Вернуться

[Котюня]

25

Вернуться

Часть первая. Воспоминание

Здравствуйте, меня зовут… Впрочем уже не важно как меня зовут. В моём теперешнем состоянии многое перестало быть важным. На смену старым пришли новые ценности. И моё существование, в силу некоторых событий, приобрело совершенно иной смысл. Впрочем об этом я расскажу позже.
Жил я в полном одиночестве, в собственной квартире в центре города. Из окна был виден городской парк, где мамаши выгуливали своих чад, а молодежь собиралась в тесные компании вокруг одной из скамеек и живо общалась. Я же был чужд всякому общению, выходящему за рамки делового. Я жил, придерживаясь некоего кодекса, сформировавшегося у меня в голове еще в детстве. Я никогда никого не любил. У меня не было друзей и закадычных приятелей, коллеги по работе всегда оставались только коллегами. Таким образом я был дырой в ткани общества. Чем-то вроде пустого места. Я был обычным серым человеком, офисным планктоном, одним из тех, чьи лица люди никогда не держат в памяти дольше минуты.

Моя жизнь текла размеренно и однообразно. Новый день ничего в нее не привносил, как и не забирал вчерашний. День за днем одно и то же. Утро, будильник, работа, дом. Казалось, что я живу вне времени. Бесцельно и безнадежно. Не желая что-то изменить и не имея возможности внести разнообразие в свои унылые вечные будни.
Можно сказать, что меня просто не существовало. Я вымысел. Идея, порожденная в чьем-то воспаленном разуме, выброшенная в пустой мир и лишенная способности испытывать теплые чувства. Я не был полностью бесчувственным. Как и все, смеялся над комедиями, с удовольствием смотрел фильмы ужасов, слушал любимую музыку. Однако чувств к другим людям я никогда не испытывал. Даже в раннем детстве на такой, казалось бы, простой вопрос – «Любишь ли ты маму с папой?» – я терялся и не знал что ответить. Поэтому для общества я был ничем, пустым сидением в автобусе, чистым листом бумаги. Однако я никогда не задумывался, что на одной из остановок в автобус может кто-то войти и занять сидение, а на чистый лист чья-то рука может вписать слово.

Первое слово моей истории было написано промозглым ноябрьским утром. Этот дождливый день навечно врезался в мою память и будет оставаться там до самой моей смерти, если я конечно когда-нибудь жил и смогу когда-нибудь умереть.
Я открыл глаза за секунду до мерзкого вопля будильника. Всё как и днем ранее, и неделей, и годом. Поспешив выключить мерзко верещавшего электронного монстра, я подумал, что хорошо бы его заменить на другой, с более дружелюбной мелодией. Впрочем эта мысль посещала меня каждое утро, но будильник по-прежнему гордо занимал своё место на прикроватной тумбочке, незыблемый, словно скала, день за днем дающая отпор морскому прибою.

Прогоняя остатки сна, я встал с постели и направился в ванную, принять душ. Кафель приятно охлаждал босые ноги, развеивая утреннюю сонливость. Раздевшись, я встал под струю горячей воды, ударившей мне в лицо подобно рукотворному дождю.
Пока я принимал душ, мне не давала покоя какая-то маленькая деталь. Нечто в моём доме было не таким, как всегда, ставило под сомнение мою привычную жизнь. Здесь было что-то, чего быть не должно. Или не было чего-то, что на протяжении долгих лет занимало своё место.

Пожав плечами и списав всё на непогожий день, я подошел к зеркалу. Смахнув рукой капельки конденсированной влаги, я застыл на месте. Вот что не давало мне покоя. Там, где должно было быть моё отражение, преданным двойником повторяющее все движения хозяина, была пустота. Нет, в зеркале отражалось всё что положено: стены за моей спиной, полки и бутылочки с шампунем и кремом для бритья. Не было только меня. Пустота. Будто я не стоял сейчас перед зеркалом, в спутанных чувствах пытаясь убедить себя, что это лишь сон, просто ночной кошмар. Вот только мне никогда не снились кошмары.

Медленно, как во сне, я поднес руку к лицу. Всё на месте: пять пальцев, смуглая кожа и шрамик на мизинце. Определенно это моя рука, и я не превратился вдруг в человека-невидимку. Переведя взгляд на зеркало, я не заметил каких бы то ни было изменений. Я по-прежнему не верил в реальность происходящего, вот только в голове начали всплывать старые истории о вампирах. Усмехнувшись глупым мыслям и всё еще надеясь проснуться, я вышел из ванной и с опаской подошел к окну, ожидая что солнечный свет испепелит меня и я наконец проснусь. Но нет. Я не превратился в груду пепла, солнце, как раз выглянувшее из-за туч, лишь заставило меня прищуриться.

