Евгений Додолев
Лариса Лужина про Канны, Познера, твист и панталоны
Из нашей недавней беседы:
–
Миллион смотрел бесед с вами телевизионных, и почти в каждой, вспоминают песню Владимира Семёновича Высоцкого, посвящённую вам. И почему-то никто не спрашивает насчёт Марселя Марсо. Там же сказано: «Она была в Париже, и сам Марсель Марсо ей что-то говорил». Что он вам говорил?- Ничего он мне не говорил! Это выдумки Володины, потому что я даже не встречалась с Марселем Марсо, просто в то время он был очень популярен, как мим.
А Володя видел фотографии, которые я показывала, с кинофестиваля. Правда, они были из Карловых Вар, потому что в начале мая были Канны, куда я попала в 1962-м году, а потом сразу - Карловы Вары - следующий фестиваль, в конце мая.
–
Канны или Париж всё-таки?
- Вообще-то в Каннах. Мы просто через Париж ехали. Мы прилетели в Орли, в аэропорт, а потом нас везли в Канны, уже на машинах.
На приёме как раз произошла та ситуация, когда меня пригласил американец, какой-то журналист, станцевать твист.
–
Это даже не актёр был, это журналист какой-то?- Это был журналист американский, который ко мне до нашей премьеры ещё приставал; ходил за мной по набережной Круазет и просил всё время: «Станцуйте твист, на столе и в русских панталонах!».
Я никак не могла понять, почему. А потом вспомнила. Была такая история, даже чуть ли не политический конфликт возник с этой ситуацией. Приехал кто-то из актёров в Советский Союз, в Москву, то ли Ив Монтан, то ли Жерар Филип, я не помню точно. 50 какой-то год, к сожалению, у нас белья женского не было красивого, это не сейчас, когда можно купить любое.
А тогда не было ничего хорошего, ни бюстгальтеров, ни нижнего белья. Да и потом холода были немножко холоднее, чем нынешние холода, морозы зимние, и женщины носили, если кто помнит, трусы длинные до колена, на резиночке, с начёсом. И цвет был такой голубоватый или грязновато-розовый.
И очень удивился французский актёр, накупил эти шароварчики женские и привёз в Париж, устроил выставку. И написал, какое бельё носят советские женщины.
И вот после этого, видно, этот американец…
-
Рассчитывал посмотреть на панталоны?- Да. Русские панталоны. Я говорю: «Я твист не танцую, во-первых; на столе, – тем более, и панталон у меня таких тоже нет» (я не носила, моя мама такие носила).
И всё-таки он ко мне потом подскочил на этом нашем банкете, и вытащил меня танцевать.
А делегация была у нас колоссальная, во главе – Сергем Аполлинарьевичм Герасимовым. А в составе делегации были Чухрай, Райзман, Кулиджанов, Ростоцкий, Владимир Александрович Познер - отец Владимира Владимировича Познера.
Лариса Лужина, Инна Гулая, Станислав Ростоцкий, Сергей Герасимов, Лев Кулиджанов на кинофестивале в Каннах
- А он в каком качестве? Он к кино разве имел отношение?
- А он же был ответственным секретарем второго и третьего Московского кинофестиваля. И это были самые лучшие кинофестивали. Потому что Познер же был в 1936—1939 годах директором технического отдела европейского филиала американской кинокомпании Metro-Goldwyn-Mayer в Париже. Он написал книгу шикарную про советское кино, очень интересная книга, её потом запрещали, потом издали снова.
Я вообще поражаюсь, почему Владимир Владимирович сам никогда про папу не рассказывает, потому что очень интересная была личность, я его обожала просто. У меня были с ним очень хорошие отношения; он ко мне с большой симпатией относился.
И приезжали все, там был Ив Монтан, и Симона, и Софи Лорен, и Джина Лоллобриджида, и Жанна Моро, в общем, кого только не было. Потому что Владимир Александрович их всех знал, и по его личному приглашению они приезжали на наш кинофестиваль Московский.
