Настроение. ОЛЬХОВАЯ СЕРЕЖКА

[Алла2]

Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.
Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой,
Только крыши, снег, и, кроме
Крыш и снега, никого.
И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной.
И опять кольнут доныне
Не отпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.
Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь,-
Тишину шагами меря.
Ты, как будущность, войдешь.
Ты появишься из двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то, впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.

Борис Пастернак

********************************************************************************

[Алла2]

Сегодня исполняется 112 лет со дня рождения российского филолога, культуролога, искусствоведа,
академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва (28.11.1906-30.09.1999).

Из ФБ  Андрей Кончаловский  9 ч. · письма_о_прекрасном

Есть музыка времени и есть шум времени. Шум часто заглушает музыку.
Ибо шум может быть безмерно велик, а музыка звучит в заданных ей композитором нормах.
Зло знает это и поэтому всегда очень шумливо…

<1985>  «Письма о добром и прекрасном»#Дмитрий_Лихачёв
______________________
Сегодня исполняется 112 лет со дня рождения российского филолога, культуролога, искусствоведа,
академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва (28.11.1906-30.09.1999).
В нашей культурной и общественной жизни сейчас определенно не хватает личности такого масштаба.
Авторитет Лихачёва был таков, что одна его газетная заметка или выступление по радио останавливали
разрушение исторического объекта.
Его книги и статьи были предназначены для самого широкого читателя.
Они написаны ясным языком, каждая фраза претендует на отдельную цитату.
Надеюсь, что и сейчас его тексты востребованы и даже действенны.
Я уже не однажды цитировал Лихачёва и еще раз поделюсь с вами фрагментами из его потрясающих
 «Писем о добром и прекрасном». В этот раз — это фрагменты о понимании искусства.
И это для меня — особенная тема, как вы можете судить по моей fb-странице.
__________________________
Слово — Д.С.Лихачёву:

(кликните для показа/скрытия)

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

************************************************************************************

[Алла2]

О литературе и не только...

...Потом я растягивалась на берегу, зачерпывала целую горсть песка и,
пропуская между пальцами желтоватую ласковую струйку, думала, что вот так же утекает время,
что это нехитрая мысль и что нехитрые мысли приятны...
© Франсуаза Саган. "Здравствуй, грусть"

Приляг на отмели. Обеими руками
Горсть русого песку, зажженного лучами.
Возьми... и дай ему меж пальцев тихо стечь.
Потом закрой глаза и долго слушай речь
Журчащих вод морских и ветра трепет пленный,
И ты почувствуешь, как тает постепенно
Песок в твоих руках... и вот они пусты.
Тогда, не раскрывая глаз, подумай, что и ты
Лишь горсть песка, что жизнь порывы волн мятежных
Смешает как пески па отмелях прибрежных...
© Анри де Ренье
Перевод М. Волошина
Вальдемар Шлихтинг (Waldemar Schlichting (1896-1970) - известный немецкий художник-маринист,
сын живописца Макса Шлихтинга. Родился в Берлине.
Учился в Берлинской академии художеств у Бланка, Картаузе и Кале.
Член Ассоциации художников Берлина с 1946. Жил и работал в Берлине, однако много работал
на немецком острове в Северном море, где находил сюжеты для своих пейзажей

Music :George Skaroulis -Return to Patmos

(кликните для показа/скрытия)

ссылка
************************************************************************************

[Алла2]

Серебряный век русской культуры

АЛЕКСАНДР ВЕРТИНСКИЙ. «ДОРОГОЙ ДЛИННОЮ ...».

Говорят, душа художника должна пройти по всем мукам. Моя душа прошла по многим из них…
Это была расплата за то, что когда-то я посмел забыть о родине.
За то, что в тяжёлые для родины дни, в годы борьбы и испытаний я ушёл от неё.
Оторвался от ее берегов.
Фото: Александр Вертинский, Вера Холодная, Аркадий Бойтлер во внутреннем дворике гостиницы "Лондонская"

Александр Вертинский. «ДОРОГОЙ ДЛИННОЮ ...».

