Горящая деревняАвтор - Лучафэрул
Итак, летом 1986 года мне было 16 лет, и я готовился перейти в выпускной класс. Это было последнее безмятежное лето, в следующем году мне предстояли выпускные экзамены, поступление в институт и сопряжённые с этим хлопоты и суета.
Так вышло, что с планировавшейся поездкой на море пришлось ждать до августа – раньше отпуска маме не давали. Поэтому на семейном совете было решено отправить меня в деревню.
Бабушка, которой и принадлежал когда-то дом в деревне под Рязанью, куда меня собирались отправить, умерла, когда мне было всего 4 года, но у мамы осталось три сестры. Тётя Женя, тётя Катя и тётя Шура. Тётя Женя вышла замуж и уехала работать в Кишинёв, тётя Катя с мужем жила на северах, а тётя Шура, по праву считавшаяся в семье чудачкой, с воодушевлением восприняла идею вернуться жить в деревню, где она провела всё детство. На её удачу, в местной школе освободилось место учителя биологии, коим моя тётка как раз и была.
В деревне тётке Шуре очень нравилось. Мы с мамой приезжали к ней редко, потому что меня чаще всего отправляли на лето в пионерлагерь, а мама деревенскую жизнь как-то не жаловала. О тех редких визитах у меня остались только приятные воспоминания. Мы с тётей Шурой всегда были особенно близки, маме впору было ревновать. Даже своё имя, Лёва, я получил именно от тётки.
Тётка была очень начитанной и знала уйму интересных вещей. Она научила меня разбираться в лесных и садовых травах, различать голоса птиц. Она рассказала мне о Короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, с помощью камешков и шишек наглядно продемонстрировала ход Куликовской битвы и Бородинского сражения. И именно она научила меня ориентироваться в лесу.
Лес я любил и совершенно не боялся его даже ночью именно благодаря тёте Шуре.
Так вот, вернёмся в восемьдесят шестой год.
Весь июнь я блаженствовал, с раннего утра до позднего вечера пропадая с приятелями в окрестностях деревни. До синих губ плавал в пруду, загорал, носился по лугам на велосипеде. Ходил и в лес, но никогда не забирался особенно далеко.
И вот как-то раз пришла мне в голову идея - дойти до соседней деревни Сосново через лес. Опробовать, так сказать, свои навыки ориентировки в лесу. Тётка, естественно, была не против этой затеи. Выдала мне компас, карту и сухой паёк, дала ещё общие указания по поведению в лесу и отпустила. Надо сказать, что места у нас всегда были тихие, да и лес не такой уж глухой, а диких зверей почти не было. Хотя сам я не уверен, что на месте тёти Шуры отпустил бы 16-летнего городского раздолбая одного в такое путешествие. Но тётка у меня, как я уже говорил, была чудачкой и сорвиголовой.
Сначала всё было просто отлично – я преодолел половину пути без приключений, встретил все указанные тёткой ориентиры и был уверен в том, что примерно через полтора часа буду на месте. Под ногами упруго пружинил влажный зелёный мох, где-то стучал дятел и куковала кукушка. Пахло хвоей, сосновой смолой и немного грибами. Меня окружал уютный зелёный полумрак, а над головой шумели на ветру сосны. Я жалел, что не взял из дому фотоаппарат – вот бы отличные кадры получились для школьной стенгазеты.
А вот потом что-то пошло не так. Вместо того, чтобы редеть и светлеть, как я ожидал, лес наоборот становился всё темнее, мрачнее и гуще. Всё чаще попадались мне старые ели и заросли папоротника. Лес затих, не было слышно ни птиц, ни зверей. Зато появились настоящие полчища комаров, от которых не спасал даже предусмотрительно взятый с собой гвоздичный одеколон. Ещё и компас вёл себя очень странно, мягко говоря – стрелка то вертелась, как бешеная, то замирала и не реагировала ни на какие мои движения. Что-то подсказывало мне, что я заблудился. Но как? Ведь я шёл строго по карте и компасу! Но мне ничего не оставалось, кроме как идти. Не садиться же в мох и не звать маму, действительно.