Владимир Александрович Познер справа
И вот это такая была делегация мощная.
И Герасимов сказа мне твист танцевать; я бы сама, может быть, не пошла, потому что мы ж воспитаны, комсомолка всё-таки, студентка Института Кинематографии, нам инструкцию давали перед тем, как ехать за границу. Вызывали в Комитет Комсомола и говорили, вот нужно то-то, то-то, никуда не выходить, только с делегацией. Одной никуда не выходить из номера, не ходить, не гулять, ничего.
Мы были две девчонки, которые первый раз попали за границу.
Самое смешное, что вся делегация была в одинаковых костюмах. У нас был хороший портной, Затирка его фамилия была, как сейчас помню, который шил всем, кто выезжал за границу. Шил всё время тёмно-серые костюмы с блёстками, цвета маренго, блестящие такие немножко.
И почему-то у всех были одинаковые костюмы. Они приезжали на встречу с Антониони, например, с Моникой Витти. Ехали сами на встречу, а нас не брали почему-то. Почему они решили, что мы как бы ничего не понимаем?
Инна (Инна Иосифовна Гулая – Е.Д.) оставалась в номере, она всё звонила по телефону Гене Шпаликову, у них как раз тогда любовь была, и рассказывала:
«Гена, я счас познакомилась с Бриджит Бардо!».
А Бриджит Бардо вообще не было на этом кинофестивале, Инна просто решила так похвастаться.
А я всё-таки так выходила. Ну как так? Вот шикарный отель такой, там такие «звёзды», кого только не увидишь. Я выходила, хотя бы вниз, в холл – чтобы посмотреть, что там происходит.
-
Это было рискованно? То есть, если бы застукали?- Ну да, запрещено было, не знаю, почему.
-
Ведь сперва надо было поехать в соцстрану, а только потом в капстрану.- Это вообще первая поездка была. И сразу Канны.
Здесь типа бонус. Моя собеседница заметила, что Познер неохотно вспоминает о своём родителе; эта блиц-выдержка из мемуаров ТВ-мэтра многое может объяснить:
Моего отца порой путают с его двоюродным братом, французским писателем. Тот Владимир Познер был и публицистом, и поэтом, а мой отец не имел отношения к литературе. Всю жизнь он занимался производственными, как сказали бы теперь, проблемами кино. Он был чрезвычайно знающий, умный и обаятельный человек. Смелый, с огромным чувством собственного достоинства…
Мне кажется, что отец осознанно и неосознанно все время сравнивал свое детство с моим. Его папаша просто терроризировал своих близких. И, видимо, с самых ранних лет мой отец проникся уверенностью, что глава семьи именно так и должен поступать. Он был убежден, что дети и взрослые — это два разных народа, и что главное в жизни детей — это режим, который они должны неукоснительно соблюдать, подчиняясь диктату взрослых. Правда, иногда в качестве поощрения он водил меня, скажем, в цирк, но никаких «нежностей» между нами не было и в помине. Отец очень много работал: уходил рано утром и приходил поздно вечером. А я должен был вовремя ложиться спать: до тех пор, пока мне не исполнилось 15 лет, я был обязан уже в половине десятого быть в постели.
Когда я замечал в себе какие-то черты сходства с моим отцом, это не доставляло мне никакой радости. Внешне мы не очень похожи, но я не хотел и внутренне напоминать его, несмотря на то, что все знакомые отца прекрасно о нем отзывались. Я всегда думал, что никогда не буду, не позволю себе быть таким, как отец. И, насколько я могу судить, это сбылось, и если кто-то, желая сделать мне приятное, говорит: «О, как вы похожи на Владимира Александровича», я могу ответить только одно: «Что делать…»
Лариса Лужина про Канны, Познера, твист и панталоны (Прочитано 1117 раз)