Девушка на картине

[серебро]

21

Дело было осенью 2007 года. Я тогда только переехал из деревни в город: мне по наследству досталась очень неплохая трехкомнатная квартира. Все в ней мне очень нравилось, кроме одного места в моей спальне — напротив кровати стена была абсолютно голая. Меня это жутко раздражало, и я решил после работы заехать в ближайший магазин мебели и купить зеркало.

На следующий день я поехал выбирать зеркало и случайно заметил у магазина сбоку что-то вроде частного рынка, где люди продавали разные вещи: кто книги, кто какие-то детали. Я заметил человека, который стоял рядом с картиной. Эта картина мне очень понравилась — на ней была изображена красивая девушка в полный рост. Рама картины была очень похожа на ту, что я однажды видел в музее. Насколько я помню, той картине было не меньше 100 лет, а значит, и этой примерно столько же, подумал я. Конечно, я решил, что денег на эту картину мне не хватит: антиквариат, огромное полотно, рама ручной работы... Но картина буквально очаровала меня, и я все-таки спросил, сколько она стоит. Я был удивлен тем, что владелец оценил его всего в пять тысяч рублей. Тогда я подумал, что он просто не разбирается в искусстве, а позже, конечно, понял причину столь низкой цены.

Я приехал домой, повесил картину напротив кровати, просидел весь вечер за телевизором и лег спать. Посреди ночи проснулся из-за странных звуков: мне показалось, что в моей комнате кто-то говорит. Пролежав в полусонном состоянии пару минут, я заметил какое-то шевеление в темноте напротив кровати. Мне стало страшно. Подскочив к окну, я рывком отодвинул шторы, и лунный свет осветил комнату. Обернувшись, я увидел нечто ужасное: девушка, изображённая на картине, ухмылялась самой жуткой ухмылкой из тех, что я когда-либо видел на человеческом лице. Она больше не выглядела красивой: вместо белоснежной кожи была полусгнившая плоть, на пальцах были сломаны и оторваны ногти. Я стоял в оцепенении несколько секунд, потом всё-таки пришел в себя и выбежал из комнаты.

Успокоиться я смог, только когда рассвело. Дождавшись, пока солнце не осветило мою комнату, я решил вернуться туда. Изображение на картине снова превратилось в белокурую девушку. Оценив ситуацию, я пришёл к выводу, что если я выброшу картину, ее может кто-то подобрать и забрать себе. Поэтому я решил ее сжечь. Вынес картину на задний двор, стараясь не касаться изображения, полил бензином и поджег. Дальше я стоял и смотрел, как она горит, пока от неё не осталась лишь зола.

Четыре года спустя, уже почти забыв об этом случае, я смотрел по телевизору какие-то очередные криминальные новости по НТВ. Репортёр рассказывал о загадочной насильственной смерти от удушения мужчины в своей квартире. Все окна и замки были закрыты изнутри, следов ограбления или взлома не было — видимо, телевизионщикам это обстоятельство показалось интригующим, раз об этом случае рассказали в передаче. Когда показали сюжет из квартиры, меня затрясло: возле кровати убитого на стене висела та картина, которую я сжег — а может, её точная копия, — и на ней была изображена та же белокурая девушка...

[серебро]

У меня есть друг детства — назовём его Стасом. Он учился на художника/дизайнера. Речь пойдёт о картине, купленной его родителями ещё до его рождения. Дружим мы со Стасом уже 15 лет, я часто бывал у него в гостях, и эта картина, сколько себя помню, всегда была старой и потрескавшейся. Размеры её где-то 120x80 см. Я особо не обращал на неё внимания: какая-то поляна, на ней бегают девочки — в общем, ничего интересного.

Года два назад было принято решение обновить интерьер, и картину решили выкинуть. Но Стас как поклонник искусства решил дать картине второй шанс и понёс её на факультет к своему преподавателю с просьбой, чтобы тот её отреставрировал. Через пару дней преподаватель позвонил и сказал, что реставрация практически невозможна: краска отколупывалась пластами. Зато он обнаружил кое-что интересное. Стас зашёл к нему после занятий, и преподаватель показал, что под краской имеется второй слой. Он снял верхний слой с одного угла — там виднелся серый фон. Стас дал добро на продолжение. Где-то через неделю работа была завершена.

Мы со Стасом и ещё одним другом поехали за картиной. На втором слое были изображены мужчина и женщина, сидящие в комнате с занавешенными окнами на стульях лицами к рисующему. Мужчина был в военной форме, очень бледный. На лбу у него было непонятное пятно, похожее на пулевое отверстие. Сидел он совершенно безвольно, что подтверждало нашу догадку. Лица женщины не было видно — преподаватель перестарался с растворителем и протёр второй слой в этом месте. Теперь к, собственно, необъяснимому: на полу между стульями лежал мобильный телефон с подсветкой. Сначала я подумал, что вся картинка нарисована преподавателем поверх первой или он просто снял всю краску и нарисовал это на очищенном холсте. Но он снимал часть первого слоя при Стасе — там была видна тёмная комната и один из стульев. Потом я подумал, что он просто дорисовал мобильник. Но Стас объяснил, что это технически невозможно сделать за неделю, к тому же телефон является единственным источником света на картине.