Пытаясь побороть мерзкое липкое ощущение беспомощности и страха, я двинулся дальше. Через полчаса пути лес внезапно поредел, и я вышел на протоптанную тропу. Странно, тётка ни о чём таком не говорила. Но тропа это в любом случае хорошо, куда-нибудь, да выведет, а там разберёмся.
И действительно – вывела.
Я оказался на большой поляне, на которой расположился посёлок. Не тот, к которому я шёл, конечно, но полный людей, а значит – мне подскажут дорогу, а может, даже и подвезут.
По посёлку, занятые своими делами, сновали люди. Меня удивило, что все они были одеты как-то очень уж несовременно. В тёткиной деревне так одевались только совсем уж древние бабки с дедками. В памяти всплыли фотографии времён Великой Отечественной. Ну, в конце концов, какая мне разница, как они одеты? Я постучался в ближайший ко мне дом. Открыл старый дед, чем-то похожий на Деда Мороза, которого приглашали к нам в детсадик – высокий, крепкий, с белоснежной пышной бородой. Дед вопросительно уставился на меня.
- Простите, я из Тетеревков, шёл в Сосново и заблудился вот немного. А вы не подскажете, пожалуйста, как мне отсюда до Сосново добраться побыстрее? Вечереет уже.
Дед тяжело вздохнул, нахмурился и ответил, помедлив:
- Соснова никакого я не знаю, там леса дальше глухие. А у нас тут Носово.
Странный дед, подумалось мне тогда. Сосново давненько уже построили, должен же знать. Говорит складно, держится уверенно, на выжившего из ума не похож. Ну, мало ли… А дед, тем временем, пригласил меня в избу, отдохнуть и чаю выпить перед дорогой. Он пообещал подробно объяснить, как мне добраться до дома.
Чай у деда был вкусный, с земляничными и смородиновыми листьями. Отчётливо помню, что его вкус становился всё ярче с каждым глотком, как иногда бывает во сне. В избе было просторно и очень чисто. В уголке на топчане лежали детские игрушки – деревянная лошадка на колёсиках, потёртый медведь без одной лапы и тряпичная кукла. У печки сушились пучки укропа и петрушки – такие же запасы на зиму делала тётка. На стене висела большая черно-белая фотография смеющейся девочки лет шести в узорчатом платке.
Поймав мой взгляд, дед кивнул на фотографию:
- Внучка моя, Глашенькой зовут. Приболела вот, родители её в город повезли, к доктору.
Я улыбнулся ему и пожелал Глашеньке выздоровления.
Горячее питьё успокаивало. Я почти совсем забыл про взбесившийся компас и про странный тихий лес. Тянуло в сон. Дед сидел напротив меня и то и дело бросал взгляд на окно, занавешенное выгоревшей шторкой.
Кажется, я задремал. Из забытья меня вырвало тревожное воронье карканье, становившееся всё громче. Откуда-то отчётливо тянуло гарью. Дед стоял у окна, привалившись к стене. Я окликнул его:
- Дедушка, что случилось? Гарью пахнет, чувствуете?
Дед медленно повернул ко мне голову и проговорил:
- И опять не успели… И ты не успел, парнишка. Жаль-то как… Но что ж теперь поделаешь.
Он развернулся, открыл дверь и вышел вон из избы. Изрядно напуганный, я поспешил следом.
Над деревней метались, истошно крича, вороны. В глазах тут же защипало от дыма, которым была окутана поляна. Сквозь вороньи крики слышался треск горящих деревьев. Вся деревня, столпившись, смотрела, как к домам всё ближе подбирается огонь. Лесной пожар окружил поляну и подбирался к стоящим на самой окраине домам. А люди просто стояли и смотрели на него с какой-то жуткой покорностью на лицах – я никогда больше не видел такого. А потом случилось что-то совсем невообразимое. Все, как один, поселяне развернулись и пошли навстречу огню. Один за другим они исчезали в дыму. Без единого крика, молча. Я, кажется, что-то кричал им, говорил, что надо прыгнуть в пруд, если такой есть, забраться в подпол, сделать хоть что-нибудь, но спастись! Но они будто не слышали меня.
