жизни. Я никогда не был героем, убегал даже от уличных драк в детстве, но сегодня я понял: ради нее стоит умереть.
Привязав девушку к себе так, чтобы она была впереди меня, спиной ко мне, я поковылял к окну.
— Леша, оставьте меня, не надо...
— Заткнись и слушай, — я был уставший и злой, мой голос дрожал от страха. — Сейчас мы отправимся в полет. И не вздумай пошевелиться, угробишь обоих. А тебе здесь не место. У тебя глаза красивые.
С грузом на груди я взгромоздился на окно, встал в полный рост, лицом к двери, и прыгнул спиной вниз. У меня нет шансов выжить, но мое тело смягчит падение девушке, и, может, она сходит потом на мои поминки. Главное, упасть спиной.
Долгие секунды полета я видел блеклое небо и белоснежного мужика с огромными пушистыми крыльями. Он ухватил нас за пояса, следом подлетел второй такой же, потом третий, и я почувствовал, что мы летим вверх и вправо. Если есть черти, то почему бы не быть ангелам, подумал я.
— Самопожертвование — высшее проявление любви, — услышал я неимоверно добрый мягкий голос. — Ты спас...
Потом меня вырубило.
Очнулся я в больнице, на этот раз в нормальной. Оглядев себя, я обнаружил, что забинтовано почти все тело. На ноге гипс, рука перевязана, грудь что-то сдавливает.
— Где Алевтина?
Надо мной склонилось лицо в маске:
— Какая Алевтина? Вам отдыхать надо.
Сзади раздался второй голос:
— Маш, как его зовут?
Ответил я сам:
— Соболев Алексей Петрович.
— Во втором боксе ваша Алевтина. Тоже Лешу спрашивала. Вас, наверно.
— Жива? — я задал самый глупый вопрос.
— Жива, жива, еле вытащили, отдыхайте, после поговорим.
— С меня коньяк, — я с облегчением откинулся на подушку.
Через две недели я уже мог перемещаться на костылях, кое-где начали проходить ожоги. И хотя врачи ворчали, все время я проводил у постели Алевтины. А через месяц она приехала ко мне в палату на инвалидной коляске.
Друзья принесли мне ноутбук, и я прочитал про ДТП, в которую угодила наша маршрутка. Пьяный водитель «КамАЗа» размазал нас по асфальту. Что-то загорелось, случился пожар. Из девяти пассажиров микроавтобуса выжили только двое — я и Алевтина. Оба водителя погибли. Я пролистывал фото с места происшествия и узнавал людей, сидящих в той очереди. Бровастый бородач был виновником ДТП, бабушку выбросило на асфальт, по пути распоров ей живот. Кстати, Ходяков повесился в то утро от несчастной любви, правда, не в кабинете, а у себя дома. Об этом я узнал из разговоров медперсонала.
Меня выписали через четыре месяца. Алевтина выехала через полгода на инвалидной коляске. На ней же моя будущая жена въехала в ЗАГС.
Как-то после нескольких операций, прогуливаясь по парку уже на своих ногах, Алевтина рассказала мне о том, что было с ней. Ее воспоминания полностью совпадали с моими, за исключением одного момента. Ей, как и остальной очереди, дали направление в морг.
— Знаешь, как мы тебе завидовали, — она вздохнула. — Ты-то был живой...
Миша
Все говорили, что Миша неправильный: он не любил пиво и редко курил. Много работал. Не из жадности, а просто нравится человеку его работа. Бывает в жизни и такое. Мог сутками просидеть за компьютером, за ним же и поесть, и поспать. Хорошо, что по нужде надо было вставать, а то бы так и врос в свой стол с компьютером.
Но, если вам удастся вытащить Мишу из дома и повести на вечеринку, то вечер юмора и смеха вам обеспечен. Хоть и не пил Мишка, но всегда был весел и разговорчив. А анекдотов знал такое великое множество, что мы с ребятами иногда даже думали, что это он все шутки в интернет отправляет. А посмотрели бы вы, как он показывает интернетовские демотиваторы в лицах!..
В общем, замечательный человек.
В свои двадцать пять Мишу ни одна девушка еще не окольцевала. Нет, он симпатичный и приятный в общении, но как только девушка видела его компьютерный образ жизни, так сразу как-то исчезала из его орбиты возможных претенденток на роль спутницы жизни. Да Миша особо и не горевал.