Мы где-то час рассматривали картину. Краска лежала однородно, всё изображение было выполнено в одной цветовой гамме — непохоже было, что что-то было дорисовано. Надо было сразу же забрать картину с собой, но мы допустили ошибку, в тот раз оставив её у преподавателя. Тот показал картину декану, и он попросил, чтобы она осталась на факультете на какое-то время: заинтересовался ей сам и хотел показать каким-то людям. Наивный Стас согласился.

Сессию Стасу сдать не дали — он еле успел перевестись в другой ВУЗ. Декан приводил каких-то молчаливых людей в мастерскую, смотрел с ними картину, а через неделю её забрали с собой эти же люди «с разрешения декана». Преподаватель сейчас лежит с метастазами, совсем плохой, от него уже ничего не узнаешь. Стас свято верит в паранормальные корни этой картины, а у меня ощущение, что это может быть как-то логически объяснено, но придумать ничего более-менее похожего на правду не могу.

[серебро]

В прошлом году было. Осенью. Сидел на работе, когда внезапно вырубили электричество. Все начали бродить по офису. Я тоже стал ходить туда-сюда и заметил на соседнем столе тетрадный листок с рисунком, напоминающим детские каляки-маляки. Парень, который работал за этим столом, сегодня не пришёл. До отключения света листа на столе не было, я бы точно заметил. Рисунок изображал схематичного повешенного человека. Я взял листок и от нечего делать даже дорисовал детали. Получилось жутковато. Тут дали свет, и работа вновь закипела.

А через два дня нам сказали, что тот парень, который не пришёл на работу, повесился у себя дома. Нас ещё милиционеры опрашивали, мол, как он вел себя последние дни. Я был в шоке, не знал, что и думать. Никому так и не рассказал

[серебро]

 меня муж в командировку уехал, недалеко, на сутки всего лишь. Сегодня в четыре утра должен прибыть. А я одна не люблю дома сидеть. Целый день с мамой по магазинам прогуляла, домой пришла часам к 8 вечера уставшая очень, решила поспать немного, а затем что-нибудь приготовить.

Около полуночи проснулась от топота в подъезде, как будто изрядно подвыпившая женщина на каблуках с железными набойками поднимается по пролетам, прилагая огромные усилия для этого. Напомнило «Ералаш», где памятник по подъезду на лошади за пареньком ходил.

Лежу, жду, когда эта «дама» доберется до хаты своей, а она возьми и встань на моем пролете, как мне показалось — прямо возле двери (у нас маленькая студия, кровать напротив входной двери стоит). А в подъездах датчики движения есть, и когда кто-либо на этаж идет, свет на этаже зажигается и это по дверному глазку заметно.

Я вижу, что свет не зажегся, и тихо вроде, как будто и не было ничего. Только хотела дальше глаза прикрыть, телефон зазвонил. Дедушка мой в полночь решил поинтересоваться, как у меня дела, говорит:

— Я к вам в гости зайти хотел, не поздно ли?

Я ему отвечаю, что, мол, конечно, жду с нетерпением. А до самой начинает доходить: какие гости?

Дед в областном центре в больнице уже вторую неделю лежит, домой не собирался, с мамой говорили только сегодня на эту тему. Должны были его в другую больницу переводить. То есть никак он ко мне в гости зайти не смог бы сегодня, маразмом не страдает. Спрашиваю у него:

— Ты когда приехал-то?

А он мне:

— Так вот сегодня недавно совсем.

Туплю в трубку, никакие из тех фактов, что мне известны у меня не сходятся, голос его мне каким-то странным начал казаться.

Еще немного поболтали, он пожелал мне спокойной ночи и отключился, а ко мне сон уже не идет. Решила покурить сходить. Встала, тихонько взяла сигареты с зажигалкой и пошла к ванне, а вход в ванну как раз близенько к входной двери располагается. Когда глаза к темноте попривыкли, увидела кота своего в позе «не подходи, а то хуже будет», обращенного к двери в подъезд. Тоже встала. Он на дверь смотрит, я на него. Слышно только, как часы тикают, и еще какой-то звук примешивается.

Как мне показалось, очень много времени прошло, прежде чем я поняла, что за дверью реально кто-то стоит и дышит шумно так, как будто с легкими проблема. Пялюсь в полном недоумении на дверь, начинает приходить страх. Делаю шаг назад, и в этот момент что-то с силой бухнуло по двери, кот щеманулся под койку, у меня ноги вспотели.

Буквально через мгновение из-за двери вопрос приятным женским голосом:

— Девушка, а вы верите в Бога?

Думаю, ну все, отжила ты, девка, свое.

А у меня над дверью две иконы висят, что-то из защиты от людей с негативными мыслями в мой адрес, точно не знаю: на работу торгаши приносили, рекламировали хорошо так, я и купила. Глаза на них поднимаю и спрашиваю, почему-то громко очень:

— Это чё еще за херня, не в курсе, защитники мои?