Последним шёл дед. Огонь тем временем охватил окраинные дома. Уже почти дойдя до одной из горящих изб он обернулся ко мне, покачал головой и крикнул:
- Прости, парнишка. Снова мы забыли про пожар. Каждый год забываем. И тебя вот подвели. Прости нас, бога ради…
И он шагнул в огонь.
Я остался совсем один посреди пылающей деревни. Я задыхался от дыма и ничего не видел, глаза слезились. Я упал на землю, закрыл голову руками и расплакался. А надо мной выло пламя… Я кричал до тех пор, пока не почувствовал, что мне больше нечем дышать и не лишился чувств.
Когда я пришёл в себя, было раннее утро. Я лежал на влажной от росы траве, где-то рядом стрекотал кузнечик. Я глубоко вдохнул свежий, чистый и прохладный воздух. Глаза открывать было по-прежнему страшно. В памяти всплыла горящая деревня и люди, уходящие в пламя. Осторожно приоткрыв один глаз, я с удивлением не обнаружил вокруг себя ни одного следа недавнего пожара. Однако деревни на поляне тоже не было. Сосны, ели и редкие берёзы зеленели летней листвой, трава была высотой мне по колено. Присмотревшись, я сумел различить тут и там прячущиеся в траве остатки фундаментов, а пройдясь по поляне, несколько раз спотыкался, попадая в провалы бывших погребов, давно заваленные и заросшие.
Больше всего мне захотелось убраться оттуда, что я и сделал, даже не попытавшись найти свой компас и карту.
Через полчаса блужданий по лесу я вышел на дорогу, по которой, на моё счастье, ехал «Жигулёнок» какого-то дачника. Тот, оглядев меня, трясущегося и бледного, с ног до головы и выслушав мой рассказ о том, как я заблудился в лесу (пожар я счёл разумным не упоминать), предложил отвезти меня прямо в мою деревню.
Дома меня ждала издёрганная бессонной ночью тётка и собравшиеся на мои поиски соседи. Оценив обстановку, соседка баба Глаша уволокла дачника к себе в избу кормить завтраком и поить свежим молоком, предоставив тётке заниматься мной.
Однако, когда я, завернувшись в одеяло, попытался рассказать, что со мной произошло, я снова разревелся, как маленький, и тёте пришлось отпаивать меня валерьянкой. Только через пару часов я смог нормально говорить. Тётя Шура молча выслушала мой сбивчивый рассказ. Потом встала, налила себе и мне домашней рябиновой настойки, выпила и сказала:
- Вот ты меня знаешь, я атеистка и скептик тот ещё. Но и ты парень разумный и рассудительный, да и с головой у тебя никогда проблем не было.
Она отставила рюмку, провела ладонью по лицу, вздохнула и продолжила:
- Видишь ли… Недалеко от Сосново в лесу до войны была деревня, Носово, как ты и сказал. На картах её уже давно нет. Потому что аккурат перед войной она сгорела в лесном пожаре. Все, кто там был тогда, погибли, потому что посёлок со всех сторон окружило огнём. Те из носовцев, кому посчастливилось оказаться в тот день не в деревне, после пожара разъехались кто куда. Баба Глаша как раз оттуда. В тот год ей исполнилось 7 лет и ей, можно сказать, повезло схлопотать аппендицит. Вместе с ней в больницу поехали родители. А дед остался. Ну, и … погиб. Ты только ей ни о чём этом не рассказывай. Дед её, как я помню его по фотографиям, что она показывала, как раз тот, что тебя чаем поил.
Она снова замолчала.
- Получается, я видел привидения? Но ты же говорила, что их не бывает.