С чувством легкой паники я прошел в комнату с твердым намерением позвонить на работу и взять отгул. Этим правом я никогда не пользовался, из-за чего прослыл трудоголиком и человеком без личной жизни, как собственно и было, так что начальник мне бы не отказал. Взяв трубку, я приготовился набрать знакомый номер, но с удивлением обнаружил, что телефон лежит на месте, а моя рука сжимает пустоту. Мерзко засосало под ложечкой. Уже медленнее я попытался взять телефон в руку. Вот я ощущаю дрожащими пальцами шершавый пластик. Сжимаю миниатюрный аппарат. Подношу к уху… В этот момент голова закружилась, будто я взглянул в бездонную пропасть, неожиданно разверзшуюся под моими ногами. Когда я взял себя в руки, телефон лежал на прежнем месте, будто насмехаясь. Слабость продолжалась лишь секунду, и возможно я бы ее не заметил, повтори я свою попытку лишь один раз. Но я пробовал снова и снова. Тщетно.

Левое веко нервно задергалось. Никогда не страдал нервными тиками, но сейчас похоже пробил мой час. Издав протяжный стон отчаяния, я упал в так удачно подвернувшееся позади мягкое кресло и вскрикнул от боли. Подушки встретили меня твердостью гранита, словно кресло было высечено из цельного куска породы. Сквозь слезы боли и страха я осматривал комнату, пытаясь найти выход и поверив в то, что это не сон. Мир отказывался признавать моё существование. Как воспоминание не может позвонить кому-то, так и вымышленный персонаж не может примять подушки своим весом.
Я просидел в кресле наверное несколько часов, бездумно уставясь в одну точку. Впрочем за фазами отрицания и страха наступила фаза принятия, как ей и положено. Слегка успокоившись, я прошел в ванную. Я же принимал душ. Поворачивал ручки кранов, вытирался полотенцем. Быть может я смогу с чем-то взаимодействовать, думал я тогда. Подойдя к крану я повернул ручку, всем сердцем надеясь, что сейчас всё будет нормально, из смесителя хлынет вода, и кошмар развеется. Но нет. Опять легкая слабость и больше ничего. Нервно хихикнув, я сделал шаг к выходу и покачнулся, едва не упав. Возможно в этом вина нервного истощения, а возможно постоянные попытки вымотали меня.

Но я не собирался сдаваться так просто. Теперь мой путь лежал к входной двери. Я даже не стал пробовать повернуть ручку, всё равно бесполезно. Лишь прислонился спиной к стене и стал ждать. Через некоторое время за дверью послышались тихие шаги. Я встрепенулся и закричал, молотя обеими руками по двери. Я кричал, чтобы вызвали милицию, пожарных, скорую, кого угодно. Кричал, что у меня пожар, бандиты, умирающий человек. Кричал, что выход заблокирован. В общем и целом нес я полнейший бред, на который только был способен мой измотанный разум. Шаги слегка замедлились, затем затихли, будто человек остановился, раздумывая. Затем шаги стали удаляться, хлопнула дверь подъезда и настала тишина. Но я орал так, что своими криками должен был перебудить весь дом, они не могли меня не слышать! Со злости я громко выругался и тут же ужаснулся. Мой голос звучал как шепот, даже скорее шелест. Будто игривый ветер пронесся сквозь опавшую сухую листву. Меня никто не услышит. Никто не придет. Полностью опустошенный я опустился на пол, обхватил колени руками и, кажется, заплакал.

Очнулся от полубреда-полудремы я уже вечером. Кряхтя поднялся с пола и принялся мерить квартиру шагами. Попытавшись повертеть ручку двери, я направился к телефону, затем в душ, потом обратно к двери. И так раз за разом. Вдруг по спине пробежал неприятный холодок. Я понял что проголодался. Очень проголодался. На ватных ногах я прошел на кухню. На столе лежал кусок хлеба, из которого я собирался утром приготовить тосты. Господи, пожалуйста! Я молил бога, чтобы у меня получилось. Положив обе руки на стол, я аккуратно постарался сдвинуть хлеб с места. Хотя бы сдвинуть! Головокружение, на этот раз отдавшееся острой головной болью, заставило меня жалобно вскрикнуть.

