Придорожные кресты

[Котюня]

15

Придорожные кресты
Автор: Камалия Готти
АВТОР ИДЕИ:Сытник Сергей Александрович, г. Балаклея, Харьковская область

Вот он век технологий! Люди перестали верить в чудеса и необыкновенные вещи. Их больше не пугает молния. В ветре они не видят божества. Морская стихия перестала рождать легенды. В наших сердцах поселился дух неверия и питает нас как дождевая вода корни деревьев. Вот только стремясь напоить нас в избытке, вместе с живительной влагой она приносит нам губительные яды, которые отравляют наши разум и душу уверенностью в собственной божественности. Мещеряков Артемий Савельевич был заядлым скептиком. Работая врачом в столичной больнице, он отвык от чудес, и верил, что миром правит наука. Его скептически настроенный разум огрубел от знаний как кожа на солнце от пота и соли, и теперь каменной стеной отбивал от себя что-либо чудесное и невероятное. Он всему искал объяснение в науке и всегда находил, что подкрепляло его уверенность в собственной правоте.

Артемий Савельевич перебрался в столицу двадцать лет назад из деревни, расположенной в далёкой глубинке среди густых и непроходимых лесов, откуда она получила своё название Чащино. Деревья здесь разрослись как буйные великаны. Их ветви плотно сплетались между собой, образуя ловушку для любого чужака, который впервые окажется в этих малоизведанных местах. Это был дикий край с его небывалой красотой и загадочностью. Летом, когда зеленая листва щедро украшала верхушки деревьев, в лесу царила тень и прохлада. Солнечные лучи не могли пробраться сквозь размашистые зелёные ветви. Они скользили от верхушек вниз, но где-то в середине огромного купола из листьев путались и терялись, как бабочки, слепо угодившие в паутину, специально расставленную для них хитрым хищником. Ночью эти места выглядели мрачно. Дневная тень и прохлада сменялись кромешной тьмой. Влажная земля становилась сырой и холодной, а над ней простирался белый туман. Он полз по земле, поднимался чуть выше, но не слишком высоко, как будто белая, почти прозрачная накидка расстилалась над земляным настилом по всей лесной чаще. От этого зрелища все внутри замирало в ужасе и благоговейном страхе. Если бы не тропинки, годами выбитые ногами и прорубленные местными жителями, которые они знали как свои пять пальцев, эти леса считались бы гиблыми, а деревня давно исчезла бы с лица земли.

Артемий Савельевич проработал в Чащино четыре года. Его забросило сюда сразу после учёбы по нелепой случайности и молодецкой глупости, а именно приехал он сюда за своей любимой. Светской барышне вдруг заблагорассудилось отдохнуть от городской суеты на природе среди взращенных на её просторах местных жителей. Дама оказалась капризной и взбалмошной. Деревенская жизнь ей вскоре наскучила своей обыденностью. Она, быстро собрав свои городские наряды, совершенно непригодные для жизни в деревне, укатила обратно восвояси к такой желанной для неё цивилизации. А Артемий, однажды увидев местную учительницу Наденьку, влюбился как мальчишка. Его ненаглядная, так же как и он, была не из местных. Она приехала сюда год назад по распределению из педагогического института. Он долго добивался её внимания и благосклонности, а когда она поддалась на его ухаживания, немедленно предложил ей руку и сердце, боясь, что его возлюбленная передумает. На его Наденьку с интересом поглядывали местные неженатые ребята, и Артемий боялся, что она ответит кому-нибудь из них взаимностью. Он старался как можно чаще попадаться ей на глаза. Стоило ему услышать от деревенских, что его милой что-нибудь нужно, он спешил ей на помощь. Ей выделили комнату в доме при школе, и время от времени ей нужны были мужские руки, чтобы починить что-нибудь из старой школьной мебели, повесить картину, выровнять полочки для книг, или подлатать стены. Кроме Артемия другие молодые парни не прочь были предложить молодой учительнице свою помощь, но он ревностно не уступал эту работу никому другому, стараясь первым оказаться ей полезным. Он не пропускал ни одного приглашения на местные сходки молодежи, если знал, что там будет его Наденька. А она не могла не заметить, как его взгляд неустанно следит за ней, как он краснеет и меняется в лице, когда кто-то из ребят проявляет к ней знаки внимания. Сначала его рвение её забавляло и смешило, но вскоре она почувствовала, что её тоже тянет к нему. Наденька испугалась этих чувств, и постаралась меньше видеться с Артемием, но вскоре поняла, что жить без него не может. Стрелы Амура уже прочно вонзились в её сердце. Он нравился ей всё больше и больше, и она сдалась. Начались ухаживания, цветы, подарки и ночные посиделки. Через три месяца Артемий сделал Наденьке предложение руки и сердца, и  молодая семья начала строить свою совместную жизнь в этих удивительных краях, вдали от городской суеты, пыли, асфальта.
В деревне доктора уважали. Он был молод, но хваток. Даже старики признавали его авторитет и относились с почтением. Хотя оклад у Артемия был небольшой, местные жители баловали его домашними консервами, мясными солениями, собранными грибами, пирожками, ягодами и другими дарами, которые щедро преподносила им природа и которые они добывали своим трудом. У каждого во дворе был свой сад и огород. Каждый держал хозяйство – куры, гуси, свиньи. Продовольствия хватало с избытком. Стол доктора всегда был полон и сытен. Но и он отвечал местным жителям благодарностью. Больницы в деревне не было. В случае тяжелых заболеваний или необходимости в операции, доктор госпитализировал больного в город. Он звонил в местную больницу и за ними присылали скорую. Какая бы погода не стояла на дворе, день то был или ночь, если кто-либо из местных жителей хворал, доктор немедленно мчался к нему. Вскоре помимо работы у него появились другие обязанности. У четы родились детишки. Сначала первенец Саша, а еще через год – Митя. Жизнь шла своим чередом в гармонии и согласии. Артемий познакомился с доктором из соседней деревни Старожиловки – Григорием Афанасьевичем Колесовым, с которым мог беседовать на близкие им обоим темы медицины и делиться опытом.