- Получается, Лёвка, что видел. И, честно, я не знаю, что тебе ещё об этом сказать. Я во всей этой мистике никогда не разбиралась. Поспи лучше. И забудь всё это. Постарайся хотя бы.
Я постарался. И у меня даже получилось. Но спустя годы эта лесная деревня иногда приходит ко мне во сне. После таких снов я просыпаюсь, задыхаясь и кашляя от дыма. Дыма, которого на самом деле нет.
Мантра
Есть у меня друг, зовут Серегой, товарищ не в меру буйный, вспыльчивый, в связи с этим частенько попадает на пятнадцать суток. Вот, что он мне поведал, «побывав в отпуске». Лично у меня причин ему не верить нет, ибо с юмором и пустословием у Сереги, мягко говоря, никак — он у нас сугубо серьезный и строгий.
«Сижу в предвариловке (КПЗ), жду следователя, подселяют ко мне одного бродягу — мужичок с щупленьким тельцем и грустными глазами. Сидим вдвоем, скучно, делать нечего.
— А что, браток, может, в картишки перекинемся, на интерес? (Другу моему, как «постоянному клиенту», господа полицейские делают послабления вроде той же колоды карт.)
Мужичок грустно так улыбнулся, вроде как я профессору математики в столбик помножить предлагаю.
— Ну, давай, — говорит.
Сели мы играть, и не поверишь, мужику прет как заговоренному, ВСЕГДА меня обыгрывает. Я уже и так и эдак, и в картах вроде сам не дурак. А он выигрывает! Ну думаю, всё, на каталу (жаргонное — карточный шулер) попал. Говорю, мол, нет, друг, так не пойдет — что-то ты «мутный» какой-то, давай «втемную» (карт касается только раздающий), я раздаю. Бродяга улыбается опять грустно:
— Давай, — говорит.
Раздаю, вижу: у него карта приметная, с потрепанным краем — это туз пиковый, я эту карту хорошо знаю, колода-то моя. А мужик добирает и добирает, три карты сверху добрал. Ну думаю, все, перебор, спекся катала. Вскрываемся — у него туз, дама, дама, валет, валет. Двадцать одно! Тут уж у меня глаза на лоб полезли:
— Как так-то? — говорю. — Как так?!
Вытащить такую комбинацию, да еще и вслепую, практически нереально — шанс примерно такой же, как с закрытыми глазами футбольным мячом попасть по летящей в двадцати метрах мухе.
Мужик опять своей фирменной улыбкой скалится и говорит:
— Еще не понял? Давай я отсяду подальше, перетасуй колоду и раздавай.
Мужик отсел в угол камеры, я колоду тщательно перемешал.
— Восемь карт любых, — говорит мужик, — доставай.
Ну я и достал — сверху, снизу, из середины. Себе тоже раздал. У меня 19.
— Мои вскрывай, — из угла мужик говорит.
Вскрываю его. Восемь карт. Четыре дамы, четыре вальта. Двадцать! Смотрю на мужика, тихонько офигеваю, он лыбится опять грустно.
— А что это, как, почему? — спрашиваю мужичка.
— Да ладно, — хмыкнул мужик, — все равно не поверишь, никто не верит.
— Ты расскажи, а там посмотрим.
Ну и рассказал мне бродяга такую басню.
Лет пятнадцать назад отдыхал он в Анапе. Выпивал в каком-то кабаке, и подсел к нему какой-то тип, причем ни внешность, ни голос, ни даже одежду мужик не запомнил.
— Давай в картишки сыграем, если не боишься, — говорит человек. Ну, мужик и согласился.
Играли они, играли — то выигрыш, то проигрыш, шутили, выпивали. Опомнился бродяга только тогда, когда все до копейки спустил, даже часы наручные проиграл. Понял, что даже за выпивку заплатить нечем.
— Что, человечек (прямо так и обратился), отыграться, поди, хочешь? — говорит ему незнакомец. — Знаю я один фокус, чтобы никогда не проигрывать. Хочешь узнать?
А мужик в раж вошел, тут и азарт, и алкоголь, и жадность:
— Хочу! — говорит.
