Говорят, Вселенная циклична. Мир и время цикличны. История повторяется, микрокосмос повторяет макрокосмос. Галактики бесконечно повторяются. Повторяются атомы и созвездия. Космос сжимается и расширяется, Земля бесконечно вращается вокруг Солнца, а то – вокруг Млечного Пути. Говорят, что всё повторяется, и всё похоже. И всё состоит из одного и того же.
***
Я сижу с отрешенным видом у окна и пью чай. За окном идет дождь. За окном вечно дождь, и я тут уже много лет. У меня почти не осталось мыслей. Маленький, уставший, испуганный человечек заперт в этом помещении, у этого окна, и принужден до смерти смотреть на дождь. И только иногда в голове проносится непонятная цифра: 599.
А начиналось все более менее лучезарно. Я родился здоровым и очень красивым у красивых родителей. Родился некоторое время спустя войны. Талоны еще не отменили, но на будущее смотрели с оптимизмом, который подпитывался нашей недавней победой. Я родился в большой и красивой стране. Жили мы бедно, но дружно. Люди были отзывчивы, умели улыбаться. Это потом, к 70-м начали звереть и понимать, что вроде в войне победили мы, но почему-то у проигравших все значительно лучше. После войны, когда наши отцы и деды повидали Европу, почему-то казалось, что и к нам неизбежно придет эта свобода и цивилизация. Что невозможно в наше время сдерживать какой-то железный занавес. В три года меня повели делать прививку. Что-то в моем организме, какой-то редкий дефект на генном уровне или что еще, тогда наука была менее продвинутой. В общем, что-то пошло не так. После прививки мне стало очень плохо. Сначала дергалась рука. Потом стали приходить головокружения и периоды затуманивания. Я терял сознание. Врачи разводили руками. А через год я перестал соображать. Вот с того момента и все следующие 55 лет маленький осколочек меня забился в угол сознания, создал себе иллюзию комнаты, которую я успел повидать и запомнить на даче за все свои три года. С тех пор я сижу у этого окна, пью нескончаемый чай, слышу тихий шелест фортепиано, будто с улицы, смотрю на дождь и бормочу: 599. Иногда в окне мелькают размытые образы, которые видит мое бессознательное тело: сестра, племянники, мать, отец. Приходят гости, идем гулять. Тело принимает таблетки, а вот у него эпилептический припадок. Иногда я вижу то, что видит тело, но не могу ни ухватить эти изображения, ни контролировать тело. Иногда в меня врывается то инвалидное исковерканное сознание, которое управляет телом. То, что от меня осталось. Это адская боль и мука. Там, на поверхности, вечная головная боль. Там такое ощущение, что на голову давит 100 килограмм. Все образы расфокусированы и размыты. Все желания неявны, даже такие, как необходимость посетить туалет. Я не могу координироваться в пространстве. Врезаюсь в углы. Я не смотрю людям в глаза. Отвечаю на вопрос лишь с десятого раза, и то – ответ далёк от логики. Повторяю слова по несколько раз, бормочу постоянно что-то, как какое-то эхо услышанной по телевизору фразы. Осанки нет, тело скособочилось. Нормальный человек может лишь приблизительно это понять, если напьется до алкогольного отравления, близкого к летальному. И то, это будет лишь сотая часть всех скверных ощущений такого тела.
Я был красивым. Если бы не стал инвалидом, у меня могли появиться красивые дети. Болезнь и большое количество лекарств, необходимых для поддержания жизни, изуродовали тело. Но изначальная красота все равно проглядывала. Так думали окружающие, изредка сочувственно вздыхая.
Племянники лет до 10 издевались надо мной. Потом стали сопереживать и помогать мне и матери. Потом выросли и всех нас забыли. Тело их плохо помнит. А я сижу в своей комнате, смотрю на дождь и пью чай. 599.