…Шел 1918 год. Одессой правил тогда полунемецкий генерал Шиллинг.
По улицам прекрасного приморского города расхаживали негры, зуавы;
Они скалили зубы и добродушно улыбались. Это были солдаты оккупационных французских войск,
привезенные из далеких стран,— равнодушные, беззаботные, плохо понимающие, в чем дело.
 Воевать они не умели и не хотели. Им приказали ехать в Одессу — и они поехали. Как туристы.
Им интересно было посмотреть Россию, о которой они так много слышали, и… больше ничего.
Они ходили по магазинам, покупали всякий хлам, переговаривались на гортанном языке.
Испуганные обыватели, устрашенные маскарадным видом африканцев, сначала прятались,
потом, убедившись, что они «совсем не страшные», успокоились.
В Одессе было сравнительно спокойно. Работали театры, синема, клубы.
Музыка играла в городских садах.
Бои шли где-то далеко. В магазинах доставали из тайников запрятанные на всякий случай товары.
В кафе, у Робина, у Фанкони, сидели благополучные спекулянты и продавали жмыхи, кокосовое масло, сахар…
На бульварах, в садовых кафе подавали камбалу, только что пойманную.
В собраниях молодые офицеры, просрочившие свой отпуск, пили крюшон из белого вина с земляникой.
Они были полны уверенности в будущем, чокались, поздравляли друг друга с грядущими победами,
пили то за Москву, то за Орел, то без всякого повода. Потом теряли эквилибр и стреляли из наганов в люстру.
Из комендантского управления за ними приезжали нарядные и корректные офицеры и увозили куда-то.
В это время у меня шли гастроли в Доме артистов.
Внизу было фешенебельное кабаре с Изой Кремер и Плевицкой, а вверху — карточная комната.
Я пел там ежевечерне. Однажды вечером, разгримировавшись после концерта, я лег спать.
Часа в три ночи меня разбудил стук в дверь. Я встал, зажег свет и открыл ее.
На пороге стояли два затянутых элегантных адъютанта с аксельбантами через плечо.
Они приложили руки к козырьку.
— Простите за беспокойство, его превосходительство генерал Слащев просит вас пожаловать к нему
 в вагон откушать бокал вина.
— Господа! — взмолился я.— Три часа ночи! Я устал, хочу отдохнуть!
Возражения были напрасны. Адъютанты были любезны, но непреклонны.
На всякий случай они старательно поправляли кобуры с револьверами.
— Его превосходительство изъявил желание видеть вас,— настойчиво повторяли они.
Сопротивление было бесполезно. Я оделся и вышел. У ворот нас ждала штабная машина.
Через десять минут мы были на вокзале. В огромном пульмановском вагоне, ярко освещенном,
сидело за столом десять-двенадцать человек. На столе — грязные тарелки, бутылки вина, цветы…
Все скомкано, смято, залито вином, разбросано. Из-за стола быстро и шумно поднялась длинная, статная фигура Слащева.
Огромная рука протянулась ко мне.
— Спасибо, что приехали. Я большой ваш поклонник.
Вы поете о многом таком, что мучает нас всех. Кокаину хотите?..
— Нет, благодарю вас.
— Лида, налей Вертинскому! Ты же в него влюблена!
 Справа от Слащева встал молодой офицер в черкеске.
— Познакомьтесь,— хрипло бросил генерал.
— Юнкер Ничволодов.
Это и была Лида, его любовница, женщина, делившая с ним походы, участница всех сражений,
дважды спасшая ему жизнь. Худая, стройная, с серыми сумасшедшими глазами, коротко остриженная,
 нервно курившая папиросу за папиросой.
Я поздоровался. Только теперь, оглядевшись вокруг, увидел, что посредине стола стояла большая
круглая табакерка с кокаином и что в руках у сидящих были гусиные перышки-зубочистки.
Время от времени гости набирали в них белый порошок и нюхали его.
Привезшие меня адъютанты почтительно стояли в дверях.
Я внимательно взглянул на Слащева. Меня поразило его лицо. Длинная, белая, смертельно белая маска
с ярко-вишневым припухшим ртом, серо-зеленые мутные глаза, зеленовато-черные гнилые зубы.
Он был напудрен. Пот стекал по его лбу мутными, молочными струйками.
Я выпил вина.
— Спойте мне, милый, эту…
— Он задумался:
—«О мальчиках»…
— «Я не знаю, зачем»…
— Его лицо стало на миг живым и грустным.
— Вы удивительно угадали, Вертинский. Это так верно, так беспощадно верно.
Действительно, кому? Кому это было нужно? Правда, Лида?..
На меня взглянули серые русалочьи глаза.
— Мы все помешаны на этой песне,— тихо проговорила она.—
Странно, что никто не сказал этого раньше.
Я попытался отговориться:
— У меня нет пианиста…
—Глупости. Николай, возьми гитару! Ты же знаешь наизусть его песни!
И притуши свет. Но сначала понюхаем…
Генерал набрал в нос большую щепотку кокаина.
Я запел.
Высокие свечи в бутылках озаряли лицо Слащева — страшную гипсовую маску с мутными,
широко выпученными глазами. Его лицо дергалось. Он кусал губы и чуть-чуть раскачивался.
— Вам не страшно? — неожиданно спросил он.
— Чего?
— Да вот, что все эти молодые жизни… псу под хвост! Для какой-то сволочи,
которая на чемоданах сидит!
Я молчал. Он устало повел плечами, потом налил стакан коньяку.
— Выпьем, милый Вертинский! Спасибо за песню!
Я молча выпил. Он встал. Встали и гости.
— Господа,— сказал он, глядя куда-то в окно.
— Мы все знаем и чувствуем это, только не умеем сказать! А вот он умеет!
— Слащев положил руку на мое плечо.— А ведь с вашей песней, милый, мои мальчики шли умирать!
И еще неизвестно, нужно ли это было? Вы правы!
Гости молчали.
— Вы устали? — тихо спросил он.
— Да… немного…
Он сделал знак адъютантам и сказал:
— Проводите Александра Николаевича!
Адъютанты подали мне пальто.
— Не сердитесь, милый! — улыбаясь, сказал генерал.— У меня так редко бывают минуты отдыха!
Вы отсюда куда едете?
— В Севастополь.
— Ну, увидимся! Прощайте! — и подал мне руку.
Я вышел. Светало.
На путях надрывно и жалостно, точно оплакивая кого-то, пронзительно свистел паровоз.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Романс «То, что я должен сказать», написан Александром Вертинским под впечатлением
гибели трехсот московских юнкеров в дни Октябрьской революции 1917 года в  Москве.

