Ксения Стриж. Простой секрет
—
Писали, что вы взяли мальчика из детдома, а потом вернули обратно...— Издание, запустившее эту утку, уже дало опровержение — мой муж Андрей потребовал извинений. Ну дураки, что сказать. Слышали звон, не зная, где он. Хотите сенсации — хотя бы поинтересуйтесь, что такое приемная семья.
Да, в нашей с Андреем жизни появился Никита, в сентябре ему исполнилось шестнадцать. Мы познакомились в подмосковном театральном лагере, куда в числе прочих на каникулы приезжали и ребята из детских домов. Курировала проект «Табакерка». Меня пригласили провести актерские мастер-классы. Было это позапрошлым летом. Мы с мужем подружились с ребятами, среди них был и Никита из челябинского детдома.
Симпатяга, с юмором, признался, что мечтает поступить в театральное или цирковое училище. И у него действительно есть актерские способности. А я могла в этом помочь — подготовить в театральный. Посоветовавшись с Андреем, пригласила Никиту к нам. Мы прошли занятия в Школе приемных родителей — это обязательная процедура, даже если берешь ребенка не насовсем, а на так называемый гостевой режим. Слушали лекции, встречались с педагогами, психологами. Мне кажется, такие занятия нелишне посещать и обычным семьям. Душа ребенка — субстанция тонкая, к сожалению, есть масса примеров, когда взрослые неэтичным поведением ломают судьбу, подрезают крылья собственным детям буквально на взлете. Если ты родитель, сто раз подумай, прежде чем что-то ляпнуть или сделать.
Никита приехал на зимние каникулы. Мы замечательно провели эти десять дней: гуляли по Москве, ходили в кино, классно отметили Новый год. Они сдружились с Андреем, беседовали о жизни, о девушках. Никита сейчас в таком возрасте, когда парню особенно нужны поддержка и совет если не отца, то старшего брата. Поэтому Андрей ему полезен больше, чем я. Мы с ним говорили в основном о профессии, подготовили творческую программу для поступления. Когда уехал обратно, повторяли с ним все по скайпу. Решили, что сдав экзамены в школе — Никита оканчивал девятый класс, он прилетит и попробует поступить в цирковое училище.
Перед его приездом Андрей меня подкалывал: «Ксюха, Никита пробудет тут месяц. Ты точно выдержишь и нас не поубиваешь?» Я же монстр! Долго жила одна, а к одиночеству быстро привыкаешь: дома все вещи на местах, никто не нарушает заведенных тобой правил. Но вот появляется другой человек, и приходится ждать очереди в ванную по утрам, кофта висит на кресле, а не в шкафу, как положено...
Три года назад, когда мы с Андреем решили быть вместе, довольно долго притирались. Он ведь после развода восемь лет жил один. И я столько же, ровно восемь. Нарушение моих правил принимала в штыки, буквально зверела. Сейчас становлюсь терпимее, понимаю, что вторая сторона тоже имеет право на мнение. Счастье не в идеальном порядке.
С Никитой договорились так: если поступаешь, едем отдыхать в Крым. В конце августа вернемся в Москву, ты заселяешься в общагу, видимся по выходным, ходим в кино. Нужна помощь — поможем, в том числе материально. К приемной семье это не имеет никакого отношения. Мы с Андреем не стремимся заменить Никите родителей, скорее хотим стать наставниками, старшими друзьями. Предупредили: «Если не поступишь, придется вернуться в Челябинск. И учиться, учиться, на следующий год приедешь снова».
Не поступил, с третьего тура слетел, расстроился. Я объяснила, что ничего страшного, надо лучше подготовиться, повзрослеть. А пишущая братия сделала сенсацию: взяли парня — вернули обратно. Ну, чушь! Никита писал мне: «Они что, сошли с ума?» Я просила его не обращать внимания — фантазия у людей бурно развита, что поделаешь. Он отвечал: «Да я не обращаю...»
Брать в приемную семью подростка — это лишать его права на жилплощадь, положенную ему по закону после выхода из детдома. Кроме того, мне куда больше нравится быть старшей сестрой, подругой, но уж точно не мамой.
—
А не было желания взять на воспитание малыша лет пяти-семи?— Мы об этом не думали. Никого специально не искали. Поехали в лагерь — встретили Никиту, появилась идея поддержать его. А с пятилетним надо заниматься, воспитывать круглосуточно. Нелепо взять малыша и отдать няне. Сейчас я не готова уйти с работы и сидеть с ребенком, а помочь подростку найти свой путь в жизни могу. В пятнадцать или шестнадцать лет это уже взрослый человек, может стать товарищем.
