Владимир Шаинский рассказывал, как он сочинил песню крокодила Гены «Пусть бегут неуклюже...»:
«История создания песни такая. Знакомый режиссер как-то сказал мне:
– Я доверяю тебе написать музыку. Очень многие хотели, но я доверяю тебе. Ты это ценишь?
– Жутко ценю, – ответил я с испугом.
– Будешь сочинять музыку при мне, и когда мне понравится, если понравится…
Потом мы играли в шахматы, сыграли пять серьезных партий, играли до тех пор, пока мозг не перестал работать. Этого он и добивался:
– Начинать сочинять музыку надо тогда, когда рациональное начало отсутствует, когда все строится на правом полушарии...
Я начинаю ему что-то играть, он послушал и говорит:
– Чепуха!
Я сыграл другое, спрашиваю:
– Тоже чепуха?
– Нет, это ерунда!
И потом пошло: «чепуха», «ерунда», «белиберда», «абракадабра»…
Я совершенно разозлился, говорю ему:
– У тебя очень примитивное мышление, может тебе понравится что-то такое...
И начинаю наигрывать, не глядя, одним пальцем мелодию будущей песни «Пусть бегут»…
Он:
– А ну-ка еще раз!
Я ему сыграл то же самое быстрее, он говорит:
– Уже не то! Какого черта у тебя магнитофона нет!
Я сыграл ему еще несколько раз. В итоге он говорит:
– Принимаю. Во вторник пойдешь на «Союзмультфильм» на прослушивание, они послушают, выразят свой восторг и все.
Я прихожу, вижу огромный зал полный совершенно незнакомых серьезных людей, а поскольку я в то время был еще неизвестный, никакого восторга и восхищения я не увидел. А секретарь сообщила мне, что у них правило – во время обсуждения автор выходит в коридор. Я сыграл, пропел что-то, они с каменными лицами прослушали – это ужасно. Вышел в коридор, жду...
Прошло полчаса, наконец выходит режиссер:
– Володя, тебе придется еще раз.
Я захожу, мне говорят:
– Вы очень плохо поете. Играйте, но не пойте!
Сыграл с полным набором как симфонию и вышел. Через полчаса режиссер возвращается ко мне:
– Володя, тебе придется еще раз, но не играй с полной фактурой, а одним пальчиком...
Сыграл. Таким образом песня была принята.
Дошло дело до текста. Поэт написал: «Я играю на гармошке…» Я говорю, что петь «я играю на гармошке…» это все равно, что «мы идем, мы поем…» – и так понятно, что идем, и что поем… Пусть крокодил поет что-нибудь неожиданное – о пейзажах Африки. Позвонили поэту, и он написал что-то о ночных пейзажах Африки, я послушал, и мне стало что-то худо. Заставили поэта опять переделать, он написал что-то о дневных пейзажах Юго-Восточной Африки – опять не то...
Наконец-то звонит режиссер и говорит:
– Володя, пойдет «Я играю на гармошке…
– То есть, как это пойдет?!
– Хватит мучить поэта!
Я ему отвечаю:
– Ну, черт с тобой, пусть будет так, но запомни: кроме твоего крокодила никто эту песню петь не будет!»
Е. Смекалкина