О том, как Амадео Модильяни воровал на стройке парижского метро, ухаживал за Анной Ахматовой и угощал друзей гашишом.
Про тех, кто умирает нищим, говорят «опередил своё время». Пожалуй, Амадео — именно тот случай. Как-то с самого рождения не задалось — в тот день, когда он появился на свет, имущество отца арестовали.
«Я утверждала, будто никогда не мерзну, — вспоминала его мать, — так как не имела возможности купить зимнее пальто, а туда, куда все отправлялись в карете, я обычно шла пешком. Разумеется, прежде всего экономили на провизии, я ела по-спартански. Мы никогда не могли предложить гостю даже стакана воды, поскольку среди всех прочих пошлых потребностей жизни досаждало то, что у нас не имелось приличной посуды, на столе не было ни сносной скатерти, ни приборов… ничего, кроме самого необходимого».
Впрочем, пока ты маленький, тебя это мало волнует, ты счастлив просто шататься с дедушкой по пристани Старого порта, смотреть на воду и корабли, мечтать о будущем. Когда Дэдо — в семье его звали Дэдо — вырастет, его материальное положение не улучшится, но пустой кошелек не помешает привычкам аристократа. Частая смена гостиниц, завтраки в ресторанах, случайные незнакомцы, выпивающие за его счет — «единственные деньги, которые тебе воистину принадлежат, это те, что тобою потрачены».
Поль Александр вспоминал: «Некоторые служители искусства находили способы заработать грош-другой: иногда подряжались мыть посуду в ресторанах, ходили подработать к докерам или стелили кровати в гостиницах. С Модильяни нельзя было даже заикнуться об этом. Он вел себя как прирожденный аристократ… В этом один из парадоксов его судьбы: любя богатство и роскошь, дорогую одежду, возможность сорить деньгами, он прожил свой век в бедности, если не в нищете».
Вечеринки в заброшенных церквях, вино, гашиш, эзотерика, но мамины сбережения тают, юность проходит, здоровье слабеет, и когда гении постимпрессионизма вот-вот покинут тесные комнатушки Монмартра, Матисс выставится в Нью-Йорке, а Пикассо заключит превосходные контракты, Модильяни с Ахматовой все еще сидят на бесплатной скамье Люксембургского сада, ибо на стулья у Дэдо нет денег. Но он не жалуется.
Чтобы делать скульптуры, он ворует дубовые брусья на стройках, берет большие глыбы камней с фасадов разбираемых домов, таскает балки со строительства метро, из темных переулков уносит булыжники, что для мощения улиц. Вся его мастерская уставлена причудливыми вытянутыми головами, и, проведя с ними время, чувствуешь, что они преследуют тебя всюду, куда бы ни шел, — эти длинные, тонкие шеи и лица. Амадео твердит, что если и занимается живописью, то только для заработка. «Хочу делать скульптуры. Большущие, вот такие! Ничего, кроме скульптур, как Микеланджело». Однажды, когда работ скопилось очень много, друзья посоветовали бросить все в канал, чтобы освободить место. Потом долго вылавливали, надо полагать…
© Дилетант