—
Вы не раз говорили в интервью о «сниженном материнском инстинкте»...
— Это правда. К чужим детям отношусь с симпатией, готова помочь любому ребенку, который в этом нуждается, но стать матерью самой не хотелось — не знаю почему. Кстати, у моих мужчин никогда не возникало ко мне такого требования.
—
У Андрея Макаревича тоже?— Мы не обсуждали этот вопрос, но мне казалось, что отцовство не входило в круг интересов Макаревича. Во-первых, у Андрея уже росли дети от предыдущих отношений. Во-вторых, по-моему, он не фанатеет от малышей. Ему, как и мне, любопытнее общаться со взрослыми, зрелыми людьми, нежели кого-то воспитывать. Все мои мужчины вкусно готовили (в отличие от меня) и не терзали на предмет «роди ребенка». В противном случае пришлось бы делать выбор: либо расставаться с мужчиной, вдруг возжелавшим с моей помощью стать отцом, либо рожать. Никогда не надо заставлять себя делать то, чего не хочешь. Животное и то нельзя заводить, если не уверен на сто процентов, что сможешь быть хорошим хозяином, а уж ребенка тем более! Сомневаешься — лучше не надо.
—
В какой семье росли вы сами?— Папа — народный артист Юрий Волынцев, зрители помнят его по спектаклям в Театре имени Вахтангова, а также по роли пана Спортсмена в программе «Кабачок «13 стульев»... Мама занималась домом. Семья как семья. Я убеждена, что детство — не самая лучшая пора в жизни: ты абсолютно зависишь от взрослых, ноль самостоятельности. И если бы мне вдруг сейчас предложили вернуться в тот возраст, ни за что бы не согласилась. Я себе страшно не нравилась — ни внешне, ни внутренне. Начала ощущать гармонию с собой лет в тридцать. Хотя грех жаловаться, были прекрасная школа, учителя, компании... И в общем счастье.
С удовольствием гуляла с папой — его всегда узнавали, подходили. Актерские дети иногда ревнуют в подобных случаях: мол, папа мой, почему к нему лезут посторонние?! А я, наоборот, гордилась, что отца знают и любят! Прислушивалась к его мнению, мне было с ним очень интересно. С мамой почему-то ни разу не отдыхала — только с отцом. У артистов академических театров большой отпуск — почти два месяца. Половину этого времени папа, как правило, ездил с концертными бригадами — тогда это называлось халтурой. Потом брал путевку на двадцать четыре дня в Ялту или Сочи, и мы с ним уезжали в санаторий. Причем с моих лет двенадцати селились в разных номерах и даже иногда на разных этажах — так он приучал меня к самостоятельности.
Детство мое прошло в доме на Большой Полянке, где находится магазин «Молодая гвардия». Крошечная советская «блочка», самая обычная — папа получил ее от театра. Соседи почти все свои, много артистов — в тапочках друг к другу в гости ходили. Папины ближайшие друзья — актеры Александр Галевский, Андрей Ярославцев, Эрнст Зорин...
Помню дружеские посиделки в нашей квартире. Если в доме уютно и дружно, там обязательно собираются теплые компании. И кухонька-то крошечная, но набивался народ, да еще с гитарами, пели, плясали.
Родителям хотелось квартиру побольше. Папе обещали от театра. На Дорогомиловской улице неподалеку от Киевского вокзала строили дом лет двенадцать. Каждый раз, когда проезжали мимо на машине, отец с гордостью показывал на долгострой и произносил: «Вот здесь скоро будем жить!» А я сжимала зубы и ворчала, что ненавижу этот дом, этот Киевский вокзал... Казалось бы, престижный район, но почему-то ужасно не хотела в новую квартиру. Интуиция подсказывала: с переездом рухнет вся наша прежняя счастливая жизнь. Так оно, в общем, и случилось.
Когда я училась в восьмом классе, мы туда перебрались. Каждый день ездила гулять на Полянку. Продолжала учиться в любимой школе № 38. До сих пор с огромной любовью и благодарностью вспоминаю ее, учителей, одноклассников. А вот семья наша распалась. Один раз приехала от друзей поздно вечером — папы нет. На другой день тоже нет... Не удивилась — привыкла, что он уезжал на гастроли, но и через неделю папа не появился. А потом услышала от мамы: «Вообще-то отец уже месяца два с нами не живет — съехал и вещи свои забрал». Она произнесла это абсолютно ровным, будничным голосом.