А из-за двери смех такой гаденький, хи-хи-хи, и тут же:

— Ну, я к тебе через балкон тогда зайду, — и опять топот тот же, только вроде как вниз направляется, на улицу, а свет в подъезде так и не зажигается.

Меня аж затошнило, стою и думаю, что же делать? Ничего в голову не идет. Очнулась, когда кот к балкону пополз, будто охотится на кого-то. Подскочила к двери, одну икону сорвала вместе с гвоздиком и к балкону понеслась скачками. Положила ее на пол прямо возле двери, потом к окну кухонному побежала, а толку? Икон-то нет больше.

Вспомнила, что материться надо в такой ситуации. Стою, матом ночь крою, как сапожник, а ничего не происходит. Никто ко мне не ломится, вопросов дурацких не задает, на улице возле дома напротив молодежь сидит, толпой общается, только не слышно звуков никаких с улицы, у нас пятикамерные стеклопакеты.

Наблюдаю за котом. Он успокоился, подошел об ноги потерся, мурлыкнул что-то и к миске своей направился. Я так решила, что раз уж кот успокоился, то и мне надо бы. А с места сдвинуться не могу. Простояла минут десять без движения, тело мозгу не подчинялось.

Потом сходила все-таки покурить, окно открыла а там паника какая-то: молодежь орет что-то невразумительное, собаки воют, коты дворовые орут, будто режут их, сигналки на всех машинах, запаркованных во дворе, одна за другой срабатывают.

Я на кота своего покосилась и окно захлопнула.

Не мои это больше проблемы.

[серебро]

Произошло это в 2010 году. Был вечер, и мы с моим другом поехали по дороге на море. Там мы остановились, в машине громко играла какая-то музыка. Телефоны находились на заднем сидении. Мы вышли из машины и пошли смотреть на закат. Вдруг музыка прекратилась, и я услышала звонок своего телефона. Конечно же, я пошла к машине и взяла телефон. Вызов шел от моего друга, который находился рядом со мной. Телефона в руках у него не было. Звонок шел около минуты, потом я все же взяла трубку. В телефоне было слышно чье-то тяжелое дыхание, затем связь оборвалась и пошли какие-то короткие гудки. Я бросила телефон в сумку, и мы уехали с того места подальше.

Самое странное то, что в телефоне моего друга не отображались звонки с него. Что тогда произошло — неизвестно. Возможно, это какой-то «глюк» телефона или что-то сверхъестественное — я точно не знаю.

[серебро]

В школе у нас с другом была традиция по пятницам собираться у меня и писать музыку. В ту пятницу, о которой идёт речь, у меня была лишняя сотня рублей, поэтому я решил себе устроить пирушку — купил пачку «Принглз». Тут звонит друг, спрашивает, можно ли идти ко мне уже. Я говорю: «Нет, подожди полчасика и выходи, мне дома убраться нужно». А сам за эти полчаса уминаю пачку в одно лицо — пожадничал. Сижу довольный, улики убрал, жду друга. Звонит домашний телефон (мобильного ни у кого из нас тогда отродясь не было). Беру трубку, и... Как бы обьяснить — вот бывают же в фильмах ужасов все эти голоса ведьм: кряхтяще-шипящие, с карканьем?.. Такой же голос из трубки говорит:

— ЖАДИ-И-ИНА-А-А!!!

И идут короткие гудки...

Даже сейчас, когда пишу это, как вспомнил, сердце забилось чаще. Ненавижу это вспоминать. С тех пор я стараюсь не жадничать, хотя это запросто могло быть и совпадение. А голос тот помню до сих пор.

[серебро]

Этот случай произошел несколько лет назад. Мне тогда было четырнадцать, я жил вместе с родителями на съемной квартире в спальном районе одного жаркого южного города. Квартира представляла собой старенькую однушку на самом верху панельного дома, набитую советской мебелью, фотографиями, принадлежащими старенькой владелице квартиры и всяким мещанским хламом, который предназначался для создания домашнего уюта, но эффективно выполнял только функцию пылесборника.

* * *

Хлам был тщательно исследован мною, после чего я окончательно уверился в его бесполезности. Интерес вызывала только музыкальная шкатулка — расписанная, с кукольной парой внутри. Вероятно, пара должна была кружиться в танце под звук мелодии, если бы только механизм работал.

Мои исследования прервал чей-то смачный укус за сухожилие. Я возмущенно завопил, и уже из коридора раздался звук шурующих по линолеуму когтей, за которым последовал глухой удар в кухонную дверь. Берия не вписался в поворот и с размаху долбанулся своей вредной башкой в дверь. Берия — это подрастающий террорист кошачьего племени, которого подобрал мой мягкосердечный отец, а терпеть теперь приходится всем.

Родители все не возвращались. День был особенно душным и жарким, небо начало затягивать тяжелыми свинцовыми тучами, полыхнула первая молния. Поразмыслив, я выключил телевизор, чтобы тот ненароком не сгорел, покопался на полке, вытащил книгу и отправился на диван, где растревоженный Берия предпринял попытку обглодать мою руку. Нет, никакого злого умысла — просто скверный характер и режущиеся зубы.