Собеседник ему бумажку:
— Это мантра специальная, удачу приносит, просто прочитай ее, и тебе «попрет».
А на бумажке слова русскими буквами, но сам язык нерусский какой-то. Ну, мужик подумал, может, сектант какой (тогда их много было, даже больше, чем сейчас). Все равно хуже не будет. Прочел. И тут ему «поперло». Обыграл незнакомца вчистую (начинал в долг). Еще радовался как дурак — целых десять тысяч выиграл!
Так ему с картами и везло с тех пор, выигрывал всегда. Любую карту из любой колоды достать мог, всегда и безошибочно. Но почувствовал, что это все не просто так: уже месяца через четыре решил узнать, что за мантра такая. Поспрашивал у знакомых — безрезультатно, сходил на кружок каких-то йогов — тоже мимо. Наконец, одному знакомому переводчику по памяти несколько слов сказал. Переводчик его просветил, что эти слова, которые мужик запомнил — на языке индусов, «урду» называется, и означают они «добровольно отдаю», «удача», «навечно». С тех пор мужик и ходит такой грустный, боится, что черту душу продал».
Дарья-конфетница Автор : Мора
Жили мы тогда на границе в небольшом городке. Папа служил в местном гарнизоне, мама работала в госпитале. В первом подъезде нашего дома жила пожилая одинокая женщина Дарья. Она работала в заводской столовой кухонной рабочей и жила в небольшой квартирке на первом этаже.
Все ребятишки нашего двора обожали Дарью. Еще бы! Ведь каждый раз со своей небольшой зарплаты она покупала конфеты, очень много конфет, и угощала ими всех детей. Летом, в жару, Дарья выходила во двор с бидоном и двумя чашками и разливала изнывающей от жары детворе вкуснейший прохладный компот или напиток из жженого сахара, который варила сама. Дети так и называли ее - Дарья-конфетница.
Если она видела, что кто-то из детей поранился (а ободранные коленки, локти и разбитые носы были не редкостью в нашем дворе), Дарья усаживала раненого на скамейку, приносила воду, йод и бинт. Вытирала с чумазых щек горькие слёзы, промывала рану, перебинтовывала и выдавала порцию успокоительного - горсть конфет или печенье!
А вот взрослые Дарью не любили и сторонились. Наивысшая концентрация сидящих на лавочках бабушек в нашем дворе была у второго подъезда, где рос огромный канадский клен. Дарья же всегда сидела на лавочке у первого подъезда, на солнцепёке, в своем тёмно-синем, почти черном платке. Почти никто из взрослых с ней не общался, при встрече кидая лишь сухое "Здравствуйте".
Я обратила на это внимание, потому что моя мама всегда была очень дружелюбна с Дарьей, здоровалась, спрашивала про здоровье, а праздники отправляла меня отнести ей домашний пирог или другой гостинец.
Когда мне было 12 лет, я спросила маму, почему все, кроме нее, не любят Дарью. Вот, что рассказала мне мама.
"Когда в деревню пришли фашисты, Дарья была молодой девушкой, жила со старенькой бабушкой. Немцы не стояли в деревне, а приезжали с проверками и патрулём, квартировали они в соседнем городке.
Так получилось, что Дарья и молодой немец-переводчик Эрик стали встречаться. В деревне Дарью за это проклинали все. Дарья и сама понимала, что она любит захватчика, ходила по деревне, опустив голову, и старалась не попадаться на глаза односельчанам.
Когда немцы приезжали в деревню с проверками допросить местных о партизанах, жители деревни прятали деток и подростков недалеко от старого купеческого дома (бывший владелец, купец Селиванов, вырыл когда-то за своим домом винный погреб. Он был почти незаметным: люк в земле, служивший входом, давно зарос густым кустарником). Туда и прятали от немцев жители самое дорогое, что у них было, - детей, чтобы их не угнали в Германию.
В одну из проверок фашисты нашли погреб. Детей забрали, а взрослых - в основном матерей и бабушек, кто пытался защитить детишек, - расстреляли.