И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги – это только ступени
В бесконечные пропасти – к недоступной Весне!"

(кликните для показа/скрытия)

ссылка
**************************************************************************************

[Алла2]

[Алла2]

Майя Плисецкая: Хорошие люди всегда исключение, подарок Неба


 Что тебе еще интересно узнать обо мне, читатель? Что я левша и все делаю левой рукой?..
Что я всю жизнь страдала бессонницей?.. Что я всегда была конфликтна?

 Лезла на рожон часто попусту? Могла обидеть человека просто так, бездумно, несправедливо.
Потом раскаивалась… Что во мне совмещались полюса — я могла быть расточительной и жадной,
смелой и трусихой, королевой и скромницей?.. Что я почитала питательные кремы для лица и любила,
густо ими намазавшись, раскладывать на кухне пасьянсы?.. Что была ярой футбольной болельщицей
(за клуб ЦСКА)?.. Что любила селедку, нежно величая ее «селедой»?..
Что никогда не курила и не жаловала курящих, что от бокала вина у меня разболевалась голова?..
Что была до глупости легковерна и столь же — нетерпелива. Ждать не умела никогда…
Была резка, порывиста… Что всю, всю свою жизнь обожала, боготворила Щедрина?..

Или рассказать тебе, читатель, про свои балетные, профессиональные привычки?
Что перед каждым классом, каждым представлением я заливала в пятки балетных туфель теплую воду
(чтобы крепче сидела ступня)… Что закручивала советские гривенники в свое трико на бедра,
туго притягивая концы тесьмы на талии: трико тогда ладнее сидело…
Что более всего страшилась не забыть оглядеть себя перед выходом на сцену в зеркале —
сочно ли намазан рот, хорошо ли подведены глаза, не то быть мне сегодня на людях бесцветной молью…

Как все это — белиберда, пустяки? Или пустяки дописывают мой облик?
Что вынесла я за прожитую жизнь, какую философию? Самую простую.
Простую — как кружка воды, как глоток воздуха.
Люди не делятся на классы, расы, государственные системы. Люди делятся на плохих и хороших.
На очень хороших и очень плохих. Только так.