Дождь хлестал уже в полную силу, когда в комнате комод с хламом противно задребезжал и раздалась старинная хрипловатая мелодия.

Потемневшая комната со строгими сервантами, кружевными салфеточками и жужжащим комодом озарялась вспышками молний, одномоментно став враждебной и страшной. Улыбающийся портрет девочки на стене неуловимо изменился, стал улыбаться как-то угрожающе и торжественно.

Стоя у приоткрытой двери балкона, держа в руках Берию и ежась от холодных брызг дождя, я думал о том, что девочка с фотографии уже наверняка давно умерла. Было страшно. И холодно. Портрет продолжал молчаливо взирать на меня со стены, распяливая губы в злую змеиную усмешку, старинная музыкальная шкатулка скрипела и тянула свою извечную мелодию…

Внезапно, что-то мне показалось странным во всем этом потустороннем представлении. Я присмотрелся. Сказал пару слов, за которых обязательно получил бы по шее от матери, если бы она слышала. Подошел к комоду, чтобы убедиться. Конечно!

Десять минут меня держал в напряжении новый мобильник отца со странным рингтоном, установленным по умолчанию. Было стыдно и досадно. Здоровый лоб десять минут дрожал, как цуцик, вжимая в грудь теплого и не страшного кота, пока звонил телефон.

* * *

Когда вернулись родители, я рассказал им о произошедшем, мы вместе посмеялись над моей впечатлительностью. Я даже полез в телефон, чтобы и они услышали хрипловатую мелодию, стилизованную под старину.

И не нашел в памяти мобильника того рингтона. По умолчанию в телефонах устанавливают совершенно другие мелодии.

[серебро]

Своей сотрудницей, назовем ее Леной, я поражался и, пожалуй, даже подсмеивался над ней. В общем-то она была обычной женщиной, молодой, успешной, красивой, но был у нее один пунктик: не могла пройти мимо рекламы. Стоило упасть на телефон какой-нибудь дурной рассылке об очередной акции со снижением цен на любую хрень, как она тут же подрывалась и мчалась эту хрень покупать. Иногда тратила на это обеденный перерыв, иногда отпрашивалась с работы пораньше. В результате все ее вещи были куплены на вот таких распродажах. В огромных количествах. Пять пар сапог (тут даже другие дамы из нашего тестового отдела крутили пальцем у виска, зачем столько, если и ходит-то она только с работы и на работу), тонна свитеров, юбок, сумочек, прочих дамских примочек… Нет, про стиль ничего не скажу, подбирала Лена себе всю эту дребедень со вкусом. Просто была какой-то рекламозависимой. Апофеозом стала покупка машины, которую она и водить-то не умела. Выгребла все сбережения, взяла кредит, купила и поставила на стоянку, даже за руль ни разу не села.

Возможно, я так и считал бы ее слегка чокнутой, если бы не один случай. Работали мы тогда над сложным проектом, кажется, по заказу какой-то шведской фирмы, бегали все в мыле, торчали за мониторами до полуночи, все выходные проводили в офисе. Само собой, кофе лилось рекой, и в курилку выскакивали подумать все чаще. Вот и у меня произошел затык: смотрю на эти долбаные коды и не понимаю, как ликвидировать баг. Посидел так минут десять, плюнул и пошел в курилку. После нее-то решения сами приходят.

Лена была там. Сидела в углу на корточках и плакала. Какой черт дернул меня спросить у нее, что случилось? Лена подняла заплаканные глаза и вдруг начала говорить. Ее словно прорвало. Болтала не замолкая, скуривая сигарету за сигаретой. Чем дольше я слушал, тем больше хотелось вызвать скорую и отправить ее ко всяким Наполеонам и контактерам с зелеными чертями. Но почему-то я как завороженный продолжал слушать этот бред и временами кивать.

Первая рекламная СМСка Лене упала на телефон где-то года четыре назад. Что-то в ней было про спа-салон и омоложение кожи, скидки на пятьдесят процентов и всего неделя акции. Лена спам проигнорировала, как и положено. Стерла сообщение и спокойно занялась своими делами, а потом легла спать. А утром, взглянув на себя в зеркало, чуть не упала в обморок. За одну ночь лицо ее покрыли морщины, кожа состарилась так, словно вместо молодой женщины из зеркала смотрела восьмидесятилетняя старуха. Лена запаниковала, бросилась к врачам, но те только руками разводили. А через несколько дней телефон опять запиликал, оповещая об СМС. Разумеется, открыла сообщение она не сразу, а когда открыла, испугалась еще больше. В рекламном тексте значился все тот же недавний спа-салон, а ниже стояла приписка: «Осталось всего два дня!».