Мой разум помутился, и я с диким воплем бросился к окну и рванулся наружу, словно желая взлететь, не имея крыльев. Разбивая стекло своим телом, чувствуя как осколки врезаются в кожу, я стремился наружу. Секунда полета, приближающийся асфальт. Я зажмурился, готовясь к превращению в комок сломанных костей и разорванных сухожилий, как вдруг почувствовал столь знакомое головокружение. Открыв глаза, я обнаружил себя стоящим у целехонького окна.
Снаружи наступила ночь, и на темное небо выполз серп месяца. Он заглядывал в окно и будто дразнил меня своей ехидной улыбкой. К этому времени на меня накатила странная апатия. В горле пересохло, резь в желудке была невыносимой, но мне было всё равно. Я был готов промучиться неделю и умереть от обезвоживания. Я действительно был к этому готов. Наивный.
Я сбился со счета через полтора месяца. На протяжении сорока трех дней я сидел в кресле, словно впав в некий транс. Иногда я поднимался и бесцельно кружил по квартире. Голод и жажда были невыносимы. Моя кожа свисала с костей как парадный костюм со скелета. Но я не умирал. Моё сердце продолжало биться в груди, отмеряя удар за ударом время моего существования. Я был неким извращенным подобием мумии, запертой в своём саркофаге в ожидании несчастного, который откроет её темницу и выпустит древнее зло на свободу. В моей душе крепла ненависть, да-да, именно ненависть к людям, которые копошились снаружи как муравьи. Изредка я подходил к окну и наблюдал за людьми в парке, за детьми и стариками, за мужчинами и женщинами. Наблюдал и ненавидел их. Их свободу, их жизнь. А еще я ждал. Ждал, когда же кто-нибудь придет и вскроет мой саркофаг.

Часть вторая. Реальность

Год спустя.
В хорошую, почти новую квартиру в центре города, из окна которой был виден парк, где мамаши выгуливали своих чад, а молодежь собиралась вокруг одной из скамеек и живо общалась, въехала семья. Дружная, почти идеальная молодая семья. Отец, мать и их пятилетний сын.
Квартира была в отличном состоянии. Как говорил риэлтор, в ней раньше жил работник одной крупной компании, но потом съехал, никому не сказав ни слова. Год квартира простояла пустой, с мебелью, запакованной в чехлы и странным запахом средств от моли, но теперь пришло её время. Отец не мог нарадоваться: светло, тепло, отличный вид из окна и близость к центру делали её лакомым куском и отличным шансом выбраться из пригорода. Да и маленькому сынишке квартира сразу понравилась, просторно и уютно, полно места для всяческих игр. Поэтому семья не раздумывая въехала и принялась распаковывать вещи.
∗ ∗ ∗
Что происходит? Кто эти люди? Почему они суетятся, радуются, снимают чехлы с вещей? Я провел в своем кресле вечность и наверное покрылся бы пылью да плесенью, если бы мог. Как неприятно, когда что-то проходит сквозь тебя. Я испытал это ужасное чувство вечность назад, когда пришли люди, и пьяный рабочий надевал чехол на кресло, в котором я сидел. Будто нож сквозь теплое масло, его руки прошли сквозь мою грудную клетку. Я почувствовал тепло его кожи своими легкими, сердцем, сеточкой сосудов. Он же лишь неосознанно поморщился, будто случайно угодил рукой во что-то склизкое и мерзкое.