Оставшиеся в живых посчитали, что это Дарья рассказала про погреб своему Эрику, потому погреб и был обнаружен. Так это или нет, мы уже никогда не узнаем.
После того как немцы уехали, Дарью сильно избили местные жители, чуть не до смерти. Еле живая, она добралась до городка, там и осталась жить и залечивать побои у одинокой женщины, пожалевшей ее. Дарья была тогда беременна и от побоев ребенка потеряла.
При отступлении фашисты сожгли ее деревню практически дотла, и полгородка взорвали вместе с дамбой. Эрик ушел, а Дарья осталась. Осталась она жить, всеми ненавидимая и гонимая. Потом был суд, она отсидела в лагерях за связь с фашистом. Могла и уехать, но она вернулась в родные края. И стала жить так, как живет сейчас".
Я спросила маму:
- Почему все Дарью ненавидят, а ты жалеешь?
В ответ услышала продолжение истории:
"Однажды мне подарили шкурку норки, и я задумала сделать себе на пальто воротник. А портнихи по меху в нашем городке не нашлось. Тут одна женщина подсказала мне, что Дарья умеет шить мех, мать умела и ее научила. "Eсли, конечно, ты к ней захочешь пойти", - добавила женщина.
Мне очень хотелось воротник, и, встретив Дарью на улице, я спросила ее, не возьмет ли она заказ, я оплачу ей работу. Дарья грустно посмотрела на меня и сказала:
- Если хочешь, приходи ко мне вечером, я научу тебя шить мех, и ты сама себе воротник сошьешь.
Я решила, что пойду и научусь, пригодится в жизни, тем более, как раз была в отпуске. Договорились, что я приду к Дарье вечером.
И стала я ходить учиться кроить и шить мех, оказалось, дело это вовсе не сложное и даже увлекательное.
В небольшой квартирке Дарьи было чистенько и просто: кровать, шкаф и большой стол у окна. Однажды вечером, когда работа уже подходила к концу, произошел такой случай. Дарья вдруг подняла голову и замерла, с ужасом глядя в угол. Я спросила Дарью:
- Что случилось?
- Надя, посмотри, ты их тоже видишь? - прошептала Дарья побелевшими губами.
Я повернулась и посмотрела в угол, куда она указывала, но ничего не увидела. А на Дарье не было лица, она медленно встала, взяла вазочку с конфетами, пошла в угол и высыпала конфеты горкой на пол. Я со страхом наблюдала за ней и думала: "Вот так люди сходят сума от одиночества". Дарья снова села за стол и закрыла лицо руками.
- Засиделась я, утомила вас, - сказала я и стала собирать своё шитьё.
Но, обернувшись в угол, я увидела, что горка конфет, насыпанная мгновение назад, расшвыряна по полу во всем углу. Если бы мне рассказали такое, я бы не поверила. Но я видела это своими глазами.
Через пару недель мы закончили с Дарьей шитьё, воротник мой был готов, и я не нашла смелости спросить у нее, кого она видела в углу комнаты и кого угощала конфетами.
Потом я долго думала про страшную судьбу этой женщины, обреченной на одиночество, и мне было жаль ее. Даже если она виновата в том, что о ней рассказывают, она несет страшное наказание - от себя никуда не уедет и не убежит, от своей совести".
***
После маминого рассказа я ходила к Дарье с мамиными поручениями, относила гостинец на Пасху или Новый год. Но больше я не смогла съесть ни одной конфеты, которыми Дарья угощала детей и меня в том числе. Я брала угощение, чтобы не обидеть ее, благодарила и отдавала потом малышам во дворе. Её конфеты теперь не лезли мне в горло, хотя ни зла, ни ненависти я не ощущала к этой пожилой одинокой женщине.
С возрастом я еще больше поняла, как страшно заплатила Дарья за свои ошибки. И самое страшное наказание назначил ей вовсе не суд человеческий.