Почему Лена решила, что это послание адресовано конкретно ей, она и сама объяснить не могла. Но собралась и поехала в чертов разрекламированный салон. И знаете, что? Всего один, пусть и недешевый, сеанс — и кожа вернулась в норму, Лена выглядела даже лучше, чем прежде. Вошла в салон старухой, вышла красоткой. Девчонки-косметологи аж рты пораскрывали.

Следующая СМС пришла через пару месяцев, когда Лена уже успокоилась и успела подзабыть произошедшее. Она приглашала на распродажу обуви. И опять неведомая, рассылающая рекламу сущность требование свое посетить магазин подкрепила делом. Пропустив всего один день, Лена обнаружила, что ноги ее стремительно покрываются сеточкой варикозных вен. Сходила на распродажу, купила туфли — все прошло.

Больше Лена СМСки не стирала и не игнорировала. Тем более, приходили они не так чтобы очень часто, ну, раз в месяц-два. Терпимо. Но свое расследование провела. Короткого номера, с которого они все отправлялись, не существовало в природе. Хороший друг, который работал в компании сотовой связи, развел руками: не проходили через компанию такие рассылки. И вообще, на телефон Лены за эти месяцы через оператора СМС не проходило. Лена попыталась сменить симку, телефон, симку вместе с телефоном… Без результата. Реклама находила ее все равно, даже когда она регистрировала новый номер на выдуманное имя и паспортные данные.

Постепенно аппетиты рекламы росли. СМС стали падать на телефон чаще, наказания за опоздание становились жестче и настигали всё раньше, Лена вынуждена была слушаться рассылки в первый же день. Реклама не делала скидки даже на самочувствие. Однажды СМС пришла, когда Лена лежала с высокой температурой, и когда она пропустила всего один день, не пошла в таком состоянии покупать какую-то краску для волос, чуть не облысела. Да и вещи ей рекомендовалось приобретать все более дорогие. Место походов на премьеры в кинотеатры, кофточек, посещений разных салонов красоты и сапог китайского производства заняли европейские бренды, дорогая косметика, мебель, техника… Вот недавно была машина. А теперь…

Лена затушила сигарету и в отчаянии протянула мне телефон. На экране высвечивался рекламный текст, как обычно, переданный с короткого запоминающегося номера. Текст вполне обычный для СМС рассылок, предлагающий в течение всего двух последних дней месяца приобрести квартиру в новом элитном районе по льготным ипотечным условиям, адрес банка, оформляющего ипотеку, и конторы, реализующей квартиры, прилагался. Ну, какие льготные условия у этой ипотеки, мы все знаем, как и какие «специальные цены» у элитного жилья.

— Не могу я больше, — Лена закурила еще одну, кажется, десятую по счету сигарету. — Не потяну я эту квартиру! А что оно со мной сделает, даже боюсь представить. Меня уже не осталось, понимаешь? Ношу не свое, мебель не моя, все диктует эта долбаная реклама. Хорошо еще, что сигареты и алкоголь у нас рекламировать запрещено, а она у меня законопослушная. Забавно, да? Хоть курю и пью от души, а не по указке.

Я не знал, что сказать, посочувствовал и поскорее слинял. До самого вечера Лену я больше не видел, да и два дня после того разговора тоже. А потом вдруг пришла новость, что она повесилась у себя дома. Залезла на купленный на распродаже табурет, привязала веревку к багетке и повесилась. Так и провисела почти сутки запутавшись в шторах, также купленных на распродаже.

Все это можно было бы счесть психозом переработавшей и окончательно свихнувшейся на рекламе девицы, но знаете, вчера мне на телефон пришла СМС. С того же самого номера, с которого и Лене про ипотеку и квартиру — почему-то я его запомнил тогда. И это при том, что нигде мой номер засвечен не был, ни в сети, ни в магазинах, и за три года пользования им реклама обходила меня стороной.

В СМС значилось: «В магазине БРАВО распродажа! Только на этой неделе скидка на всю мужскую обувь пятьдесят процентов!».

[серебро]

Нынешнее продвинутое поколение, небось, никогда не сталкивалось с объектом под кодовым наименованием «советская телефонная будка». Напоминаю: в канувшем в прошлое СССР таковая имела вид железной остекленной коробки, в которой на стене висел тяжелый телефонный аппарат. Сбоку или сверху на рычаге лежала трубка. Сверху торчал монетоприемник. Обычный звонок стоил две копейки, междугородний — пятнадцать. Звонок в скорую и милицию был бесплатным. В сущности, нынешние таксофоны весьма похожи на своих древних предшественниц, только вместо монеток в них суют кредитные и телефонные карточки. Сооружение не отличалось элегантной кондовостью английских телефонных будок, единственная стенка в нем обычно была изрисована похабенью и символами любых спортивных команд, а стекла разбиты.

Скромные будочки втыкались около оживленных магазинов и перекрестков, рядом с кинотеатрами и школами. В девяностые годы их поголовно снесли, даже следа не осталось, лишь смутные воспоминания.