Сейчас я понимаю, что уход отца стал для нее трагедией. Но она была сильной — ни за что бы не показала, что ей плохо. Выйдя замуж, мама бросила работу (а была художником-оформителем, и довольно успешным) и буквально растворилась в семье. Я поздний ребенок — родителям было по сорок. Росла очень болезненной, мама меня бесконечно лечила. «Быстро ешь суп!», «Надень шапку и не смей снимать!» — приказывала командирским тоном. Спорить было бесполезно. Но стоило ей отвернуться, ненавистный суп я выливала в раковину или выплескивала в окно. А шапку срывала, едва завернув за угол дома.
Мы не были близки. Во-первых, с ней было неинтересно. С папой-то мы говорили о книгах, театре, о будущей профессии. А с мамой о чем говорить — о супе да шапке? Ребенок — жестокое существо. Во-вторых, мама по натуре довольно закрытая. Даже своих братьев держала на расстоянии. Они встречались пару раз в году, Девятого мая и на Новый год, вели за столом, как я это называю, светские беседы — обо всем и ни о чем. Сдержанно, культурно. Папа же дня не мог прожить, чтобы не позвонить брату и маме, Ксении Ивановне. Меня, кстати, в ее честь назвали — папа настоял. Бабушка в Ленинградскую блокаду вытянула одна двоих сыновей. Вот эта семья была единым целым, друг без друга жить не могли, а у мамы очень разобщенная родня. И у меня с ней были такие же «светские беседы» ни о чем. Это не умаляет моего уважения к матери, любви, но они не сокровенные, эти отношения, к сожалению.
Сейчас, когда мне пошел шестой десяток, думаю, это ее вина. Маме надо было со мной пошептаться, посекретничать — о мальчишках, о любви. Найти удобный момент — в мои тринадцать лет, или в семнадцать, или в двадцать один — и стать другом. Но она не стала, и я отдалилась. После папиного ухода мама превратилась в затворницу, очень редко выходила из дома. Другого мужчины у нее больше не появилось. Они с отцом не разводились официально — он просто ушел к другой. Не помню, чтобы драматизировала родительский разрыв. Это тоже один из больших мифов, будто любой подросток катастрофически переживает крах семьи. Я точно не переживала. Мама оставалась для меня мамой, так же привычно требовала надеть шапку, а папа был папой — с ним продолжала, как и прежде, ездить на гастроли и в санаторий.
Кстати, он познакомил меня со своей новой любовью. Я восприняла ее нормально, Люба — простая, заботливая женщина, моложе его лет на десять. Из Сургута. Оказалась папиной давней поклонницей. По работе ее перевели в Москву, дали квартиру... Я не считаю Любу разлучницей — наоборот, она продлила папе жизнь. У него были серьезные проблемы с сердцем, не в лучшей форме ей достался. Она за ним ухаживала, следила за питанием. Отец пережил две клинические смерти, но Люба находилась рядом. С мамой он не был в последнее время счастлив. Слишком уж властная, давила.
—
А с папой вы могли пошептаться о чем-то глубоко личном?— Всегда! Он критиковал меня за излишнюю открытость, предупреждал: «Много болтаешь. Людей, которые искренне за тебя радуются, единицы». Учил быть осторожнее, но не научил, да и сам не умел — тоже душа нараспашку. Мы очень похожи и были страшно привязаны друг к другу, но на первом курсе крепко поссорились.
История такая: я влюбилась и собралась замуж. Игорь тоже учился в «Щуке», только двумя курсами старше. В Москву приехал из провинции, это и стало камнем преткновения. Мама была категорически против, припечатала обидными словами: «Женится на тебе ради московской прописки!» Она не имела права так говорить, ведь видела Игоря всего пару раз и не знала его как человека. Но переубедить маму невозможно — характер! И папа не принял мою сторону. Мямлил: «Ну что ты так торопишься с этим замужеством?» Не возражал маме — думаю, боялся ее, мучился чувством вины от того, что ушел. Я восприняла его поступок как предательство, сказала в сердцах: «Мать ладно — уперлась рогом, но по крайней мере я знаю ее позицию. А ты тряпка!»
Они оба не пришли на свадьбу, посажеными родителями были Николай Николаевич Волков и его жена Вера. Волков — папин однокурсник, они дружили с детства, вот он меня поддержал. Родителям моим сказал: «Вы не правы. Хочет замуж — пусть сходит. Если ошиблась, это будет ее ошибка. А так, как поступаете вы, нельзя — оттолкнете дочь от себя».