Испытал я это чувство и теперь. Маленькое существо залезло в кресло с ногами и радостно подпрыгивало на пружинах. Мальчик. Лет пяти-шести. Уйди! Уйди! Уйди!!! Дай мне просто исчезнуть, раствориться в этом кресле. Дай мне уснуть вечным сном в моём саркофаге. Не слышит. Не видит. Не понимает. Сверлю его взглядом. Точнее пытаюсь сверлить.
За прошедшую вечность я изменился. Сильно изменился. Теперь я почти не помню, каким был раньше. Есть лишь сейчас и теперь. Глаза будто подернуты серой пеленой, и мучительно тяжело поднять веки. Уйди! Как давно я не говорил вслух… Наверное вечность. Только мой голос беззвучен. Я пытался тогда говорить с рабочими, пытался даже дотронуться до них. Но тщетно.
Но это маленькое существо… Нет, мальчик не услышал меня, но будто почувствовал. Смешно нахмурив брови, он аккуратно слез с кресла и убежал к родителям. А что если… Нужно попытаться встать. Разогнуть капкан костистых рук и вытолкнуть себя из проклятого кресла. Нужно предпринять еще одну попытку выбраться из своего открытого гроба, может безуспешную, но… Нужно.
∗ ∗ ∗
Родители были на кухне, разбирали коробки с посудой, когда к ним прибежал сын. Он был слегка напуган, даже скорее удивлен. На вопрос отца, что случилось, мальчик замялся и с детской непосредственностью ответил, что в кресле что-то сидит. Впрочем, когда они прошли в комнату, кресло было пустым.
- Что там было? – спросил отец.
- Ничего – мальчик смутился – просто дядя не хочет, чтобы я там прыгал.
- Какой дядя? – отец удивленно взглянул на сына.
- Худенький – ответил мальчик и, кажется забыв о происшедшем, убежал играть в другое место.
Тем временем за окном начало смеркаться. Близилась ночь, и домочадцы, поужинав, разошлись по комнатам. Мальчик был счастлив – у него будет настоящая своя комната! Небольшая, но своя. Прыгнув в кровать, он залез под одеяло и приготовился спать. Незнакомое место немного пугало, но отец учил его, что в шкафу и под кроватью монстров нет, поэтому бояться было нечего. Но всё равно…
∗ ∗ ∗
Получилось! Я, кое-как переставляя ноги, выбрался из своего пристанища. Поздний вечер. За окном тускло горели фонари. А может тусклыми были не они, а мой взгляд. Будто истлел. Наверное я сейчас сам напоминаю истлевший труп. Дыхание выходило с хрипом, иссохшая гортань отказывалась принимать новую порцию воздуха. Да и нужно ли?
Что ж, нужно осмотреться. Кровать. Молодые мужчина и женщина, спящие в обнимку. Дальше… В другую комнату. Прохожу сквозь неразобранные коробки. Еще кровать. В ней ребенок. Не спит. Боится. Новое место, стресс. Встаю в изголовье, наблюдаю.
Не знаю зачем я сюда пришел, будто что-то внутри меня приказало… Нет, посоветовало прийти. Будто внутренний голос, живущий своей собственной жизнью, подсказал направление, в котором может быть выход. Дыхание ребенка становится чаще. Видно в темноте, что он, распахнув глаза, смотрит на меня. Не сквозь, а на меня! Впервые за вечность. Чувствую его липкий страх, вспоминаю его памятью все истории о буке из шкафа и мертвеце под кроватью.
Зрение становится четче, я уже различаю все мелкие детали: капли пота у ребенка на лбу, судорожно натянутое до подбородка одеяло. Кажется, я просыпаюсь. Спасибо.
∗ ∗ ∗
Мальчик лежал в кровати, сонно моргая. Бояться нечего. Страшные истории – всего лишь сказки и ничего более. Он уже был готов совершить решающий шаг – повернуться лицом к стене и отдаться в мягкие лапы сна, как увидел что-то странное. Тощий силуэт у изголовья своей кровати, будто тень очень худого человека.
Мальчика прошиб холодный пот, он натянул одеяло до подбородка и несколько раз плотно закрыл и открыл глаза. Не помогло. Кажется, силуэт стал только четче. Если в начале он напоминал просто тень, чуть более темную чем остальные, то теперь начал обретать объем. Черные провалы глазниц, спутанные седые волосы, цепкие длинные пальцы скелета.
С диким воплем мальчик бросился в комнату родителей…
∗ ∗ ∗
Проводив ребенка взглядом, я тихо проследовал за ним, споткнувшись о неразобранную коробку. Споткнувшись…
Я кажется понял. Теперь, вечность спустя, я понял, как мне вернуть себе жизнь, или подобие жизни. Ребенок, подавленный стрессом от переезда, дал мне эту возможность. Возможно я мысль, или образ, или воспоминание. И возможно сильное чувство сможет дать мне сил, накормить меня. Страх. Вот то, что мне нужно. Сегодня страх темноты дал ребенку возможность увидеть. Завтра он будет бояться не темноты. А меня…

Я не знаю, жил ли я, или вся моя прошлая жизнь лишь плод воображения. Но я знаю одно, сейчас я сам – плод воображения. И стать реальностью мне поможет единственная вещь в этом мире, чувство, что правит смятенными умами и сердцами. Страх. Возможно, когда я стану сильнее, то смогу выбраться из тюрьмы моей квартиры. Но пока… Встретимся следующей ночью, мальчик. Когда ты своим поведением достаточно напугаешь своих родителей-скептиков, я приду и к ним. И тогда я буду достаточно материален, чтобы напугать взрослого человека.

[Котюня]

Окаянная икона
Автор:Елена Процевская


Все началось на вокзале. Хотя, нет, вероятно, все началось несколько раньше. Меня как наиболее успешного из «продажников», оправили провести бизнес-тренинг в один из филиалов нашей компании. Филиал находился в Петрозаводске. Прилетел я туда теплым «бабьелетинским» днем. В аэропорту меня встретили, отвезли в гостиницу, дали график моих семинаров (командировка была рассчитана на три дня) и оставили до обеда в покое. Затем приехали, отвезли в офис, там я провел несколько часов, рассказывая, как наиболее выигрышно предложить товары и услуги. В общем, все шло как надо, я уже готовился к обратной дороге, как вдруг... Идиотка-уборщица каким-то образом умудрилась «убрать» мой билет на самолет! Полчаса я был просто в бешенстве, но ситуацию требовалось исправить реальным способом, а не криком. Я отправился в аэропорт, но билеты оказались по угрожающей для бухгалтерии нашей компании цене, о чем мне сообщил директор. Он же и посоветовал не париться, купить билет на поезд, а уж по приезде домой порешать все вопросы. Шеф, видимо, не хотел терять ценного сотрудника, а я не хотел лишаться хорошей, приносящей доход и удовольствие, работы. В общем, командировка моя уже закончилась, билет был куплен на послезавтра, два дня мне можно было пожить просто так, ничего не делая. Кстати, эти два дня были мне «подарены» гостиницей вместо пропавшего билета.