Вот почему меня так удивила затаившаяся в сиреневых кустах будочка во дворах на Петроградской. Я галопировал по делам, эдакая офисная креветка с портфельчиком и папочкой наперевес, а будка стояла себе, никого не трогала. Прежде вроде ее тут не было, и я затормозил, подивившись уличному раритету. Позабыли о ней, что ли? А что, местечко укромное. Никого, кроме тихих алкашей, вон и бутылки в кустах поблескивают. Натыкаешься порой в Питере на такие места, где время словно остановилось. Не поймешь, какой год и век на дворе. Заросшие лебедой брошенные стадионы, закрытые на вечный капитальный ремонт школы или бывшие киношки. Старые облезлые афиши на стенах, ржавые указатели, ностальгия во весь рост.

Чертова ностальгия и толкнула меня в спину.

Дверь проржавела и ни в какую не желала открываться. Пришлось отложить портфель и применить грубую силу. Под адский скрежет и взлетевшее облако ржавой пыли мне удалось отодвинуть дверь на расстояние, достаточное, чтобы боком протиснуться внутрь.

Ощущения — как внутри стеклянной клетки для хомяков. Пахнет слежавшейся пылью, нагретым асфальтом и бензином. Аппарат сохранился в целостности, трубка и провод тоже на месте. Круглый цифровой диск с прорезями и металлическим стопором. Не снимая трубки, я невесть зачем повертел диск, отозвавшийся полузабытым жужжащим звуком. Представил зрелище со стороны: приличного вида тип забрался в старую телефонную будку и торчит там, как полный идиот. Поностальгировал, и будет.

Видимо, сработал условный рефлекс городского жителя. Раз есть телефон, по нему непременно надо позвонить. Ну, или хотя бы снять трубку. Я и снял, поднес к уху. Естественно, тишина. Бытовало во времена моего босоногого детства такое причудливое развлечение, называлось «эфир». Из уст в уста передавались условные «пустые» номера, не принадлежащие никому. Набираешь номер, слышишь сперва долгие гудки «занято», а потом — тишину, разрываемую треском статических помех. Кричишь в пустоту «але, але!». Если повезет, откликнется кто-нибудь, тоже набравший этот номер и бесцельно бултыхающийся в пространстве межтелефонной связи. С незнакомцем или незнакомкой из эфира можно было поболтать, обменяться номерами и договориться о встрече. Конечно же, ходили пугалки о том, как кто-то вышел на связь с недавно умершими или людьми из будущих времен, поговорил с блокадниками или девушками-телефонистками дореволюционных лет.

В эбонитовой выпуклой пластине с дырочками обитал давно вымерший, опустевший эфир. К будке даже проводов не вело, их срезали или украли в годы, когда нищеброды повально собирали цветной металлолом. Я слушал тишину, машинально бренча мелочью в кармане — и ничуть не удивившись тому, что на ладони оказались две копейки. Нынешние, никелево-блестящие, с Георгием, что держит в руке копие и тычет змия в жопие, а не прежние, с серпом и молотом. Я опустил их в щель монетоприемника. Копейки звякнули, упав в давно опустевший накопитель. Мой палец закрутил диск, набирая номер, который я сам давным-давно позабыл — а рука помнила.

Номер Жеки, моего лучшего школьного дружка. Веселого, смешливого Джека, с которым мы с первого учебного года сидели за одной партой. С которым менялись книжками, а долгими зимними вечерами с увлечением двух копающихся в шерсти обезьян мастерили макет огромного парусника. Жека был отличным пацаном и наверняка вырос бы толковым парнем… если бы классе в третьем или четвертом, под самое начало летних каникул, родители не увезли его на дачу. Он пошел с соседскими пацанами на рыбалку, им нужно было пересечь оживленное шоссе… и там Жеку сбила вылетевшая невесть откуда многоколесная фура. Сразу и наповал. Кровь на асфальте, орущие дети, разлетевшиеся в сторону удочки и ведра. Пятнадцать лет назад. Или двадцать. Меня перевели в другую школу, и все забылось. Было — и прошло.

Последний щелчок вернувшегося на место диска. Космическая тишина. Глупо цепляться за детские воспоминания.

Я уже собирался повесить трубку, как внутри нее смачно хрустнуло. Эфир наполнился шорохами, потрескиванием и шелестами, сквозь которые прорвался отчетливый детский голос:

— Алло? Алло, я слушаю! Алло, вам кого, папу?..

Я онемел. В буквальном смысле. Солнечный яркий день за давно немытыми стеклами будки сгинул. Я завис в непроглядной черноте, заточенный внутри железной будочки, стиснув телефонную трубку, откуда нетерпеливо спрашивали:

— Алло? Алло, мам, это ты?.. Да все в порядке у меня, слышишь? Рюкзак собрал, жду тебя, приезжай скорее!..

— Жека, — беззвучно выговорил я. Мрак снаружи сгущался, будка раскачивалась, летя и крутясь вокруг собственной оси. Я падал в водоворот темноты, я был мечущимся без толку сигналом, который некому принять. — Жека!

