[attach=1]
На опушке старого, мрачного, обвитого в таинственно-жесткую вуаль леса, над которым носились темные облака зловещих испарений и будто слышался фатальный звук оков, в мистическом ужасе жила Стрёмная Йеточка.
Снулая Мать вошла, она поставила на стол кошелку. В кошелке было молоко, мука и яйца.
- Вот, - сказала Мать.
- Что, - спросила её Стрёмная Йеточка.
- Вот это, - сказала Мать, - отнесешь своей свекрухе.
- Ладно, - сказала Стрёмная Йеточка.
- И смотри в оба, пусть налепит чебуреков - сказала мать, - Где то бродит Синий Хряк.
- Да.
Мать смотрела, как её дочь, которую все называли Стрёмной Йеточкой, потому что она всегда ходила в стрёмной панамке с бантиком, вышла и глядя на свою уходящую дочь, Мать подумала, что очень опасно выпускать её одну ; и, кроме того, она подумала, что Синий Хряк снова стал злоупотреблять; и подумав это, она почувствовала, что начинается опухоль.
Синий Хряк её встретил. Он осмотрел её тем особенным взглядом, который опытный, Парижский развратник бросает на провинциальную кокетку, которая всё ещё старается выдать себя за невинную. Но он верит в её невинность не более её самой и будто видит уже, как она раздевается, как её юбки падают одна за другой и она остаётся только в рубахе, под которой очерчиваются сладостные формы её тела.
Стрёмная Йеточка задрожала. Она была одна. Она была одна, как иголка в пустыне, как песчинка среди звезд, как гладиатор среди ядовитых змей, как сомнабула в печке... как обычно.
Но она была достойной дочерью своей расы; в её жилах текла сильная кровь неугомонных покорителей Арарата. Поэтому, и не моргнув глазом, она бросилась на Хряка, нанесла ему сокрушительный удар и сразу же подкрепила его одним классическим апперкотом. Хряк в страхе побежал. Она смотрела ему вслед, улыбаясь своей очаровательной женской улыбкой.
- Эх, и что же я наделал? - бормотал Хряк. - Одним словом обделался.
Хряк достиг домика бабайки и постучал в дверь. Эта дверь была сделана в середине 17 века неизвестным мастером. Он вырезал её из модного в то время канадского дуба, придал ей классическую форму и повесил её на железные петли, которые в своё время, может быть, и были хороши, но ужасно сейчас скрипели. На двери не было никаких орнаментов и узоров, только в правом нижнем углу виднелась одна царапина, о которой говорили, что её сделал собственной шпорой Ибрагим де задэ - фаворит Дульсинеи Тобосской и двоюродный брат по материнской линии бабушкиного дедушки Стрёмной Йеточки. В остальном же дверь была oбыкновенной, и поэтому не следует останавливаться на ней более подробно.
Хряк. Извините, Вы не знаете моего погоняла, но...
Бабайка. О, не имеет значения. В современном обществе добрым погонялом пользуется тот, кто его не имеет. Чем могу служить?
Хряк. Видите ли... Очень сожалею, но я пришел, чтобы Вас съесть.
Бабайка. Как это мило. Вы очень остроумный джентльмен.
Хряк. Но я говорю серьёзно.
Бабайка. И это придаёт особый блеск Вашему остроумию.
Хряк. Я рад, что Вы не относитесь серьёзно к факту, который я только что Вам сообщил.
Бабайка. Нынче относиться серьёзно к серьёзным вещам - это проявление дурного вкуса.
Хряк. А к чему мы должны относиться серьёзно?
Бабайка. Разумеется к глупостям. Но Вы невыносимы.
Хряк. Когда же Хряк бывает несносным?
Бабайка. Когда надоедает вопросами.
Хряк. А женщина?
Бабайка. Когда никто не может поставить её на место.
Хряк. Вы очень строги к себе.
Бабайка. Рассчитываю на Вашу скромность.
Хряк. Можете верить. Я не скажу никому ни слова (съедает её).
Бабайка. (из брюха Хряка). Жалко, что Вы поспешили. Я только что собиралась рассказать Вам одну поучительную историю.
Иди ко мне, - сказал Хряк.
Стрёмная Йеточка налила две рюмки коньяку и села к нему на кровать. Они вдыхали знакомый аромат коньяка.
В этом коньяке была тоска и усталость - тоска и усталость гаснущих сумерек. Коньяк был самой жизнью.
- Конечно, - сказала она. - Нам не на что надеяться. У меня нет будущего.
Хряк молчал. Он был с ней согласен.
[attach=2]
Тема: Стрёмная Йеточка и Синий Хряк (Прочитано 1381 раз)