Умерла Дарья в возрасте 96 лет на руках соседки. Неделю она не вставала с постели и постоянно плакала. А в день смерти перестала плакать, всё время смотрела в угол комнаты, улыбалась и кивала кому-то невидимому. Умерла она ночью во сне.
Я надеюсь, ее простили.
Пожалуйста, сегодня меня не пугайАвтор - Надежда.
В детстве родители часто оставляли меня дома одну. До сих пор помню это чувство – уже вечер, а взрослых нет. Но самое жуткое – это ощущение, что на самом деле я дома не совсем одна.
Когда мне было шесть-семь лет, часто ночевала без родителей. Мама работала по графику «сутки – трое». Папа никогда не отличался чадолюбием и жил, в общем-то, для себя. Ночами его зачастую и вовсе не было дома. Выросшая к тому времени старшая сестра укатила учиться в другой город, брат-подросток тоже не жаждал охранять младшую сестричку. У брата начиналась своя жизнь, и, конечно же, он спешил вкусить её радости, гуляя до поздней ночи, пока родители не видят.
Итак, я оставалась одна-одинёшенька – маленькая девочка, которой было очень грустно и страшно. Чтобы хоть как-то отвлечься, я звонила маме на работу и разговаривала с ней так долго, насколько это было возможно. «Надюшка, ложись спать. Завтра утром проснёшься, а я уже дома», – ласково говорила мама, пытаясь меня успокоить. Но сердце моё всё равно уходило вниз. Потому что я хорошо знала, что как только лягу в кровать, начнётся это.
Что же это было такое? Оно приходило по ночам. Я слышала тяжёлые шаги в коридоре возле двери в мою комнату. Затем оно шло на кухню, тяжко вздыхая и скрипя половицами, будто двигался кто-то очень большой и грузный. Потом начинало хозяйничать в кухне: гремело поварёшками, кастрюлями, опять громко и как-то горестно вздыхало. Помню, как я лежала в кроватке, спрятавшись под одеялом, и говорила мысленно: «Только не заходи сюда!» Отчего-то мне казалось, что если оно зайдёт в комнату, случится нечто кошмарное, что моё детское воображение отказывалось даже представить.
Потом я засыпала, ночь кончалась, и приходила мама. Она, конечно же, не верила россказням малышки, полагая, что таким образом я просто хочу привлечь внимание. Ох уж эти взрослые! У них всё разумно и рационально, а того, что не вписывается в их понимание мира, быть не может. Но утро и день пролетали незаметно, и я опять оставалась одна. Всё повторялось точь-в-точь, по одному и тому же сценарию.
Удивительная вещь – детская психика. Сохраняя ребёнку рассудок, она начинает приспосабливаться ко всему необычному, что пугает маленького человека, тем более когда ему никто не верит. И вот спустя какое-то время я уже привыкла и перестала бояться. Страх отступил, и теперь, услышав горестные вздохи, я говорила себе: «А, это опять оно!» – и спокойно засыпала. Став чуть старше, даже произносила громко на всю квартиру: «Ты сегодня, пожалуйста, себя веди тише и не вздумай меня пугать». И ложилась спать. И действительно, иногда совсем ничего не слышала.
Часто думаю: что же это было? Неужели просто банальные страхи девочки, которой слишком часто приходилось оставаться одной? Или кто-то на самом деле пугал меня ночами?
Я рано выпорхнула из родительского гнезда, и детские ночные кошмары постепенно стали забываться. Но однажды мой бывший муж остался на ночёвку в нашей старой квартире – в той самой, где я наблюдала необъяснимое. Случилось это семь лет назад.
Мы с мужем в тот момент жили в другом городе, но в мои родные места супруга привели дела. Мамы на тот момент не оказалось дома. Вернее, она пустила зятя переночевать, а сама уехала. Так муж остался совершенно один в моей старой квартире.