Со временем Артемий так полюбил эти далёкие края и своих деревенских пациентов, что когда настало время уезжать, ему было грустно до глубины души. Профессор, у которого он проходил медицинскую практику, был назначен главврачом больницы в столице, и он подбирал команду талантливых специалистов из числа своих бывших учеников. Вспомнив об Артемии, который ещё в студенческие годы зарекомендовал себя как многообещающий молодой врач, обладавший хорошей памятью, смелый, уверенный в себе, интересующийся наукой, профессор незамедлительно отправил ему приглашение работать под его руководством. Перед Артемием открывались удивительные перспективы. Ему необходима была медицинская практика, а в небольшой деревне не было тех возможностей, которые он мог получить в городе, работая в команде учителя. Предложение оказалось очень заманчивым, и после недолгий раздумий, он не смог устоять. Ему страсть как хотелось заниматься настоящей медициной, а не только выслушивать жалобы о насморке и радикулите. Супруга Надя, которая после рождения детей, стала беспокоиться об их будущем, очень благосклонно, даже с радостью отнеслась к его желанию уехать в город. Ей тоже было жаль бросать деревенскую школу и полюбившуюся ей местную детвору, но ей хотелось, чтобы её собственные дети, имели больше возможностей, чем провести своё детство и молодость в деревенской глуши. На семейном совете они решили, что другой такой возможности может и не представиться. Профессор не станет уговаривать Артемия. В конце концов, он всего лишь начинающий врач с хорошими перспективами, и на его место найдётся много желающих.

 На следующий день, Артемий позвонил профессору и сообщил, что согласен. Оставалась самая малость – дождаться нового врача и передать ему дела. Через неделю ему прислали замену. Совсем еще зелёный, едва выпустившийся из медицинской академии новый врач, с радостью принял свои обязанности. С грустью, но не без спокойствия за своих бывших пациентов, Артемий с Надей и детишками отбыли в столицу. Обустроившись на новом месте, они снова ощутили вкус и блага цивилизации, от которых сильно поотвыкли за четыре года деревенской жизни. Артемий поступил на работу в местную больницу. Надя оставила преподавание и занялась воспитанием сыновей. Время стирало из памяти прежние времена в далёкой деревенской глубинке, о которой напоминали редкие звонки старого коллеги из соседних окраин Григория Афанасьевича Колесова. Старый доктор несколько раз приезжал погостить у них в городе и познакомиться с достижениями современной медицины. В эти редкие визиты Артемий Савельевич брал его с собой в городскую больницу и рассказывал обо всех новшествах. Пожилой врач удивлялся, переспрашивал, допытывался и вообще был в восторге от всего, что так любезно демонстрировал ему молодой коллега. Артемий пару-тройку раз порывался нанести ему ответный визит в Старожиловку, но каждый раз ему что-то мешало – то срочный вызов, то неотложная операция, то непогода. В итоге Артемий забросил эти попытки. Чем старше он становился, тем меньше становилась его привязанность к деревенской глуши. Повзрослел. Пополнел. Стал солиднее. Все чаще хотелось после работы отдохнуть дома перед телевизором, а не тащится в далёкую глушь. Даже на машине дорога отнимала три дня в одну сторону, а если учесть, что на обратную дорогу уйдёт столько же, доктор кривился от одной мысли о поездке как от горькой пилюли.

