Кот Матвей меня любит.
Девиз кота: «раз я тебя полюбил – терпи, детка». Все как у людей.
По утрам кот приходит и начинает делать мне непрямой массаж сердца. Сердце, по мнению Матвея, находится у меня в животе.
Я сразу оживаю. Попробуй не оживи, когда десять килограмм спасительного котика мнет твою печень.
– Твоюжмать! – выдыхаю я.
Котик смотрит укоризненно. «Скотина ты неблагодарная. Я тебя реанимировал, а ты».
И уходит спасать собаку. У собаки сердце в ухе, и если за него укусить, собака тоже очень смешно оживает.
После завтрака Матвей ложится на спину и придирчиво вылизывает себе пузо. Потом сохнет, призывно раскинув лапы в стороны, как наложница в гареме перед приходом султана.
Если, проходя мимо, ткнуть в него пальцем, кот разорется и устроит скандал. Он напоминает девицу, которая сперва сосредоточенно красит по одному ноготку, потом бегает, беспомощная, машет ладошками, вся такая трогательная, несуразная такая вся, потом случайно задевает свеженалаченным пальчиком экран айфона и орет: «Да чтоб ты сдох, Стив Джобс!»
Вообще он истеричка. Если в квартире появляется существо мужского пола, кот сразу понимает: будут бить. Допустим, вешать на столбах. Фаршировать куропатками. Или я, наконец, исполнила давно обещанное и пригласила таксидермиста. Короче, добра не жди.
И с протяжным лебединым криком кот лезет под диван.
Под диваном он застревает. Потому что, с одной стороны кот Матвей – это поэт-метафизик Владимир Эрль. В том смысле, что он тоже рыжая вертлявая дылда. С другой стороны, у него, как у бедной девочки из клипа про лабутены, в критический момент очень некстати отрастает ЖОПА. Ее никуда не всунешь. Она навлечет на него погибель, на то она и жопа. Все они так поступают.
Кот бьется под диваном, как раскормленная рыбка, застрявшая в сети. Смерть близко! Таксидермист дышит ему в затылок, точит вострый нож и готовит опилки. Куропатки подбираются вплотную, рассчитываются вполголоса на первый-второй, решают, кто сначала полезет, кто замыкает, кто захватит яблочко.
Тут появляюсь я. Секунд десять борюсь с разрывающими меня полярными желаниями: вытащить этого придурка за хвост наружу или дать ему пинка. Жалость к убогим побеждает, и я приподнимаю край дивана.
Стрела Робин Гуда дольше летит в цель, чем кот шмыгает до стены и затихает там. Сердце у него колотится. По лбу стекает пот. Но кот знает, что злой таксидермист не пролезет за ним, а значит, он спасен.
Через пару часов, когда все давно ушли, кот Матвей красивой походкой от бедра выходит в комнату. Подкручивает усы. Смотрит на меня с чувством превосходства. Что, мол, глупая женщина, все работаешь? А я вот прекрасно провел время!
– Иди сюда, кретин моей души, – говорю. – Будем делать семейный портрет.
– Не хватай меня за шейку! – орет кот. – Я же помылся!
Елена Михалкова
Ещё про рыжего Матвея)) (Прочитано 975 раз)