Честно говоря, я и не жалел о таком итоге. Погода была чудная, поэтому я решил просто побродить по улицам, подышать воздухом. Гулял, гулял, и догулялся до каких-то сувенирных магазинчиков. Возле некоторых сидели кустари, продавая незамысловатые фигурки героев карело-финских сказок. Были и какие-то амулеты, и картины, и вязаные вещи...в общем, все, что может порадовать туристов. Я от нечего делать подходил к каждому столику, к каждой торговке, осматривал безделушки. Кстати, улочка, на которой находился весь этот «вернисаж», как бы упиралась в небольшой парк. В конце ее сидела одинокая старушка, закутанная в черный пуховый платок. Любопытствуя, чем она торгует, я подошел к ней...  Бабушка подняла на меня свои какой-то удивительной голубизны глаза. Да и взгляд был какой-то нереальный, какой-то наивный, детский...
Что продаешь, любезная?
Не видишь? - прокаркала мне вдруг «любезная».
Я оторопел. Во-первых, подобное хамство я слышал один раз, когда мне было лет 10, и мы с мамой стояли в дикой очереди за маслом. Тогдашние продавцы считались чуть ли не высшими существами, и поэтому могли как угодно разговаривать с покупателями. Во-вторых, не вязались как-то эти слова с такими глазами.

Бабка молча глядела на меня, а я, наконец, рассмотрел ее товар. Это оказались какие-то сухие и свежие травки да цветочки, порошки всякие, корешки... Короче, меня это не интересовало и я уж было развернулся назад, как бабка вдруг вежливо сказала:
-А ты, красавец, может, чего ищешь? Ты спроси, может, и найдется у меня. Ты вот сердитый такой подошел, я и подумала, что ругаться начнешь, а теперь вижу, что просто беда какая-то у тебя...
Купившись на «красавца», я не зная почему, продолжил беседу со старухой, рассказал ей свою историю с билетами, да и потом что-то там о жизни говорил.
Вдруг бабка, оглянувшись по сторонам, спросила меня:
-Милок, у меня есть икона, нужная тебе, возьми.
Сам я не особо верующий, ну как многие: на Пасху куличи ем, на Крещение воду святую пью... Но вот бабушка моя — настоящая православная: в церковь ходит, постится, нищим помогает. Икон у нее в квартире много всяких, вот я и подумал бабуле подарок к ее коллекции сделать. А бабка уже вытащила образ какого-то святого. Мне икона показалась красивой — блестящие украшения, яркие краски, а сама техника рисунка чем-то напоминала старинные древнерусские иконы, которые я видел в Третьяковке.
-Сколько стоит-то?
-А бери так, - вдруг почему-то расщедрилась бабка. - Только на виду ее держи, смотри почаще...
-Послушайте, ведь она, наверное, дорогая... - как-то неуверенно промямлил я. Мне почему-то казалось, что все церковные реликвии стоят больших денег, честно говоря, я уже как-то привык к тому, что за все, а особенно религиозные предметы, приходится платить, поэтому не ожидал, что кто-то когда-нибудь подарит мне нечто подобное.
-Да бери уж, тебе нужней она -  проговорила старуха, почти насильно впихнув мне образ.

Удивившись про себя такой щедрости, я с иконой подмышкой пошел восвояси гулять дальше. Вечер прошел без особых приключений, утро ворвалось в номер гостиницы ярким солнечным светом и невероятным, прямо-таки лазурным небом. Утро плавно перетекло в полдень, который так же плавно переходил в вечер. И вот я уже на местном вокзале, стою в ожидании поезда. В вестибюле было многолюдно, и я от скуки принялся разглядывать рядом стоящих, сидящих и даже лежащих людей. Вдруг возле меня остановился  какой-то дедок с большим узлом. Примостившись на лавке, он посидел немного, потом сморщился и укоризненно поглядел на меня. Затем резво соскочил с лавки, схватил свой тюк и пошел куда-то. Я недоуменно глядел ему вслед. «Блин, да когда же я отсюда уеду! Что-то здесь старики какие-то диковатые!» - мысленно ругался я. Но тут подали состав на посадку, через полчаса все провожающие покинули вагоны и я, наконец, двинулся домой.