Год за годом дети доктора выросли и уехали из отчего дома. Старший сын пожелал продолжить дело отца, поэтому поступил в медицинский университет и стал изучать хирургию, а младшему пришлось по сердцу врачевание души, поэтому он углубился в изучение психологии. Доктор по-прежнему работал в городской больнице, но не простым врачом, а заведующим отделением. Последний раз Колесов был у него в гостях три года назад. Иногда он позванивал, но что-то в последнее время звонки стали реже, а в этом году, он совсем ни разу не связывался с ним. Артемий не мог объяснить, почему сам не набрал его номер. Как то в привычку вошло, что Колесов всегда звонил первым.
В тот вечер ничего не предвещало Артемию Савельевичу хлопот и он, уставший, возвращался домой после тяжёлого трудового дня. Едва он ступил на порог дома, как раздался телефонный звонок. На другом конце провода, голос сообщил, что его старый друг Григорий Афанасьевич Колесов находится при смерти и очень хочет повидать его. Он просил его выехать к ним в Старожиловку как можно скорее, потому что Григорий Афанасьевич может отойти в мир иной в любой момент. Недолго думая, Артемий Савельевич в тот же вечер собрался, сел в машину и отправился в дорогу. Ему предстояло три дня пути, а время, по словам незнакомца в телефонной трубке, сильно поджимало. 

Август подходил к концу. В деревне Чащино и соседней Старожиловке начался сезон дождей. Чем дальше в глубинку заезжал Артемий, тем хуже становилась дорога. Размытая дождями, она покрылась ямами и впадинами, и машина постоянно загребала брюхом по земле. Кое-как Артемию удалось добраться до деревни Чащино, с которой двадцать лет назад начиналась его работа врачом. Отсюда было рукой подать до соседней Старожиловки, в которой сейчас умирал его друг. В этот вечер гроза пустилась с особым рвением. Казалось, она хочет растерзать все живое вокруг и стереть деревню и местных жителей с лица земли. От раскатистых ударов грома дрожали окна. Яркие вспышки молнии разрезали воздух и наводили ужас на местных жителей. Ветер разгулялся среди домов и верхушек деревьев. Старые и слабые ветви ломались как спички под его напором. Дождь бил по крышам так сердито, как будто пытался пробраться внутрь и залить там всё своим гневом. Артемий Савельевич жал на газ. Где-то на середине пути между Чащино и Старожиловкой, когда Артемий Савельевич проезжал мимо старого кладбища, сердце ёкнуло. Даже ему закоренелому скептику стало неспокойно на душе. Нахлынули воспоминания о том случае, который он пережил на этой самой дороге в этом самом месте ровно двадцать лет назад. Воспоминания предстали в голове так живо, словно не было этих двадцати лет, как будто он снова был молодым доктором, а не солидным зрелым, уже почти стареющим мужчиной. Под раскатистые удары грома, завывание ветра и барабанный шум дождя по крыше автомобиля, Артемий Савельевич мысленно перенесся в прошлое двадцатилетней давности.
Когда он был молод и, только-только приехав в Чащино, приступил к своим врачебным обязанностям, тот самый Колесов Григорий Афанасьевич, к которому сейчас ехал Артемий, пригласил его в гости для знакомства. Тогда Колесову было сорок девять лет. Он был почти вдвое старше Артемия и работал в Старожиловке с самого первого дня своего назначения. Будучи молодым и жадным до новых знаний, Артемий страшно обрадовался приглашению более зрелого коллеги. Ему хотелось иметь в этих краях человека, с которым можно поговорить о науке, а иногда попросить совет о том, какое лечение назначить больному. Люди в деревне хоть и были добрые, но их больше интересовали жизненные темы – когда пахать огород, когда сажать картошку, каких кур лучше разводить, где выпасать коров и как получить большой удой.
В тот сентябрьский вечер в самом начале месяца двадцать лет назад тоже разыгралась гроза, но молодой Артемий уже преодолел большую часть пути на новой, предоставленной ему в служебное пользование машине, поэтому решил, что благоразумнее добраться до коллеги и переночевать у него, чем возвращаться назад в такую непогоду. Оказавшись в этих местах впервые и не зная пути, он вскоре сбился с дороги. Дождь лил как из ведра. Местные жители говорили, что грозы  здесь быстро проходят, но если уж попал в такую бурю, то держись. Просто так она тебя не отпустит. Дворники усиленно махали из стороны в сторону, но в такой ливень от них не было никакого проку. Лобовое стекло заливало потоками воды. Как Артемий не ухищрялся рассмотреть хоть что-нибудь впереди, он не видел ничего. От постоянного напряжения глаза стали слезиться. Теперь не только дождь мешал видеть, но и неприятная резь и жжение в глазах. Машина всё чаще буксовала, отбрасывая комья грязи в сторону, и он окончательно убедился, что заехал в какие-то дебри. Как бы ему не хотелось, пришлось остановиться и выйти. Ехать дальше, не зная пути, было бессмысленно.