Я пребывала в шоке от того, что чужие люди встали на мою сторону, а родные вели себя как враги. Мне было неловко перед однокурсниками, друзьями Игоря, его родителями. Вся театральная тусовка знала нашу ситуацию, за спиной шушукались. Игоря после окончания «Щуки» брали пять московских театров! Он считался очень талантливым артистом, но требовалась прописка. В исключительных случаях академический театр имеет право дать временную, но тут это правило не сработало, ведь Игорь был женат на москвичке.
Отцу звонили:
— Юрка, такой парень хороший твой зять, мы его берем, ну сделай ему прописку!
А отец снова неуверенно говорил:
— Я бы рад, но жена ни в какую не соглашается, а я против нее не пойду.
Два года мы с ним не разговаривали. Он каждое утро шел от Нового Арбата мимо «Щуки» к Вахтанговскому. Идет — мы с однокурсниками на крыльце стоим. Ребята приветствуют его:
— Здравствуйте, Юрий Витальевич!
Он в ответ:
— Здравствуйте, ребята! — а мне даже не кивнет. И я отворачивалась.
Игорю пришлось уехать по распределению в Омск. Я за ним не последовала — хотела окончить институт. Говорят, любовь проверяется расстоянием — не соглашусь, расстояние убивает чувства. Муж и жена должны взрослеть вместе, притираться. Я съездила к нему пару раз, накопив пятьдесят рублей на билет. У родителей не брала ни копейки — принципиально. Подрабатывала посудомойкой в кафе, дворником. Круглыми сутками учеба. Через два года Игорь приехал, мы посмотрели друг на друга и поняли: нам совершенно не о чем говорить — стали чужими. И развелись.
Не хочу бросаться обвинениями, что родители сломали нам жизнь, но судьба — и моя, и его — пошла по совершенно иному сценарию. Игорь оставил актерскую профессию. Сейчас он настоятель храма Воскресения Христова (у Варшавского вокзала) в Петербурге. Надеюсь, счастлив, но все же убеждена: не надо было моим родителям так себя вести. Мама тряслась за свою жилплощадь — а ну как оттяпает? Наши чувства буквально растоптали. Но что теперь говорить, их давно нет на свете...
Сама я в знак протеста выписалась из квартиры. Мама велела, раз так, отдать ключи. Отдала без сожаления, но время от времени навещала. Было ее жалко, ведь у папы — новая любовь, у меня — друзья, а она совсем одна. Приезжала, привозила сигареты, кофе, сладости. Как-то вхожу, а у нее папа сидит. Он платил за квартиру — приезжал за квитанциями. Спросил как ни в чем не бывало:
— Как дела? Хорошо выглядишь. Здесь какими судьбами?
— Да вот, заехала. А ты как?
— Болел, сейчас полегче. Репетирую новый спектакль.
Больше не возвращались к теме моего замужества.
—
Сейчас общаетесь с первым мужем?— На мое пятидесятилетие, год назад, он давал интервью, говорил хорошие слова обо мне. И я благодарна Игорю, вспоминаю его с теплотой. Не думаю, что у него остались обиды. Все же он служит Богу, там обидам не место. А в злополучную квартиру на Дорогомиловской, о которой так беспокоилась мама, я больше не вернулась.
Папа умер в 1999-м — сердце. Мама пережила его на пять лет. Однажды звоню ей день, второй — не подходит к телефону. На третьи сутки после радиоэфира лечу на Дорогомиловскую, звоню в дверь, стучу — тишина. Вызвала полицию и МЧС, упрашивала взломать дверь: «Да, я здесь не прописана, но тут живет моя мама, могу документы показать — у нас одна фамилия». И эмчеэсники пошли навстречу — видимо рассудили, что не будет Ксения Стриж ломиться в чужую хату в центре Москвы среди ночи.
Дверь взломали — мама лежала на полу. Вызвали скорую. Через двое суток, так и не приходя в сознание, она умерла — инсульт. Если бы рядом оказались близкие, ее удалось бы спасти.
А квартира... она же была государственной, неприватизированной и вернулась обратно государству. Знакомые ахают: «Трехкомнатная, самый центр, Ксюха, неужели не жалко?!» Не жалко. Как говорится, Бог дал — Бог взял.
К тому времени я уже сама заработала себе на жилье. В девяностые вела молодежные программы на телевидении — «50 x 50», «У Ксюши», они были мегапопулярными. Недавно иду по улице — вдруг догоняет девочка лет шестнадцати: «Меня Ксенией назвали в честь вас, мама выросла на ваших передачах, можно с вами сфотографироваться?» Приятно. Я взрослела, и мои поклонники росли вместе со мной.