Меня услышали. Там, с той стороны, с изнанки мира, меня услышали. И узнали:

— Леш? Леш, ты? А чего голос такой, как из бочки? Я сперва подумал — взрослый дядька какой-то, не туда попал или папаше звонят… Леш, слышь, я уезжаю — на даче торчать до самого конца лета. Хочешь, приходи проводить, мы в шесть выходим — и на Финбан…

— Жека! — я обрел голос. — Жека, никуда не езди! Не езди, слышишь! Скажи маме, пузо пучит! Скажи, что не хочешь на дачу, что сдохнешь там от тоски! Не езди туда!

— Да все уже решено, — уныло отозвались из трубки. — В лагерь путевок не было, меня тетке решили подкинуть, чтоб в городе не торчал. Маму не переспоришь…. Маму не переспоришь… — его голос начал дребезжать и уплывать, — судьбу не перешибешь, Леха… Даже если очень хочется… ты береги себя, ты… — голосок Жеки перекрыл нарастающий вой и надрывный скрип намертво схваченных тормозами шин.

Я различил шлепающий звук удара, трубка зашлась многоголосым истошным воплем и я бросил ее. Отшвырнутая трубка ударилась о стену и закачалась на проводе, продолжая рыдать и голосить. Что-то скрежетало и ломалось, я бился плечом в заклинившую дверь, она не открывалась, а бестелесные голоса истошно визжали. Из трубки закапало чем-то вязким и тяжелым. За стеклами плыла и колыхалась тьма, в будке запахло тухлятиной, я задыхался, отчетливо понимая: еще мгновение взаперти, и я точно сойду с ума. Двинусь крышей. Зашуршу шифером.

Проклятая дверь наконец подалась.

Я вывалился в обычный и привычный мир. Грохнулся на колени, разодрав брюки и кашляя так, будто собирался вывернуть желудок наизнанку. Меня заливисто облаяла пробегавшая мимо собачонка и подозрительно оглядела ее хозяйка. Кажется, я полз на четвереньках, скуля, пока с размаху не вломился головой в стену дома.

Не помню, сколько я там сидел. Наконец собрался с силами и встал, с трудом отыскал брошенный портфель. Никакой телефонной будки в кустах, но в траве я разглядел остатки кирпичного квадрата-фундамента. Что-то там когда-то стояло, может, и вправду телефон, а может, трансформатор или будка дворника. Мне было хреново, так хреново, как никогда в жизни. Трясущимися руками я полез за мобильником — вызвать такси, отменить встречи на сегодня. Ткнул в кнопку вызова, поднес трубу к уху, услышал гудки… и метнул мобилу в кусты.

Я не мог говорить по ней. Боялся снова услышать космическое молчание и пробивающийся сквозь него голос давно умершего мальчишки, а потом — скрип шин тормозящего грузовика. Боялся упасть во тьму электронных импульсов, мечущихся в эфире, и потеряться там. Потеряться навсегда, стать еще одним призрачным голосом.

Я боялся, я так боялся…

Я и сейчас боюсь. Не могу заставить себя прикоснуться к гладкому боку мобильника, не могу взять трубку. Что, если Жека снова заговорит со мной из темной пустоты?

Что, если это окажется вовсе не Жека? Сколько их там, одиноких, не успевших сказать последнее слово, ответить на самый важный в жизни звонок, позабытых и утраченных?

А от этих проклятых мобильников никуда не деться, они повсюду…

[серебро]

Я устроился на новую работу, и пришлось искать квартиру поближе к ней, чтобы не тратить целый час на дорогу. Нашел быстро подходящую квартиру, договорился и переехал. Квартира была хорошая, и жил бы я в ней до сих пор, если бы не один случай.

Дело в том, что у меня два телефона — один для личных звонков, другой для деловых. И вот как-то раз, сидя на работе, где-то к обеду я обнаружил, что со мной нет моего второго телефона. Подумал, что выронил по дороге, и стал звонить в надежде на чудо. Набираю номер — и мгновенно кто-то поднимает трубку. Я говорю: «Алло? Меня слышно?». А в ответ ничего, только кто-то дышит в динамик. Я опять спросил: «Алло, вы слышите меня?». И тут в ответ кто-то хриплым голосом сказал: «Слышу». И тут же бросил трубку. После этого, сколько бы я ни звонил, трубку уже не брали. Я, конечно, расстроился — видимо, решили оставить себе, прощай, телефон.

Заработался я в тот день дольше обычного и приехал домой попозже. Приехал, поужинал, стал телевизор смотреть — и вдруг увидел, что телефон лежит на тумбочке в комнате. Я опешил, взял его в руку и увидел 16 пропущенных звонков и один принятый, длившийся 22 секунды — ровно столько же, сколько мой дневной звонок. Вот тут-то я и решил переехать снова.

[серебро]

С позволения своего друга ниже рассказываю его печальную и даже трагическую историю.