...Странный сон мне приснился той ночью. То ли потому, что в вагоне было душно, то ли события минувших дней как-то угнетающе подействовали. Вроде как я сижу на каком-то странном холме, он весь в траве, но трава неприятного цвета: какая-то сероватая. Рядом стоит тот недовольный вокзальный старик и лопочет что-то на незнакомом мне языке, яростно тыча в меня пальцем. А самое интересное, что я себя во сне не вижу, но  понимаю, что все это происходит со мной. Вернее, не вижу своего лица. Дед же продолжает орать, я отмахиваюсь от него и тут замечаю, что руки у меня какие-то черные, звериные, с кривыми когтями, с которых алыми каплями стекает кровь... Короче, проснулся в холодном поту, но за окошками меня приветствовал родной город.
Забросив чемодан домой, я поехал в офис, рассказал про командировку, выслушал ЦУ, вечером с коллегами отметил свое возвращение... В общем, опять завертелась-закружилась жизнь в большом городе.

Как-то, спустя недели две после командировки, позвонила моя бабуля. Говорит, мол, сильно соскучилась, когда я к ней приеду и все такое. Я тоже почувствовал, что соскучился по ней. Вообще-то я бабушкин любимчик – первый внук, она со мной нянькалась, пока родители доучивались в институтах. Короче, собрался и вдруг вспомнил об иконе. Достал ее из чемодана, который даже и не разбирал, и поехал к бабушке
Уже в подъезде почуял запах блинчиков и пулей взлетел на третий этаж.
- Иду-иду, - сквозь дверь услышал бабушкин ласковый голос и через минуту уже обнимал ее.
- Ну как ты? Похудел совсем, вон щеки-то ввалились, садись давай ешь.
Дважды меня не пришлось просить – я уже сворачивал блинчик, попутно рассказывая бабуле о своем житье-бытье.
- Слушай, я ж тебе подарок привез -  наверное, тебе понравится.
- Конечно понравится, а как же! А чегой-то?
- Да ты знаешь, нашел там икону какую-то, я ж в них не особо разбираюсь, старуха какая-то сказала, что мне она очень пригодится.
С этими словами я вручил бабуле икону. С благоговением прикоснувшись к ней пальцами, она помчалась прилаживать ее к остальным, зажгла лампадку, перекрестилась, в общем, все ритуалы выполнила.
- Баа, а что это за святой?
- Николай-Угодник?
- А, ясно… Он вроде как всем помогает…
- За праведных перед Христом просит, грешных на путь истинный наставляет.
- Короче, хороший мужик, да, бабуль?
- Нельзя так говорить, грешно это.
- Ладно, не сердись, я ж пошутил.
Пока мы так болтали, на улице разразилась настоящая гроза, с ветром, молниями и ливнем, который сменился серым осенним нудным дождем. Решил я заночевать у бабули, чему она была несказанно рада. Спать постелила мне в зале.

… Я опять стою на том же самом холме, трава уже не серого, а какого-то красного оттенка, небо хмурое, на горизонте виднеется черная туча. Я сижу и жду чего-то. Вдруг появляется тот самый дед, смотрит на меня с испугом и бормочет, постепенно срываясь на крик. Я слышу только некоторые слова, нечто вроде «тули», «кирикё», «рэкю», «пюха»… Не понимая, чего он от меня хочет, понимаю, что он – враг. Пытаюсь подойти к нему, но почему-то он все время недосягаем. Вдруг туча, что мелькала на горизонте, оказывается прямо над нами, она странных очертаний – вроде как человек над нами простер руки. Старик вдруг отпрыгивает в сторону от меня, но я его уже не боюсь. Смело шагаю к нему и вновь вижу свои руки. Уже не такие страшные, но по-прежнему с длинными крепкими черными когтями и покрытые густой шелковистой бурой шерстью. Я тянусь к голове старика, потом чувствую приятную влагу на ладонях…
- Митюшка, внучок, проснись же, родненький, да что же это такое!
Я очнулся от толчков. Бабуля стояла надо мной, плакала и трясла за плечи.
- Ты чего, ба? Что случилось?
- Да ты уже полчаса как по кровати мечешься, проснуться не можешь, бормочешь что-то не по-нашему, я уж и трясла тебя, вот как водой святой брызнула, так ты только тогда и проснулся. Что, кошмар какой?
- Да нет вроде… Просто сон несуразный…А время сколько?
- Да уж 9 утра…
- Ну ладно, я поеду домой. Ты не переживай, ладно?
- Помоги тебе Христос!