Кровожадные революционеры, исступленно клявшиеся, что на смену плохим людям наконец-то
придут одни хорошие, — брехали, врали. Плохих во все века было больше, много больше.
Хорошие всегда исключение, подарок Неба.

Столько умного, очевидного было произнесено в веках — с Христа, Будды, Конфуция, Аввакума…
Разве услышали, вняли? Вот и льется кровь, губятся жизни, коверкаются судьбы, надежды.
 Так будет и впредь, нет в том, увы, сомнений. Человеческая биология такова.
Зависть, алчность, вероломство, ложь, предательство, жестокость, неблагодарность…
Разве устоит против — отзывчивость, сердоболие, участливость, доброта, самопожертвование?..
Дудки. Неравный бой.

Но в каждом поколении, в каждом уголке земли, в забытых Богом пространствах рождаются
и несут свой крест Хорошие Люди. На них еще и покоится наша земля.
По-русски сказано очень точно: не стоит село без праведника.
Сводить свои тяготы и борения к одной лишь проклятой советской системе — легкомыслие.
 Было все это, было. Гадко, тошно было. Но как мешала мне и обыденная пошлая зависть, амбиции,
надутые самомнения, клевета, нелепые слухи. .. Труднее всего давалась мне независимость.
Вот что уж роскошь. Суетные люди без конца стремились затиснуть меня в свои группировочки,
группировки, загнать под ничтожные знамена, упечь в свои ряды. Чем и грешна была, но не этим.

Произнесу: я была независима. Усердно старалась быть таковой.
Никаких привилегий от власть имущих, ни пайков, государственных квартир, дач мы НИКОГДА не имели.
Все заработали своим потом, своим трудом. Свои «кремлевские пайки» мы покупали на московских рынках…
Свое живи!.. Я и жила. Себе говорю — честно.
Ни детей, ни старцев, ни меньших братьев наших — зверье — не обижала.
Друзей не предавала. Долги возвращала. Добро помнила и помню. Никому никогда не завидовала.
Своим делом жила. Балетом жила. Другого ничего в жизни я делать толком и не умела.
Мало только сделала. Куда больше могла. Но и на том спасибо.
Спасибо природе своей, что выдюжила, не сломалась, не сдалась.

Из книги «Я, Майя Плисецкая»
************************************************************************************
Майя Плисецкая

(кликните для показа/скрытия)

Документальный фильм " МАЙЯ ПЛИСЕЦКАЯ Я ВЕРНУСЬ." 1995 г.

(кликните для показа/скрытия)

************************************************************************************

[кошака-обнимака]

Я сейчас  можно  серьезно  спрошу  у вас одну вещь-  у людей, любящих, понимающих- я не знаю  какие ещё  чувства к стихам испытывают. Почему одни понимают  эту поэзию, возносят ее ,  а до других она не доходит.  Я сейчас себя имею ввиду. Почему мне все равно  когда декламируют стихи , независимо  великие их написали, или забытые поэты, я их не запоминаю, не понимаю ,  в школе терпеть не могла учить заданные  стихи- и сейчас  мне  взрослому человеку тоже  всё равно. Только прошу   меня не обижать,  если  будете отвечать 

[Алла2]

«Горе от ума» афоризмы, цитаты. Грибоедов А.С
-----------------------------------------------------------------
Я глупостей не чтец, А пуще образцовых.

Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.

Счастливые часов не наблюдают.

Грех не беда, молва не хороша.

И золотой мешок, и метит в генералы.

Он слова умного не выговорил сроду, -
Мне все равно, что за него, что в воду.

Чуть свет уж на ногах! и я у ваших ног.

И дым Отечества нам сладок и приятен!

Господствует еще смешенье языков:
Французского с нижегородским?

А впрочем, он дойдет до степеней известных,
Ведь нынче любят бессловесных.

Не человек, змея!
Хочу у вас спросить:
Случалось ли, чтоб вы смеясь? или в печали?
Ошибкою? добро о ком-нибудь сказали?
Хоть не теперь, а в детстве, может быть.

Кто беден, тот тебе не пара.

Упал он больно, встал здорово

Кому нужда: тем спесь, лежи они в пыли,
А тем, кто выше, лесть, как кружево, плели. 