У Артура тяжелая судьба: его родители погибли один за другим с разницей в год. Отец умер первый — его сбила машина, причем так, что опознали только по части татуировки: было страшнейшее месиво. Пьяный водитель на скорости 120 км/ч врезался в сельскую остановку. Никого, кроме отца Артура, на этой остановке не было — ноябрь месяц, все дачники уже давно в городе. И что он сам там забыл, никому понятно не было. Мать Артура сказала, что ему кто-то позвонил, и он в срочном порядке выехал на дачу. Интересно, что в распечатке звонков последний вызов поступил на отцовский телефон в 16:37, а по словам матери звонок, из-за которого отец уехал на дачу, был около семи вечера. О чем была речь в этом телефонном разговоре, мать не знала, но утверждала, что состояние супруга было крайне возбужденным.

Через год погибла мать, через два дня после годовщины отцовской смерти. На этот раз Артур был дома и стал свидетелем странного звонка, заставившего его мать сорваться с места и уехать в парк на другом конце города, где она и была зверски убита. Двадцать три ножевых ранения... Ситуация повторялась. Следствие установило, что никакого звонка не было: последний вызов был в 14:43 от самого Артура. Естественно, полиция начала отрабатывать версию, что Артур и является убийцей. Совершенно не жалея его и видя, в каком состоянии он находится, они его каждый день вызывали на допросы и давили на него, заставляя признаться. Показывали фотографии с места убийства — фотографии его матери, полуголой и растерзанной. И вот Артур, каждый день вставал и шел в отделение, зная, что его ждет. Не прийти он не мог, так как именно этого и ждали наши доблестные сотрудники Фемиды — тогда бы они смогли его «закрыть».

К слову, на тот момент Артуру было только 18 лет. Каждый день кто-то из нас оставался с ним на ночь. Заставляли его ходить на пары, оплачивали его квартиру, готовили... Мы очень боялись оставить его одного, хотя потом он нам говорил, что не решился бы на суицид, что мы зря в этом плане так волновались. Ну а что мы могли подумать? Он молчал почти всегда, ни с кем не делился своими переживаниями. Вдобавок ко всему он остался совсем один, без кровных родственников. Никто из нас, его друзей, не знал такого одиночества. У нас у всех были большие дружные семьи.

В общем, осталась у Артура только тетка — сестра матери, алкашка еще та. Ей было наплевать на сестру и племянника, а нужна была ей квартира, никоим образом с ней не связанная. Квартира эта досталась отцу Артура от родителей, но тетка кричала и причитала, что доля ее там каким-то образом имеется, хотя после смерти отца квартира была записана на Артура (это, кстати, следствие почему-то в расчет не брало — мотивом-то они считали именно жилплощадь). Мы, наверное, месяца с два держали оборону, не пуская ее в квартиру.

С полицией помогла разобраться соседка, которая, узнав, что они творят, позвонила своему родственнику — начальнику того самого отделения, после чего сотрудники полиции даже принесли свои извинения. Больше Артур как подозреваемый в отделении не появлялся.

Убийцу матери так и не нашли, но примерно через полгода был суд над человеком, сбившим его отца. Он остался жив после того случая и даже не был покалечен. В итоге его признали виновным и посадили надолго. Именно после этого суда Артур попросил нас приехать к нему.

Он еле нас дождался и был сильно возбужден. Попросил нас скорее собраться на кухне, где он все нам и рассказал. Про звонки на телефоны отца и матери (о них мы тогда не знали) и, самое главное, о том, что такой же звонок, которого не обнаружилось в распечатке, поступил и на телефон убийцы его отца.

Вот как все было: подсудимый выпивал с другом в кабаке, причем машина его стояла во дворе его дома, а кабак находился вообще в центре. До дома подсудимого был час езды на машине. По словам друга подсудимого, свидетеля защиты, они никуда ехать не собирались, ждали друзей, так как это был чей-то день рождения. Потом, около семи вечера, раздался звонок на телефон подсудимого. После разговора он резко вскочил и, ничего не объясняя, уехал. Куда и зачем, он не пояснил. Сам подсудимый ничего не помнил о звонке, да и вообще, он пришёл в себя только уже на месте аварии. Выпили они тогда только по две кружки пива, обильно закусывая. Вот так вот...

Кстати, соседка — та, что помогла с полицией — подтвердила слова Артура. Она присутствовала на суде, да и вообще сейчас она ему вроде опекуна. Приходит, заботится.

Что это за странные звонки, никто не знает. Но недавно прошел год со смерти мамы Артура, и после этого на его мобильный стали поступать звонки с одного и того же номера — несуществующего, естественно. Звонили раз в день, ближе к вечеру. Артур на звонки не отвечал. Более того, он три раза менял номер, а звонки не прекращались. Покупал сим-карты не на свое имя — результат был тот же. Ну и как всегда, в распечатках ничего не было. В итоге Артур больше не пользуется телефоном — ни домашним, ни сотовым.

Мы перерыли весь Интернет в надежде найти похожие случаи, но все в итоге оказывается выдумкой. Что это такое — никто не знает...

[Венера888]

Это надо читать на трезвую голову,спасибо Серебруш.

[gala68]

Спасибо,Серебрушка, махом прочитала!!!

[Татьяна]

блин, в школу пора, не успела всё прочесть(((

[Алисачудес]

Серебруша  обожаю страшные истории!
ссылка