Племянники и их друзья – это единственные дети, которые меня окружали. Они интересовались, не буду ли я жить меньше, чем здоровые люди. По идее, количество лекарств, припадков, медицинских показаний говорило за это. Но я жил долго. Некоторые родственники утверждали, что лучше бы я не рождался. Другие на это обижались. Иногда у моего тела и исковерканного сознания, представляющего его, случались долгоиграющие заскоки. Например, несколько лет тело тупо повторяло, что поедет жить в Африку. А потом тело пыталось цитировать Черномырдина. А потом запрещало срывать плоды на дачном огороде. На этой почве оно, тело, даже иногда стало нападать на маму, и меня помещали в сумасшедший дом на пару месяцев. В дурке меня пичкали седативными. Я и так не любил смотреть в глаза, а после двухмесячной профилактики и вовсе входил в вегетативное состояние.
Мама меня любила и жалела. Она могла меня куда-то сдать, отказаться. Но она не сделала этого и возилась со мной ежечасно всю жизнь. Она практически единственная всегда понимала, что я не могу осмыслять окружающее. Другие это тоже понимали вроде бы. Но постоянно раздражались тем глупостям, которые вытворял поломанный разум. Когда я не отвечаю на вопрос. Когда несу чушь, когда перебиваю, когда мешаю вам пройти. Даже кошка поймет, если на неё шикнуть. Я этого не понимал. Я сидел в спасительной комнатке и пил чай, глядя на дождь. 599.
О чем думал я в своей комнатке? О чем можно думать 55 лет, не получая никаких впечатлений? Можно сказать, что я медитировал. Страдал этот кусочек сознания лет 10, а разве можно больше? Сойти с ума тоже невозможно, учитывая, что это уже произошло. Газет и телевиденья и соседей нет. Иногда напротив меня материализовывались вымышленные собеседники. Какие-то тени из прошлого. Я с ними разговаривал. Потом вдруг оказывалось, что собеседник давно исчез, а я продолжаю говорить, посматривая в окно. Наиболее частая моя мысль и желание – это поскорей покончить с таким существованием. Всё что угодно, думал я, но не такое. Есть ли рай? Пусть рай. Пусть ад. Пусть даже кромешная темнота и ничто. Пусть завершение существования этой биомассы или этого сознания. Но всё лучше, чем моя комната. И чем те образы, в краткие моменты которые я вижу, когда случайно подключаюсь к зрению тела. Я могу кричать окружающим, но этот крик остаётся в моей комнате. Тело говорит совершенно другое. Какой вид открывается из его головы? Смутные объекты. Не все мы можем идентифицировать. Не все цвета различить. Если мы поворачиваем голову, то видим небольшой шлейф – передача информации происходит с задержкой. Я не умею сглатывать слюну, поэтому коплю её во рту. И долго коплю. Моя речь становится и вовсе неразборчивой, пока я, наконец, не сплюну. А, чтобы я сплюнул, мне необходимо напоминание. А люди? Они смотрят на меня со смесью любопытства, жалости, брезгливости, раздражения. Или вовсе стараются избегать зрительного контакта, но потом смотрят вслед украдкой, тайно. Как на циркового уродца. Представьте, что вы идёте по улице голым и не можете этого изменить. Вы видите, как на вас реагируют: показывают пальцем, смеются. А вы краснеете, пытаетесь прикрыться руками, но не можете. И идёте под шквалом насмешек, шепотков и взглядов. Вот это и есть слабая аналогия. Только я так иду очень долго, и никак не могу дойти, и, тем более, одеться. Если тело вдруг разнервничается, а поводов может быть сколько угодно, то скорей всего у нас случится эпилептический припадок. Хорошо, если оно падает на траву, и поблизости есть кто-то, кто не даст задохнуться от слюны. Вскроет челюсти ложкой. Но часто тело падает и на кафельный пол. Однажды меня родственники нашли в луже крови. Мама отлучилась и попросила последить за мной племянников. Те забеспокоились моим молчанием в ванной, ворвались. А там я – на полу, с разбитой головой в расплывающейся луже крови. Это тело часто потело. Мама возила с собой 3 комплекта сменной одежды, если нам приходилось куда-то ехать, и это занимало день. А ездить по врачам и обследованиям приходилось очень часто. А я смотрел на тучи из своего узилища и иногда повторял: 599.