Едва молодой доктор опустил ноги на землю, как они по щиколотку провалились под воду. Носки мгновенно промокли, а туфли наполнились водой и жидкой грязью. Стало неприятно и сыро. Артемий чертыхнулся. Сердито захлопнув переднюю дверцу, он оказался в самом пекле дождевой бури. Все-таки не зря он вышел из машины и промок до нитки. Оглядываясь по сторонам, слева от себя он смог рассмотреть какие-то постройки. Справа от него был густой лес. Пристальнее вглядевшись в эти здания, он растерялся. Слишком маленькие, слишком тонкие, слишком низкие. Это были вовсе не здания… В нескольких метрах от него, сквозь пелену дождя проступало не что иное, как кресты и могилы. Ряд крестов стоял обособленно, выстроившись в один ряд. Они одиноко возвышались вдоль обочины. Артемий сразу смекнул, что к чему. Его бабка была из деревенских. Она рассказывала, что на обочине испокон веков хоронили самоубийц. Так было принято, что те, кто не выполнил свою миссию на земле и наложил на себя руки,  был обречен целую вечность скитаться у своих могил.  Им не место среди тех, кто обрел покой, отдав свой долг на земле сполна. А ещё, когда Артемий спрашивал у неё, почему люди должны непременно умирать, она рассказывала о том, что кладбище это место, которое всегда должно пополняться новыми умершими, чтобы сохранить равновесие. Если равновесие будет нарушено, и люди перестанут умирать, то другие не смогут родиться, потому что их место на земле будет занято теми, кого Смерть не забрала в предначертанный час. Истории бабки были интересными и захватывающими. В детстве Артемий очень любил их слушать. Будучи ребёнком, он верил в них всем сердцем и замирал от страха и предвкушения, когда бабка затягивала очередной рассказ: «А знаешь, внучок, в нашей деревне люди сказывали…».  Это сейчас он стал скептиком. Наука сделала своё дело, и бабкины истории он вспоминал с улыбкой и добротой как память о родном человеке, но верил в другое. А во что же он верил? В силу науки и в безграничные возможности человека.

Несмотря на всю его храбрость и неверие, близость кладбищу в столь поздний час и разыгравшаяся стихия заставили его почувствовать себя неуютно. Что уж греха таить, он испугался не на шутку. Когда Артемий увидел, как над землей в чаще леса, и над кладбищем поднимается белый туман и двигается в его сторону, он оцепенел. Ужас пробирался под кожу, волосы встали дыбом. Артемий не мог сдвинуться с места, так сильно поразило его увиденное. Как обычно бывает в минуты страха, воображение начинает работать живее, доводя испуганного до ужаса человека до ещё большего исступления. Туман над могилами придавал им самые зловещие очертания, от которых кровь стыла в жилах. То ему казалось, что кто-то лежит прямо на могиле, то кто-то выбирается из неё, то, что чья-то рука выныривала из тумана и манила его к себе, то лица – мужские и женские, взрослые и детские смотрели на него со всех сторон. Они выглядели злыми, недовольными и сердитыми, как будто он нарушил их покой. Кресты на обочине заволокло туманом до середины. И тут началось нечто необъяснимое. Они задвигались, стали гнуться и подниматься, пока Артемию не показалось, что вместо крестов стоят мертвецы-самоубийцы – повешенники и утопленники. Завывание ветра довершало мрачную картину. Артемию слышались крики, стоны, плач, детский смех и взрослый хохот. Молодой доктор впервые в жизни подумал о том, что хочет потерять сознание, которое было не в силах принять увиденное. Но сознание не собиралось его покидать, словно издеваясь над ним за излишнюю самоуверенность и скептицизм.