Жизнь устроена так, что все хорошее когда-нибудь кончается. Так и Миша решил сменить страну обитания и переехал по программе переселения в славный город Калининград. Что характерно: держал все втайне от нас, и рассказал о своей миграции лишь на прощальной вечеринке. Мы огорчились, но скорее от собственного эгоизма. Друг наш дальше по жизни пошел, а нам грустно, что хороший человек будет теперь далеко.
Надо сказать, что, будучи еще в Ташкенте, Миша и основная часть нашей компании общались через местный сайт. Внутри-то узбекской зоны интернета и скорость хорошая, и трафик не ест. А когда Миша переехал в Россию, то плотно перешел в «В контакте», но на нашем сайте аккаунт не удалил и продолжал общение с нами. Причем, я просил добавить меня и на этом ресурсе, но Миша отказался, мотивируя это тем, что новый аккаунт у него для общения с клиентами. Я еще подумал, как это так вести деловую переписку посредством интернета, хотя мало ли в мире чудес? Всякое может быть.
Время шло, у каждого из нас свои радости, свои переживания. Собираясь в компаниях мы, конечно, вспоминали Мишку. Иногда хотели позвонить, но никто не догадался спросить его телефон. А, собственно, зачем, если связь через соцсети и так имеется? Мы вывешивали свои фотографии в сети, и Миша всегда находил время, чтобы «лайкнуть» или прокомментировать их. Но сам Михаил свои фотографии не вывешивал. Это мы для себя тоже пояснили тем, что Миша без друзей вообще ушел в компьютер, и фотографировать его было некому.
А еще мы узнали, что Миша, сразу как приехал, познакомился с чудесной, по его словам, девушкой - Мариной. Мы, конечно, удивились, что нашлась на земле девушка, которую не пугает критический симбиоз человек-компьютер, но искренне порадовались за друга, и даже пропустили пару-три рюмочки за его здоровье и личное счастье.
Однажды лег я спать, и уже начал смотреть свои полубредовые сны, как мой телефон запиликал. С трудом разлепив глаза и поковырявшись в телефоне, я увидел сообщение на сайте от Мишки: «Как дела?» Хотел было уже ответить ему парой непечатных фраз, как в нос ударил противных запах. Газ. Сон как рукой сняло. Побежал на кухню – а газ-то я забыл выключить, пламя сбило, и квартиру медленно заполнял смертоносный метан. Ликвидировав потенциальную опасность, я написал Мише слова благодарности за его полуночное сообщение, спасшее мне жизнь. А Миша лишь отшутился: «Обращайся!»
На этом случай бы и забылся, если бы не один наш сотоварищ. На одной из встреч он рассказал нам, как шел с работы, и уже хотел переходить дорогу, как ему пришло на телефон, через сайт, сообщение от Миши: «Ты как там?» Наш друг, чтобы прочитать сообщение отошел чуть подальше от дороги, под фонарь, как тут же на бешеной скорости пронеслась машина, подпрыгнула на низком бордюре и врезалась в стену. Если бы наш общий друг не отошел, то быть бы ему насмерть зажатым между машиной и стеной.
Тут и я вспомнил про случай с газом. Алкоголь и странные стечения обстоятельств весьма возбудили нашу фантазию, что мы даже написали Мише: «Ты, что, там экстрасенсом стал?» В ответ лишь смайлики, и приветы шлет от себя и от своей подруги.
На днях один знакомый по делам отправился в Калининград. Там очень хотел повстречать Мишу, но тот, как назло, не выходил на связь. А времени мало, дела окончены, командировка подошла к концу. Искал, как мог, но не добился успеха. В расстроенных чувствах отправился он в аэропорт Храброво.
По дороге, вблизи от аэропорта, заметил наш друг небольшой кусок гранита с венком и свежими цветами. Сердце его часто застучало. Попросил таксиста остановить.
Две фотографии в рамочках заставили нашего друга пошатнуться и схватиться за сердце. С небольшого гранитного столбца смотрели добрые, искренние и веселые парень и девушка.
Таксист рассказал потом: Миша как прилетел, вышел на дорогу, чтобы поймать такси. Но никуда уже не уехал: он заметил, как какие-то ребята приставали к девушке. Миша бросился на выручку. Но пьяных подонков было больше…
Так вот и встретился наш Миша со своей девушкой. Так и остались они вместе навсегда.
Человек всегда остается человеком. В любом городе, в любой стране. А настоящий друг постарается помочь, даже когда вне досягаемости.
Сашка (Прочитано 1560 раз)