По дороге домой явсе размышлял о странном сне. Таких видений никогда не было у меня, и я решил разобраться. Подруга моей девушки училась на филфаке, вернее, уже была аспиранткой, специализировалась на античной литературе. Вот к ней я и решил обратиться. Оксана сначала немного подулась, но потом дозвонилась до Аминки, договорилась о встрече.
Вечерком мы встретились в небольшой кафешке, и Амина приступила к «допросу».
-Дим, можешь в точности повторить, что сказал тебе тот старик?
-Попробую, хотя не уверен... Он несколько раз говорил...Амина, не смейся только...
-Слушай, у меня времени в обрез, хочешь, чтобы я чем-то помогла, будь посерьезнее.
-Ладно... Я всю речь не помню, на часто повторялись слова «кирикё», «пюхя», «рьяки»...Блин, полным дураком себя чувствовал, еще и Оксанка моя рассмеялась...
-Димуль, ты после своей командировки человеческий язык совсем забыл?
-А где был? - спросила Амина
-В Петрозаводске.
-Обалдеть! Ну а чего сразу не сказал. Я сразу подумала на какой-то фино-угорский... И вероятно, дедок этот тоже реальный, а не плод твоего воображения
-Ну да!
Короче, рассказал я девчонкам историю со всеми подробностями. Оксанка слушала меня, как маленькая девочка, которой рассказывают страшную сказку. Амина рисовала на салфетке какие-то стрелки.
-Короче, так, Димон. Вероятно, ты чем-то оскорбил старика, и до сих пор он думает о тебе и шлет свой негатив.
-А что мне делать?! Опять ехать в Петрозаводск, искать деда и извиняться неизвестно за что?! Ладно, Амин, извини, что побеспокоил, но, наверное, у меня какая-то хандра непонятная... короче, не бери в голову.
-Да как скажешь.

В общем, я постарался выбросить мысли о ночном кошмаре, «включился» в работу, и этот способ на самом деле помог.
В ближайшие выходные моя бабуля отмечала день рождения. Как водится, отмечали всей семьей, праздник удался, мы с Оксанкой остались ночевать у бабушки, родители и остальные родственники разъехались по домам. Так как бабуля считала меня самым лучшим внуком на земле, то и Оксанке перепало немного ее любви. Ведь у лучшего внука не может быть какой-то там профурсетки! Под действием напитков сон приближался с угрожающей быстротой — не успели мы опустить головы на подушки, как тут же уснули. Во всяком случае я.
Эй, элкиэ луатикуа няин, эй, эй, эй...
Он опять смотрел на меня, этот ужасный старик.

 В какой-то момент мне вдруг показалось, что я не во сне. Бывает ведь иногда такое чувство, что вроде бы ты спишь, а вроде бы и нет...
-Что ты хочешь от меня? Что ты молчишь?! Что я сделал тебе плохого?!
-Ты сделал плохо себе.
-Ты по-русски говоришь, оказывается.
-Немного.
-Слушай, дед, я не знаю, чем я тебя обидел....
-В твоем доме поселился ужас, который скоро станет тебе и всей твоей семье другом, а после погубит вас всех. Ты уже чувствовал его, поначалу боролся, потом тебе стало хорошо, но за тебя боролись...
-Помоги мне, дед, научи, что делать.
-Мие эй вой...
-Я не понимаю
-Мне это не под силу, ты сам должен найти и победить.
-Что хоть искать и где?
В этот момент из тучи прямо-таки выстрелила молния, ударив в старика, и словно отрикошетила в меня. Падая, я увидел окровавленную голову деда и свои руки — на левой шерсти не было и пальцы на ней были обычные, человеческие...

Утром Оксанка ушла, а я решил позвонить Аминке.
-Слушай, мне нужна твоя помощь, можем встретиться?
-Вечером после работы заеду к тебе.
Она приехала, когда уже смеркалось.
- Слушай, Амин, может, я с ума сошел?
- Дружище, расскажи-ка мне.
Я стал рассказывать ей про свой сон, но она меня перебила:
- Знаешь, мне самой стало так интересно, поэтому я немного подсуетилась. Короче, речь деда крутилась, вероятно, вокруг какой-то святыни и греха. Но я все равно ничего не понимаю.
И тут я вспомнил…
- Аминка, я купил икону!
- И молчал!
На наши крики выбежала бабуля.
- Ба, а где та икона, что я тебе привез?
- Дак вон висит.
Мы втроем обернулись на иконостас. В огоньках свечек и лампадок лики святых выглядели очень таинственными и умиротворяющими. Вдруг Николай на иконе как-то страшно осклабился и подмигнул мне. Все это длилось долю секунды, и я сначала подумал, что мне показалось. Но по оторопелым взглядам бабушки и Амины понял, что они видели то же самое… Вдруг резко выбило пробки и комната погрузилась в полумрак. Свечи не разрушали эту страшную густоту, а лишь подчеркивали тьму. Я услышал, как упала бабуля, вероятно, в обморок, слышал Аминкино судорожное дыхание, но ничего не мог поделать. А лик продолжал злорадно ухмыляться и кривляться. Вдруг я почувствовал, как помимо воли начинаю произносить непонятные мне слова. Улыбка Николая тут же перестала казаться зловещей, наоборот, она подбадривала.
- Немедленно замолчи, Дима, не слушай никого!
- Громче! Громче!
- Дима, не поддавайся!
- Тебе мешают? Убери тех, кто тебе мешает…
Голос Аминки и чей-то новый властный голос смешались в моей голове, я бормотал какую-то молитву, слова которой мне кто-то словно диктовал. Аминка, зажав уши, пыталась подойти ко мне, но ее как будто кто-то удерживал. Ее противный визг уже сильно надоел мне, я взмахнул руками… своими звериными руками с черными когтями….