[Котюня]

Еще больший ужас пронзил его, когда одна из туманных фигур приобрела отчетливые очертания. Она отделилась от могил и, пройдя вдали от заклякшего на месте Артемия, направилась в чащу леса на другой стороне дороги. Оцепенение сменилось дрожью. Его колотило как в лихорадке. Он уставился на движущуюся фигуру с выпученными от ужаса глазами и затаил дыхание, боясь, что она заметит его. Чем больше Артемий взглядом провожал её, тем сильнее билось сердце, но уже не от страха, а от радости. Без сомнения, это был живой человек. По её походке и внешнему виду, молодой доктор определил, что это женщина, хотя издалека не удавалось разглядеть её лицо. Когда она пробиралась сквозь густые ветви, движения её были грациозные и ловкие, как у дикой кошки. Женщина очень спешила. Если бы не ветви, преграждающие путь, она бы бежала без оглядки. Сквозь завывание ветра, слышно было её рыдания. Увидев живого человека, Артемий так обрадовался, что мгновенно забыл о том, как только что предательски мечтал упасть в обморок. К нему снова вернулась способность трезво мыслить и двигаться.
Стараясь не спугнуть её своим неожиданным появлением, он негромко окликнул её. Молодой доктор надеялся, что это кто-то из местных жителей задержался в лесу за сбором грибов, которые в начале сентября в этих лесах росли на каждом шагу, и так же как и он, оказался в грозовой ловушке. Дождь и раскаты грома заглушили его крик, поэтому женщина, не заметив его, продолжала стремительно удаляться вглубь леса. Артемий пустился за ней вдогонку. Теперь он готов был отдать последние силы, чтобы догнать её, лишь бы снова не остаться в этом страшном месте одному. Он как гончая вылавливал каждое её движение, ощущал нутром каждый шорох, быстро и уверенно следовал за ней по пятам.

Дождь становился реже, облегчив ему видимость. Он уже выплеснул свой гнев на землю, и теперь спокойно уносился прочь из этих мест. Женщина выбежала к реке. Издалека Артемий увидел, как на зеркальной поверхности отражались черно-серые облака, тускло освещая темную водную поверхность и берег. Струи дождя разбивались об нее как об стекло, разлетаясь мелкими каплями в разные стороны. Женщина скинула верхнюю одежду и в одном нижнем белье вбежала в воду, уходя вперед, к середине, пока её голова не исчезла под поверхностью. Молодой доктор сразу сообразил, что к чему. Он замахал руками, закричал, и побежал к берегу ещё быстрее. Минута-две-три… Женщина так и не вынырнула. Оказавшись на берегу, Артемий в одежде бросился в воду к тому месту, где исчезла голова незнакомки, и стал водить руками под поверхностью. Сквозь пальцы проходила вода, водоросли, но ничего твердого в руки не попадало. Молодой доктор нырнул. Он снова и снова погружался в тёмную воду, появлялся на её поверхности, чтобы глотнуть свежего воздуха и снова нырял, чтобы найти несчастную, которая пришла к реке в грозовой вечер, чтобы утопиться. Наконец, в мутной воде, его глаза выхватили что-то белое. Он подхватил женщину обеими руками и потянул на поверхность. Вытащив бездыханное тело на берег, доктор принялся делать искусственное дыхание. Слишком долго женщина пробыла под водой, слишком долго, но Артемий не готов был принять свое бессилие. Он не мог смириться с тем, что сейчас на его руках погибнет человек. До этого доктор никого не терял. Туман над землей подбирался к ним из чащи леса. Он заволок собой весь берег, плотным кольцом окружив Артемия и женщину. Над телом утопленницы стало сгущаться белое облако, как будто это душа отделилась от тела и уходила прочь от него в новую обитель. Рывки доктора стали быстрее.
- Раз, два, три…, - он нажимал на грудь, пытаясь заставить сердце биться.  Артемий впервые почувствовал, что сейчас он не просто борется за жизнь человека, а пытается противостоять невидимому для него врагу – Смерти. Он не мог ей уступить. Он не готов был начать отчёт не спасенным жизням. От бессилия и отчаяния доктор несколько раз с силой ударил по грудной клетке женщины, понимая, что проигрывает эту схватку с безгранично сильным и беспощадным врагом. Молодой доктор уступал ему во всём, но не мог остановиться. Это означало бы, что он слаб. Что его работа ничего не решает без воли небес. Что он никто. Артемий готов был принять что угодно, но не это. Это было выше его сил смириться с тем, что это не он спасает жизни, а сила свыше позволяет ему стать орудием спасения, если срок отведенный человеку на земле ещё не наступил.   