Сейчас снова на радио. Еще играю моноспектакль «Дурные наклонности» по рассказам Ксении Драгунской. Эту программу посвящаю своему поколению — тем, кто хорошо помнит советское детство и чаще говорит ему спасибо, нежели ругает. Недавно играла в Центральном доме художника, в октябре выступаю в клубе на Дубровке, в ноябре на Сретенке, в преддверии Нового года — на Цветном. Публика очень хорошо принимает.
—
Вы сильно изменились с возрастом?— Раньше максималисткой была: либо черное, либо белое, либо друг, либо враг. С годами поняла: существуют и полутона. Кажется, прислушалась к папиным советам — стала аккуратнее с людьми, особенно с незнакомыми. Хотела бы я что-то поменять в своем прошлом? Наверное, теснее общалась бы с мамой. Только к тридцати с лишним я стала мудрее, и будь у меня чуть больше свободного времени, уверена, мы стали бы по-настоящему близки. Но мама умерла. Значит, так свыше было предписано, чтобы сейчас, на шестом десятке, я задумалась о действительно важных вещах. У кого-то нет родителей вообще, а у меня они были и очень меня любили — как умели. Стремились оградить от ошибок — это тоже проявление заботы и любви. В личной жизни, наверное, не обошлось без каких-то случайных, ненужных встреч, но они не доставили особых неприятностей. Что касается серьезных отношений, были чувства, сильные эмоции, но ни с кем не расставалась врагами.
—
Как познакомились с нынешним спутником жизни Андреем?
— На радиостанции. Я пришла ведущей, а он работал в коммерческом отделе. Начальник — и женщины в подчинении, человек десять. Через их кабинет, общий на всех, был проход к курилке. Андрей сидел такой важный и нахальный, ноги под столом выдвигал, и каждый, кто мимо проходил, о них спотыкался. Я сделала ему замечание: «Ладно я завалюсь, зубы выбью — но если вдруг богатый клиент упадет, неудобно получится». Этот наглец наорал на меня, типа: мой кабинет, а вы тут шастаете. Очень мне не понравился, но заметила, что редакторши за ним ухлестывали, он считался завидным женихом.
Думала, Андрею лет сорок. А мне сорок семь, разница приличная. Но неожиданно у нас завязался роман. Точкой отсчета считаем седьмое мая — День радио. Был корпоратив, а они всегда чем-то да заканчиваются: либо вытрезвителем, либо романом.
Мы уже встречались, когда я случайно в какой-то ведомости увидела дату его рождения. Оказалось, Андрей младше на шестнадцать лет! Отношения развивались непросто, несколько раз пытались расстаться. Оба не подарки — достаточно эгоистичные, привыкли рассчитывать только на себя. Но оказалось, мы друг на друга хорошо влияем — становимся терпимее, мягче, спокойнее... Друзья говорят, что рядом с Андреем я изменилась в лучшую сторону.
В декабре исполнится три года, как мы расписались. Причем вышло забавно — два раза относили заявление, торжество назначали на десять утра, но оба раза я просыпала. Ведь эфиры на радио заканчиваются очень поздно и десять утра для меня — как для нормального человека часа четыре. На третий раз Андрей буквально за шкирку затащил в ЗАГС. Свидетельницей была моя ближайшая подруга Ира Максимова. Вечером отметили событие с друзьями — просто посидели поужинали. Андрей классный, заботливый, очень мне помогает в работе, в продвижении моего спектакля «Дурные наклонности»
—
Разница в возрасте не ощущается?— Я ее не чувствую. Смотрю на своих ровесников, и мне так скучно с ними! Редко можно найти пятидесятилетнего подвижного, задорного мужика, какие-то они тяжелые на подъем. С Андрюхой же мы на одной волне. Единственное, когда заходит разговор, например, о советском прошлом, могу ляпнуть:
— А помнишь, в автомате, типа как с газировкой, продавали сухое вино — двадцать копеек за стаканчик?
Он смотрит с удивлением:
— Это когда такое было?
— Блин, — вспоминаю я, — давно!.. Ты ж еще не родился!
Когда-то думала, что я одиночка, но сейчас обеими руками за семью. Не должен никто жить один, а творческому человеку и вовсе нужно с кем-то делиться — мыслями, впечатлениями... В общем, люди должны быть вместе. И по возможности помогать тем, кому нужна поддержка. Так что мы ждем нашего Никиту в Москве — будем дружить и дальше. Даст Бог, в следующем году он все-таки поступит. Ну а секрет счастья для меня сегодняшней очень простой, даже банальный: ценить то, что имеешь.
Ксения Стриж. Простой секрет (Прочитано 2138 раз)