Это был какой-то абсурд, я не спал, но и не бодрствовал. Вдруг словно яркая вспышка пронеслась в моем мозгу, и я увидел старика на том странном холме с красной травой. Зачем-то он начал поджигал ее, и вдруг я понял…
Подбежав к стене, стал отдирать икону – она была обжигающе горячей. Лик, нет, уже не лик, а уродливое ухмыляющееся лицо было на ней. Глаза горели кровавым блеском, губы раздвинулись, обнажая желтоватые звериные клыки… Мои ладони горели, а икона как влитая висела на стене, словно говоря мне, что не так-то просто от нее избавиться. Вдруг подбежала Аминка, ухватилась за  нее, вскрикнув от боли, и вместе мы свалили на пол зловещую деревяшку. Я бросил на нее лампадку – масло вспыхнуло и синие огоньки забегали по страшному лицу, слизывая его… Под обуглившейся краской стал проступать какой-то другой образ, как вдруг я услышал в своей голове полный ярости крик. Словно сам дьявол орал на меня. Виски разламывало от боли, ноги подкашивались, я чувствовал во рту металлический привкус крови, но все же самым страшным оставался этот крик, который словно поселился в моем мозгу. И вдруг, сам того не осознавая, я стал читать «Отче наш». Голос в голове уже приближался к ультразвуку, кровь пульсировала в венах быстрыми толчками, сердце билось с угрожающей скоростью – похоже, я умирал… Вдруг я краем глаза увидел, что ко мне подходит моя бабушка и вместе со мной начинает повторять слова молитвы, к ней присоединилась и Аминка. И тут как будто что-то лопнуло в моей голове, стало легко-легко, и пропал этот ужасный голос. В ту же минуту зажегся, как по мановению волшебной палочки, свет. Мы втроем молча приблизились к валяющемуся на полу страшному предмету… Теперь на нем явственно проступали гнусные рожи чертей, какие-то непонятные кресты и другая сатанистская тематика.
- Адописная икона, - проговорила Аминка. - Вообще-то вещь редкая, и с точки зрения истории очень ценная… Хотя после этого ужаса не думаю, что ты будешь ее хранить.

… Я несколько месяцев не мог успокоиться, кошмары снились, правда, с благополучным исходом. Страшный крик, возникший в ту ужасную ночь у меня в голове, нет-нет да и тревожил меня. Да, окаянную икону я сжег, бабушке меня даже просить не пришлось. Аминка никому не рассказывала о событиях той жуткой ночи. А я стал чаще ходить в церковь, учу молитвы… но иногда, проснувшись ночью непонятно от чего, чувствую, что руки мои покрыты шерстью…

[Котюня]

Девочки, первая тема возможно была, а может похожий сюжет. Не помню 
Ещё тема ссылка  и ещё тема ссылка

[ЛилияЧ]

 Котюня, большое спасибо

[мишаня]

Котюнечка! 

[Котюня]

Лилия, Мишанечка  соскучилась 

[Катеринa 1970]

Котюнечка  вечером все все прочитают

Посмотреть

Посмотреть

[Лиса]

Котюнечка .спасибо,дорогая! Вот накормила так накормила сегодня историями!

[Котюня]

Катюшка, Лисичка  я за прогулы побольше сразу принесла 

[glasha]

КОТЮНЕЧКА!!! Спасибо!!!

[Татьяна]

Что ж ты так долго не была???? 

[Eva15]

Посмотреть

[Эйсон]

Спасибо, Котюнечка! Я тоже прогульщица, такое интересное вчера пропустила. Но сегодня все наверстала, прочитала. 

[ну-и-ну]

Котюнечка,  такие интересные страшилки, очень понравились !

Посмотреть

[бегемот05]