От его ударов женщина вдруг закашлялась, выплёвывая мутную воду. Молодой доктор начал растирать её озябшие руки и ноги. Она лежала на холодном берегу замерзшая, бледная, в одном нижнем белье. Это была не юная девушка, а молодая женщина. Артемию показалось, что ей не больше тридцати. Ресницы задрожали, и пронзительные светло-карие глаза уставились на него с удивлением. Сначала они рассматривали незнакомца, а затем заполнились слезами и бледные губы едва слышно прошептали:
 - Зачем?...
Артемий подхватил озябшую и обессиленную женщину на руки и донес до машины. Прижавшись к нему, она дрожала от беззвучных слез, а он от холода. Вода в начале сентября оказалась ледяной. Усадив женщину в машину, он порылся в багажнике и нашел плед. По наставлению Нади он всегда возил его с собой после того, как однажды зимой попал в снеговой замет и пока ждал помощи от местных, продрог так, что умудрился подхватить ангину. Он подцепил плед негнущимися пальцами и накинул на плечи женщины. Артемий включил обогреватель в машине, и небольшой салон быстро наполнился теплом. Окоченевшие пальцы оттаяли и крепко сжали руль.

Женщина перестала плакать. Она, молча и хмуро, смотрела в одну точку на приборной панели. Чтобы расшевелить её и не дать погрузиться в свои мысли, Артемий спросил, не из Старожиловки ли она и как добраться до деревни. Сначала женщина промолчала, взглянув на него отрешенным взглядом. Артемий несколько раз повторил вопрос и, наконец, достучался до неё. Подняв руку, она указала пальцем на черную точку впереди, и снова угрюмо и безучастно уставилась на приборную панель. Оказывается, они находились совсем близко от Старожиловки. Если ехать вдоль кладбища, то они вскоре выедут прямо к деревне. Теперь, когда рядом с ним была попутчица, кладбище и лес, затянутые белым туманом, выглядели загадочно, но не зловеще. Страх прошел, и воображение перестало рисовать ужасные картины восстающих из могил мертвецов. Артемию стало стыдно за то, что он так испугался. Хорошо, что его никто не видел, а то бы подняли на смех. Молодой доктор нажал на газ, и машина понеслась вперед. Хотя дорога была сильно размыта, здесь не было глубоких ям. Гроза закончилась. Небо затянуло серыми тучами, сквозь которые просвечивало бледное сияние луны. Оставшийся отрезок пути они преодолели быстро. Дорога петляла, уходила то влево, то вправо, но Артемий зорко следил за уходящей вперед темной узкой полоской. Вскоре показались дома и кое-где свет в окнах. Многие жители из-за грозы не спали. Женщина сидела все также безмолвно, только в глазах снова заблестели слезы. Он спросил, не знает ли она, где живёт местный врач Григорий Афанасьевич Колесов и, содрогаясь от немых рыданий, она указала на дом впереди.

Отпускать её после случившегося было опасно. Вдруг захочет закончить начатое, поэтому, когда коллега встретил их во дворе, он повёл женщину с собой. Пропустив её  в дом, Артемий задержался на пороге с Колесовым и быстро в нескольких словах рассказал ему о случившемся. Его пожилой коллега, похоже, ничуть не удивился.
- Сын у неё неделю назад умер. И шести не было. Один он у неё был. Ни мужа, ни родителей. Сделал все, что мог, - развёл руками доктор, - но пневмония проклятая… - коллега махнул рукой и отвернулся. Голос дрогнул и предательски сорвался, выдавая сильное волнение доктора. Ему было тяжело от того, что не смог спасти ребёнка.
Женщину мы с моим коллегой выходили. Её тайну в деревне сберегли, иначе бы на неё клеймом легло тавро самоубийцы. Время шло. Ей повстречался хороший мужчина. У них появились дети. Она так и не забыла своего первенца. Местные жители часто видели, как она уходила в лес в сторону кладбища. Там сидела на его могиле часами и плакала, иногда волком выла, когда никто не видит и не слышит. На этой земле её держали только двое малышей, которых она привела в этот мир. Крохи нуждались в её заботе, тянулись к ней своими маленькими ручонками, а она находила в них отраду, вспоминая своего умершего сыночка. Ради них и жила, а то бы снова бросилась в омут, чтобы быть со своей кровинкой.