Домой он вернулся бледным и задумчивым. Сказал, что ночевать у тёщи больше никогда не будет. Мало того что всю ночь мужу казалось, будто кто-то гремит на кухне посудой и вздыхает, так ещё и его обувь наутро оказалась не на обувной полке, а была выставлена к порогу носками к выходу. Причём левый и правый ботинки кто-то поменял местами.
До этого я никогда не рассказывала мужу о старых ночных страхах. Да и сама почти поверила в то, что пережитое в раннем возрасте – всего лишь надуманный кошмар, порождённый богатым детским воображением. Но то, с чем столкнулся супруг, снова заставило задуматься. Как бы то ни было, своих детей я никогда не оставляла ночью одних. На всякий случай.
Кража на похоронахАвтор - Мирослава.
Эту мистическую историю нам прислала женщина – супруга главного героя. Далее рассказ будет вестись от её имени.
Моего мужа звали Егором Михайловичем. Ему было 60 лет. Последнее время он постоянно жаловался на то, что ему является покойный брат Николай. И Егор знает, почему.
Всё началось ещё в далёкие времена перестройки. Оба брата легко взбирались по карьерной лестнице. Егор шёл по партийной линии, Николай преуспел в торговле. И всё было хорошо, пока не произошёл развал СССР.
Кроме коммунистической партии появились и другие идеологические объединения. Егор оказался не удел, он был разочарован и подавлен. Устроился на низкооплачиваемую работу. Его старший брат, Николай, напротив, использовал ситуацию в стране в свою пользу. Очень быстро он переквалифицировался в металлургическую сферу, скупив акции заводов. Деньги потекли к нему рекой.
После одной из крупных сделок Николай заказал себе дорогое кольцо-печатку из платины. Изделие украшали 4 крупных бриллианта чистейшей воды. При виде перстня Егор почувствовал, как внутри его что-то сжалось – настолько ему понравилось кольцо. Но вида он не подал.
Николай и не догадывался о вожделениях своего брата. Он никогда не отказывал Егору, и если б узнал, насколько перстень очаровал младшего брата, то, скорей всего, подарил бы его ему. Но это было выше гордого Егора, и многие годы он молчал.
Спустя несколько лет Николай сильно заболел. Была обнаружена онкология. Он объездил все ведущие клиники мира, но медицина была бессильна. Мужчина таял на глазах и вскоре скончался.
Егор Михайлович уже ощущал тяжесть печатки у себя на пальце. Ведь наследников, кроме жены, у брата не было, и Егор был уверен, что она отдаст кольцо ему. Но супруга Николая, следуя его завещанию, решила похоронить мужа с перстнем на пальце. Это обстоятельство взбесило Егора – зачем мёртвому кольцо?
В день похорон, перед выносом тела, Егор снял печатку с холодного пальца брата и спрятал в карман. В суете никто этого не заметил.
Ночью приснился старший брат, он ругался на Егора, требовал отдать свой перстень. Сначала мужчина подумал, что это его мучает совесть. Егор был атеистом и в мистику не верил. Однако сны повторялись почти каждую ночь. Старший брат от угроз перешёл к побоям. Проснувшись утром, Егор нередко обнаруживал на теле синяки.
Вскоре Николай стал являться брату и наяву. Он возникал неподалёку от Егора и то уговаривал, то требовал вернуть ему перстень. Однажды он явился и сказал, что больше не будет просить и уговаривать – Егор сам принесёт ему украшение.
И действительно - видения прекратились, но мужчина стал худеть на глазах, потерял сон и аппетит. Когда Егор обратился к врачу, ему поставили неутешительный диагноз – рак. Не веря в помощь официальной медицины, мужчина ринулся по ведьмам и колдунам. Правда, и там поддержки не обнаружил. Как правило, с него лишь пытались вытянуть деньги.
Егор вспомнил, что последний раз брат явился ему на 40 день после своей смерти. Он понял, что отдай он ему кольцо раньше, смог бы избежать гибели. А теперь… поздно.
Хоронили Егора Михайловича с печаткой на пальце. Сам принёс он украшение брату.
Источник:
интернет
Горящая деревня (Прочитано 2107 раз)