Что говорит! и говорит, как пишет!

И знать вас не хочу, разврата не терплю.

Давно полковники, а служите недавно.

К военным людям так и льнут.
А потому, что патриотки.

Дома новы, но предрассудки стары.
Порадуйтесь, не истребят
Ни годы их, ни моды, ни пожары.

А судьи кто?

Когда из гвардии, иные от двора
Сюда на время приезжали, —
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали!

Шутить и он горазд, ведь нынче кто не шутит! 

Ах! злые языки страшнее пистолета.

Вы с барышней скромны, а с горнишной повесы? 

Я странен, а не странен кто ж?
Тот, кто на всех глупцов похож;
Молчалин, например...

А чем не муж? Ума в нем только мало;
Но чтоб иметь детей,
Кому ума недоставало?
Услужлив, скромненький, в лице румянец есть.

Чины людьми даются,
А люди могут обмануться.

Я глупостей не чтец,
А пуще образцовых.

В мои лета не должно сметь
Свое суждение иметь.

Ну, постоянный вкус! в мужьях всего дороже!

Я правду об тебе порасскажу такую,
Что хуже всякой лжи. Вот, брат, рекомендую!

Как эдаких людей учтивее зовут?
Нежнее? — человек он светский,
Отъявленный мошенник, плут:
Антон Антоныч Загорецкий.

При нем остерегись: переносить горазд,
И в карты не садись: продаст.

Молчалин! — Кто другой так мирно все уладит!
Там моську вовремя погладит!
Тут в пору карточку вотрет!
В нем Загорецкий не умрет!

Ну вот! великая беда,
Что выпьет лишнее мужчина!
Ученье — вот чума, ученость — вот причина,
Что нынче пуще, чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений.

От женщин бегает, и даже от меня!
Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник,
Князь Федор, мой племянник. 

Я вас обрадую: всеобщая молва,
Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;
Там будут лишь учить по нашему: раз, два;
А книги сохранят так: для больших оказий.

Сергей Сергеич, нет! Уж коли зло пресечь:
Забрать все книги бы да сжечь.

На басни бы налег; ох! басни — смерть моя!
Насмешки вечные над львами! над орлами!
Кто что ни говори:
Хотя животные, а все-таки цари.

Нет! Триста! - уж чужих имений мне не знать!

Ах! если рождены мы все перенимать,
Хоть у китайцев бы нам несколько занять
Премудрого у них незнанья иноземцев.
Воскреснем ли когда от чужевластья мод?
Чтоб умный, бодрый наш народ
Хотя по языку нас не считал за немцев.

Послушай! ври, да знай же меру;

Мне завещал отец:
Во-первых, угождать всем людям без изъятья -
Хозяину, где доведется жить,
Начальнику, с кем буду я служить,
Слуге его, который чистит платья,
Швейцару, дворнику, для избежанья зла,
Собаке дворника, чтоб ласкова была.

Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!...
Карету мне, карету!
*************************************************************************

[Алла2]

Серебряный век русской культуры
АЛЕКСАНДР БЛОК

И я опять затих у ног -  У ног давно и тайно милой,
Заносит вьюга на порог  Пожар метели белокрылой...

Но имя тонкое твое  Твердить мне дивно, больно, сладко...
И целовать твой шлейф украдкой,  Когда метель поет, поет...

В хмельной и злой своей темнице  Заночевало, сердце, ты,
И тихие твои ресницы  Смежили снежные цветы.

Как будто, на средине бега,  Я под метелью изнемог,
И предо мной возник из снега  Холодный, неживой цветок...

И с тайной грустью, с грустью нежной,  Как снег спадает с лепестка,
Живое имя Девы Снежной  Еще слетает с языка...
8 ноября 1907.
Кавел Франсуа Мартин (Francois Martin-Kavel) 1861–1931
Алекса́ндр Алекса́ндрович Блок (28) ноября 1880, Санкт-Петербург,
Российская империя — 7 августа 1921, Петроград, РСФСР) — русский поэт, писатель, публицист,
драматург, переводчик, литературный критик. Классик русской литературы XX столетия,
один из крупнейших представителей русского символизма.
ссылка
*********************************************************************************

[Алла2]

Сергей Дмитриевич Милорадович(1851—1943). C полудня. 1899.