Вспомнив ту странную историю, Артемий грустно вздохнул. Двадцать лет всё-таки прошло, но тот случай запечатлелся в памяти навсегда. Нужно будет зайти к ней в гости. Узнать как у неё дела, как дети. Взрослые совсем уже. Сын – жених, и дочка – на выданье. А ведь могло не быть этих детей, если бы он тогда не вырвал эту молодицу из рук смерти. Чувство гордости охватило Артемия Савельевича, небывалое чувство гордости.

Впервые за двадцать лет он снова вернулся в эти места и ехал по этой самой дороге к своему умирающему другу Колесову. Мысль о старом коллеге заставила его вынырнуть из воспоминаний двадцатилетней давности и с горечью осознать, зачем он здесь. Григорий Афанасьевич ждал его. И что это он надумал умирать. Конечно, давненько с ним виделись, но ведь бодряком держался. Эх, все мы смертны. Чем мы заслужили такое надругательство над нашими телами – болеем, стареем, умираем, а нам так мало нужно – видеть бы солнце на рассвете, радоваться прохладной речной воде, ощущать дуновение ветра на своем лице, прикасаться к любимым людям. Мысли о смерти, вернули его к  действительности. «Только бы успеть к другу», - подумал он. На душе становилось тревожно. Артемий чувствовал, как время просачивается сквозь пальцы, а он хочет ухватить его, замкнуть в кулак, но оно все равно покидает его сжатую руку. Тревога оказалась не напрасной. Доктор добрался до деревни глубоким вечером третьего дня. В доме Григория Афанасьевича было людно. Жена и дети плакали. Не успел. Его друг вот уже как два часа покинул этот бренный мир. 
- Артемий Савельевич, приехали всё-таки, голубчик, - жена старого доктора встретила его на пороге с красными и пухлыми от слёз глазами.– А мы так надеялись, что успеете. Он так ждал, так ждал, - она задрожала, плечи вздерлись и раздались надрывные рыдания.
Артемий сочувствующе обнял её. Ему хотелось поддержать жену покойного друга, но разве можно утешить того, кто потерял смысл жизни. Ком подступил к горлу. Он не смог даже сказать, как ему жаль. Не мог выразить сочувствие, так тяжело ему стало на душе. Передав жену друга в надежные руки местных жительниц, которые пришли поддержать подругу в горе, он подошёл к ложу покойного. Присел рядом. Больно было смотреть на почившего старца. С тех пор как они виделись в последний раз, он сильно сдал. Щеки и глаза впали. Лицо заострилось.
- Он что-то говорил? – вдруг спросил Артемий, вспомнив, что друг просил его приехать. Может, хотел проститься, а может, у него была к нему какая-то просьба. Ему очень хотелось выполнить последнюю волю Григория Афанасьевича.
- Говорил, - растерялась вдруг жена, - только в бреду он был, в бреду. Всё, казалось ему, что здесь кто-то есть. Он грозился ему, чтобы вас не трогал.
- Меня? – удивлённо переспросил Артемий.
Жена уткнулась в мокрый от слёз платок и пожала плечами.
Тягостно стало на душе. Захотелось поскорее распрощаться и уехать отсюда.
- Куда же вы на ночь глядя поедете? – спохватилась жена. – Оставайтесь ночевать. Завтра похороны.
Артемий долго извинялся, сославшись на то, что приехал проститься с другом, но его ждут пациенты и ему нужно возвращаться. Жена Григория Афанасьевича не стала настаивать. Она привыкла к тому, что доктора люди подневольные, и если говорят, что нужно ехать к больному, значит так и есть. Дав денег на похороны, Артемий уже на выходе заприметил в доме свою подопечную – ту самую, которую спас двадцать лет назад. Она пополнела, волосы стали пепельно-седые, но в глазах по-прежнему была глубоко спрятана печаль за своим умершим сыночком. Она его не заметила, о чём-то перешёптываясь с детьми почившего доктора. Наверное, о том, что завтра им всем предстоит тяжёлый день. Он не стал её окликать. У них и так хлопот хватает. Увидел и хорошо. С тяжестью и сожалением в сердце он снова сел в машину и отправился в обратный путь. Ему очень не хотелось снова проезжать мимо старого кладбища, но другого пути из деревни не было.

