Конечно, потерять галошу в трамвае нетрудно. Особенно, если сбоку поднапрут, да сзади какой-нибудь архаровец на задник наступит – вот вам и нет галоши.
Галошу потерять – прямо пустяки.
С меня галошу сняли в два счета. Можно сказать, ахнуть не успел.
В трамвай вошел – обе галоши стояли на месте, как сейчас помню. Еще рукой потрогал, когда влезал – тут ли.
А вышел из трамвая – гляжу: одна галоша здесь, как миленькая, а другой нету. Сапог – здесь. И носок, гляжу, здесь. И подштанники на месте. А галоши нету.
А за трамваем, конечно, не побежишь.
Снял остальную галошу, завернул в газету и пошел так. «После работы, – думаю, – пущусь на розыски. Не пропадать же товару. Где-нибудь, да раскопаю».
После работы пошел искать. Первым делом – посоветовался с одним знакомым вагоновожатым.
Тот, прямо, вот как меня обнадежил.
– Скажи, – говорит, – спасибо, что в трамвае потерял. В другом общественном месте – не ручаюсь, а в трамвае потерять – святое дело. Такая у нас существует камера для потерянных вещей. Приходи и бери. Святое дело!
– Ну, – говорю, – спасибо. Прямо, гора с плеч. Главное, галоша почти что новенькая. Всего третий сезон ношу.
На другой день поехал в камеру.
– Нельзя ли, – говорю, – братцы, галошу получить обратно? В трамвае сняли.
– Можно, – говорят. – Какая галоша?
– Галоша, – говорю, – обыкновенно какая. Размер – двенадцатый номер.
– У нас, – говорят, – двенадцатого номера, может, двенадцать тысяч. Расскажи приметы.
– Приметы, – говорю, – обыкновенно какие: задник, конечно, обтрепан, внутри байки нету – сносилась байка.
– У нас, – говорят, – таких галош, может, больше тыщи. Нет ли специальных признаков?
– Специальные, – говорю, – признаки имеются. Носок, вроде бы, начисто оторван, еле держится. И каблука, – говорю, – почти что нету. Сносился каблук. А бока, – говорю, – еще ничего, пока что удержались.
– Посиди, – говорят, – тут. Сейчас посмотрим.
Вдруг выносят мою галошу.
То есть, ужасно обрадовался. Прямо умилился. «Вот, – думаю, – славно аппарат работает. И какие, – думаю, – идейные люди – сколько хлопот на себя приняли из-за одной галоши».
– Спасибо, – говорю, – друзья, по гроб жизни. Давайте поскорей ее сюда. Сейчас я надену.
– Нету, – говорят, – уважаемый товарищ, не можем дать. Мы, – говорят, – не знаем, может, это не вы потеряли.
– Да я же, – говорю, – потерял.
– Очень, – говорят, – вероятно, но дать не можем. Принеси удостоверение, что ты действительно потерял галошу. Пущай домоуправление заверит этот факт, и тогда без излишней волокиты выдадим.
– Братцы, – говорю, – святые товарищи, да в доме не знают про этот факт. Может, они не дадут такой бумаги.
– Дадут, – говорят, – это ихнее дело дать.
Поглядел я еще раз на галошу и вышел.
На другой день пошел к председателю.
– Давай, – говорю, – бумагу. Галоша гибнет.
– А верно, – говорит, – потерял? Или закручиваешь?
– Ей-богу, – говорю, – потерял.
– Пиши, – говорит, – заявление.
Написал заявление. На другой день форменное удостоверение получил.
Пошел с этим удостоверением в камеру. И без хлопот, без волокиты выдают мне галошу.
Только, когда надел галошу на ногу, почувствовал полное умиление. «Вот, – думаю, – аппарат работает! Да в какой-нибудь отсталой стране разве стали бы возиться с моей галошей столько времени? Да выкинули бы ее с трамвая – только и делов. А тут неделю не хлопотал, выдают обратно. Вот это аппарат!»
Одно досадно, за эту неделю во время хлопот первую галошу потерял. Все время носил ее под мышкой в пакете – и не помню, в каком месте ее оставил. Главное, что не в трамвае. Это гиблое дело, что не в трамвае. Ну, где ее искать?
Но, зато, другая галоша у меня. Я ее на комод поставил. Другой раз станет скучно – взглянешь на галошу – и как-то легко и безобидно на душе становится. «Вот, – думаю, – аппарат!»
© Михаил Зощенко
/Фонарщик Эрл/