МИЛОРАДОВИЧ Сергей Дмитриевич
4 июля 1851 (село Тесово Московской губернии) — 4 февраля 1943 (Москва)
Живописец, график

(кликните для показа/скрытия)

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

*********************************************************************************

[Алла2]

Владимир Васильев и Екатерина Максимова



Владимир Васильев и Екатерина Максимова
Фрагмент фестиваля музыки и балета в честь Владимира Васильева
Большой зал Московской консерватории имени П.И.Чайковского 1993 

(кликните для показа/скрытия)

***********************************************************************************

[Stava]

все-таки какая шикарная тема! всегда отдыхаю в ней душой!
Алла2, не бросайте! будет и на нашей улице праздник!

[Алла2]

10 САМЫХ ЖУТКИХ ЖЕЛЕЗНЫХ ДОРОГ В МИРЕ

(кликните для показа/скрытия)

*******************************************************************************

[Алла2]

Серебряный век русской культуры
 
АЛЕКСАНДР БЛОК
С. И. Левицкой

Когда-нибудь, не скоро, Вас я встречу…
Быть может, жизнь откроет звездный путь…
Простите мне… Под звуки Вашей речи
Я мог душой и сердцем отдохнуть…
Молчанье — всё… К чему слова пустые?
Спрошу одно: зачем Вам жизнь дана?
Чтоб вечно мчались песни неземные,
Чтоб в каждом сердце гасла тишина…
Весна 1898, С.-Петербург
Художник: Alphonse Mucha
**********************************************************************************

[Алла2]

И тайной мне кажется земля, на которой я еще жив.
И ничего не знаю, почему все так странно и случайно в мире?
Пишу сейчас воспоминания, и пролетает передо мной #прежняя_жизнь… Россия...
<1930-е>
Константин Коровин : «То было давно... там... в России...»
_________________________________________
Андрей Кончаловский:  10 декабря в 17:02 ·  * долгая_зима
На днях — 137 лет со дня рождения Константина Алексеевича (5 декабря 1861-11 сентября 1939).
Один из моих любимых художников, замечательный писатель.
Все его книжки перечитаны-зачитаны, на каждой странице — мои карандашные пометки.
И на своей странице я часто делюсь с вами публикациями о нем. Вот и сегодня несколько «зимних»,
с живописными деталями, воспоминаний Коровина, написанных уже в эмиграции.
Оттого и «звучат» щемяще…
___________________________
Константин_Коровин:

«Зима. Верно — всю, всю Россию снегом замело.
«Заметают метели все дороги, все пути — негде к милому пройти». Сугробы глубокие. Морозы трескучие...

Страна родная, как лик твой особенен и изменчив!.. Зимой казалось мне:
неужели этот мрачный сад мой сиял весной, покрытый зеленью, был полон пением птиц и дыханием ландышей и жасмина?
Неужели это было? И на темной деревянной моей террасе было веселье и смех друзей моих?..
А теперь? Только воспоминания. И друзей уже нет — умерли.
И дом мой взяли у меня люди, искавшие правды, которую сочиняют тоже люди, которые тоже умрут...

…Долгая зима была в России. Вьюги, метели, мороз. Снеги белы и пушисты. Покрывали все поля...
И думается, неужели этот мой угрюмый сад в снегу был зеленый? Это так давно!
И придет опять сияющая весна, и сад этот скучный, темный опять наполнится пением птиц.
А сейчас я вижу сквозь замерзшие стекла окна обледенелый колодец, сугробы, сугробы,
хмурый лес вдали и жалкие ветви малинового сада за бедным частоколом. Снежная пустыня...

Долго, долго тянется зима. Рано наступают вечера. В четыре часа уже темно.

На улице идет хлопьями снег, и в зимней мгле мелькают фонари.
Укутанные, подняв воротники шуб, идут пешеходы, а кто в санях — на извозчиках.
Извозчик понукает убогую лошаденку, дергая возжами.И думается мне, что все эти встречные люди идут
и едут в гости коротать зимние вечера. Сидят москвичи в гостях и пьют чай. Непременно чай.
Везде кипит самовар, и долго сидят за столом.
Баранки, сушки с солью и тмином, сухарики ванилевые, варенье…

(кликните для показа/скрытия)

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

ссылка
*************************************************************************************