Оно и мерзло и потело. И солнечные лучи были противопоказаны. Я носил странные старинные, неудобные вещи, потому что их выбирала мама, а мне было все равно. Я не мог самостоятельно побриться, и каждый день должен был трижды принимать гору таблеток, о которых я сам бы не помнил. Из-за таблеток моё тело и лицо было изуродовано сыпью, что не добавляло привлекательности в глазах окружающих. Дети на улице показывали на меня пальцем: «местный идиот». Дети поменьше не понимали, и думали, что «дядя пьяный». Взрослые быстрее отворачивались, чтобы не соприкасаться с ужасами этой жизни.
Удивительно, сколького достигла медицина в наши дни, но таким, как я, помочь не в состоянии. А эвтаназия запрещена, а если б и была разрешена, родственники вряд ли бы на неё пошли. Даже если не из собственных соображений морали, то из соображений негативной реакции общества. Обществу на меня в принципе плевать. Но если родственники подвергнут меня эвтаназии, которая станет легальна. Общество их будет порицать. Жизнь – это жизнь, – напыщенно скажет оно. Если бы у меня была такая возможность – нажать на кнопочку и выключить это кино, я бы нажал не задумываясь.
Что такое 599? Эта мысль долго меня не занимала. Это как… это как отголоски какого-то старого впечатления. Колышутся. Иногда на гребне волны поднимаются и цепляют свод. Но чаще где-то на дне. О чем еще я мог думать, сидя взаперти? У меня ведь почти не было входящей визуальной информации.
Утешительное спасение ко мне пришло в 58 лет. Стоял ноябрь. Мы ожидали автобус на остановке в московской глуши. Я имею в виду промзоны, где подальше от обывательских глаз запрятаны разные клиники для психически-больных людей. Нам предстояло с двумя пересадками добраться до метро, а потом проехать через весь город и так далее. Это не просто пересадки. Весь маршрут нас ожидали пробки, а маме это переносить уже непросто. Тело тупо смотрело на лужу и что-то бормотало про Мытищи. Почему Мытищи? Вероятно, где-то было произнесено это слово. Пьяный лихач не справился с управлением и вмял меня в остановку. Для мамы удар пришелся по касательной, ей относительно повезло – осталась жива. Я же нет. За окном, там, где шёл дождь, начало резко темнеть. Комната тоже провалилась во мрак. Я оживился. Это что-то новенькое. Потом всё окончательно померкло, и я потух.
***
Говорят, Вселенная циклична. Мир и время цикличны. История повторяется, микрокосмос повторяет макрокосмос. Галактики бесконечно повторяются. Повторяются атомы и созвездия. Космос сжимается и расширяется, Земля бесконечно вращается вокруг Солнца, а то – вокруг Млечного Пути. Говорят, что всё повторяется, и всё похоже. И всё состоит из одного и того же.
Говорят, что когда человек умирает, перед ним мелькает вся его жизнь. Удивительно, но это почти соответствует действительности. Только она не мелькает, а полностью проживается заново. Бесконечно повторяясь. Вот, в чем истинный смысл этого человеческого высказывания, этой интуитивной догадки. Наши сны, мелькающие образы и наше дежавю – это всё оттуда, из старой жизни, из прежнего цикла жизни по точно тому же сценарию в точно той же оболочке. Так просто есть и было. Так задумано или сложилось.
***
Я сижу с отрешенным видом у окна и пью чай. Снаружи идет дождь. За окном вечно дождь, и я тут уже много лет. У меня почти не осталось мыслей. Маленький, уставший, испуганный человечек заперт в этом помещении, у этого окна, и принужден до смерти смотреть на дождь. И только иногда в голове проносится непонятная цифра: 600.
599 (Прочитано 964 раз)
Похожие темы (5)