Издали увидев придорожные кресты, Артемий почувствовал, как его охватила чёрная тоска. Завтра его друг Григорий Афанасьевич Колесов окажется среди этих могил. А ведь такой хороший человек был. Мог бы ещё жить и жить. Нет в мире никакой справедливости, если умирают хорошие люди. От этих мыслей все внутри заполнили боль и обида. Ведь он тоже смертен. Он жалел не только Колесова, но и себя.
Неожиданно Артемий Савельевич заметил, что вокруг стало необычно темно. Луна скрылась за черными тучами. Воздух стал удушлив и горек. Лес зашелестел, заскрипел, зловеще стали гнуться деревья, а кресты на обочине ожили. Мотор заглох. Не может быть, чтобы снова с ним случилось нечто страшное. Ведь тогда ему всё показалось. Артемий на ватных ногах вышел из машины и огляделся. Белый туман стал расползаться над землей по густому непроходимому лесу, по кладбищу, по придорожным крестам, все ближе и настойчивее подбираясь к ногам Артемия. Как и тогда двадцать лет назад, Артемий почувствовал, что теряет контроль своим телом. Оцепенение и дикий ужас охватили его, когда кресты задвигались, маня его своими концами-руками к себе. Из белого тумана над могилами показались бледные лица. Они смотрели на него пустыми глазницами, скалились как разъяренные звери и все до единого хотели растерзать его. Отовсюду он слышал их зов. Зов мёртвых.

Кровь била в виски, а сердце выпрыгивало из груди. Ему показалось, что белый туман кольцом окружает его. Он отступал и отступал от него, пока не оказался у крестов на обочине. На нетвердых ногах, Артемий пятился назад от злобных призраков к той могиле, к которой они толкали его, как загнанного в угол зверя. Как только он оказался у одной из них, мертвецы исчезли, как будто это воображение снова сыграло с ним злую шутку.
Пронзительная тишина воцарилась вокруг. Мертвая тишина. Даже птицы и лесные звери замолчали в предвкушении чего-то непоправимого. Поседевший и состарившийся в одно мгновение Артемий взглянул на крест и стал белый как простыня. На нём была прикреплена табличка с его фотографией и именем: «Мещеряков Артемий Савельевич». Под именем, невидящими от белой пелены глазами он с трудом различил дату рождения и дату смерти. Это сегодня…  Это сейчас…

Тишину в лесу нарушил монотонный шелест листьев. Он напоминал шелест гадюки, только звучал громче, быстрее, угрожающе. Шипел. Артемий поднял взгляд и увидел вдалеке тёмную высокую фигуру незнакомца с бледным лицом. Это был Мрачный Жнец, который пришёл совершить справедливость. Он пришел сохранить равновесие, нарушенное доктором, который двадцать лет назад вырвал женщину из рук смерти в час, когда ей суждено было погибнуть. Из-за него могила самоубийцы на обочине оказалась пуста, и чтобы сохранить равновесие, Артемий Савельевич должен был отдать свою жизнь взамен. Это ему – Мрачному Жнецу – в бреду грозился его старый друг Колесов. Но Григорий Афанасьевич не нарушал равновесия, поэтому вины на нём не было. Мрачный Жнец ждал Артемия Савельевича на этом месте целых двадцать лет. И, наконец, дождался.  Громкий полный ужаса крик доктора пронзил тишину. 

Местные охотники случайно обнаружили тело Артемия Савельевича на берегу реки через два дня. Он лежал на том самом месте, где много лет назад, спас утопленницу. Его машина стояла возле кладбища. Слухи о том, что случилось, быстро разлетелись по деревне. Никто не мог понять, как доктор мог утопиться и почему он оказался на берегу реки вдали от машины. Но опытные охотники заметили, что шаги доктора были большими, ветки сломаны, кое-где на них остались куски его одежды и запекшаяся кровь. Доктор от кого-то убегал. Убегал быстро. Убегал  отчаянно. Убегал обреченно. Через какое-то время слухи поутихли, но люди стали сторонится этих мест, боясь, что кресты на обочине призовут их к себе.

А Мрачный Жнец держал путь в город к сыновьям доктора. Из-за него в этот мир пришло две души – дети той женщины, которым не суждено было появился на свет. Теперь две души должны были уйти из этого мира, чтобы сохранить равновесие.

[glasha]

КОТЮНЕЧКА!!! Спасибо!!!

[мишаня]

Котенька!

[Брусника]

Ух... Спасибо, Котюня, 

[ruslana]

 

[Василина]

Котюнечка! Что-то страшновато стало...Но всё равно спасибо.

[Татьяна]

 

[Роза4]

Котюня!!! Страшно-то как! 

[Катеринa 1970]

Котенька чмок 

[Техас115]

Посмотреть

[Котюня]

glasha, мишаня, Техас115, Катеринa 1970, Роза4, Татьяна, Василина, ruslana, Брусника,
девочки