Светящиеся глаза

[серебро]

8

Давно это было. Уже и села, в котором эта история произошла, на свете нету, только бабушки внукам её рассказывают.
В селе том стояла заброшенная церковь. Годами разрушенная, а людьми закрытая. Не любили её - боялись. Что творилось в ней, одному богу известно, а люди обходили строение стороной.
Только детское любопытство неистребимо. Вот и сговорились два друга - мальчишки лет семи-восьми - узнать, что там. Взяли лопату и пошли подкоп делать. А за ними младший брат одного из них увязался: возьмите да возьмите, а не то родителям расскажу! Ну, делать нечего, взяли.
Обошли церковь кругом, нашли подходящее место и начали копать. Долго вести подкоп не пришлось, вскоре лопаты провалились в черноту подвала. Мальчишки спустились туда, ничего не увидели и решили позже с огнём прийти.
На следующий день, нарезав лучин, спустились в подземелье. Это оказался коридор, который дальше расходился на два. Дети, недолго думая, пошли по левому, но через несколько десятков метров снова оказались на развилке. Выбрав в очередной раз левый, продолжили путь и пришли к тупику. А когда вернулись к самой первой развилке, самый младший решил уйти домой - страшно стало.
Оставшись вдвоём, они продолжили путь. Идут, а кругом тишина и темнота, только огонь на лучине мерцает, отбрасывая на стены неровные тени. Жуть... Тут-то и начинают вспоминаться бабушкины рассказы про заброшенную церковь. Про священника, который исполнил здесь свою мечту - умер в гробу. Помолился, говорят, лёг в подвешенный на цепях гроб и умер.
Поблуждав в подвале, который оказался запутанным лабиринтом, они наткнулись на дверь, заросшую паутиной. Дверь была мощная, дубовая и, видно, не открывалась десятки лет. Мальчишки, понятное дело, попробовали её открыть, и та растворилась без единого скрипа.
Перед их глазами предстала большая пустая комната. Но был ли в ней гроб с останками священника или вовсе ничего не было, мальчишки увидеть не успели - навстречу им по воздуху плыли большие глаза, светясь красным светом. Дети бросились бежать. Их огонь погас...
А наверху уже вечерело, и родители мальчиков стали тревожиться. Поиски у соседей ни к чему не привели, и тогда младший брат - тот, что вернулся домой - сознался, куда они ходили. В селе началась паника. Собралась целая толпа и отправилась на поиски. Спустившись в подвал, сразу же зажгли факелы. Пройдя до первой развилки, обнаружили одного из пропавших мальчишек: тот сидел на полу и тупо смотрел в одну точку.
Его вынесли из подземелья, а сами пошли дальше. Но сколько ни блуждали по лабиринтам подвала, обнаружить второго так и не смогли. Подкоп завалили землёй и ветками.
Спасённого ребёнка уложили в постель. Он был страшно бледен и не произносил ни слова. Только спустя десять месяцев он заговорил и поведал об увиденном им. Вскоре он скончался.
Жители села решили ещё раз спуститься в подвал. На этот раз подготовившись получше, вооружённые описанием мальчика, они прошли через лабиринт и нашли ту самую дверь. Но сколько ни пытались открыть её, дверь не поддавалась.
Подвал заложили камнями и засыпали песком. Больше никто не предпринимал попыток спуститься туда...

[серебро]

Мы в посёлке жили, как в квартире городской - в трехэтажном доме. А отец всегда хотел свой дом. И вот он взял участок, мы построились, и дом наш стоял четвёртым от конца улицы.
А в первом доме, угловом, жила одна женщина. Была она какая-то чудная, забитая, всегда ходила с какими-то узлами и разговаривала сама с собой.
И вот однажды мама сказала, что срочно надо позвонить её сестре, Тамаре, чтобы она приехала, не помню уж, по какой надобности. А телефон тогда ещё был не у всех, и я попросилась к этой женщине. Та не отказала, правда, сказала так:
- Да-да, конечно, только быстро.
Я зашла к ней в дом. Телефон стоял в маленькой комнате рядом со входом, и я довольно быстро отзвонилась. А когда уже собиралась уходить, в соседней комнате раздался какой-то топот, грохот и хохот. Дверь в ту комнату была двустворчатой, эта женщина вцепилась в неё, пытаясь не выпустить то, что оттуда рвалось и закричала:
- Уходи! Уходи! Бегом уходи!
Я, конечно, убежала оттуда. А про эту женщину стали поговаривать, что в доме у неё нечистая сила живёт. Она действительно потихоньку сходила с ума и становилась всё хуже и хуже, пока не померла.
Приехали родственники и продали дом. Купил его какой-то разведённый мужичок.
Спустя некоторое время брат мой делал плиты, и ему нужна была бетономешалка. А у того мужика она как раз была. Мужик бетономешалку дал, но попросил вернуть её именно сегодня, потому что, дескать, она ему самому будет нужна.
А брат прокопался допоздна. И в 12 ещё работал, и в час, а потом решил, что хозяин уже спит и незачем в такую поздноту тащить ему эту бетономешалку. Завтра, думает, отнесу.
И пошёл спать.
А уснуть толком не мог. Только начинает засыпать, и такие кошмары начинают сниться, что и рассказать страшно: то под поезд он попадает, то вешают его, то топят. Или пожар в доме, и он горит, да много ещё ужасов. А под конец приснился ему чертёнок, как в мультиках рисуют, и с этой бетономешалкой, и будто едет он на бетономешалке и хочет его задавить.
Он вскочил, схватил бетономешалку эту - а было уже часа три ночи - и побежал к этому дому. Калитка закрыта, всё глухо, не дозовёшься. Так он её через забор бросил - еле поднял. И бегом к дому.
Прибежал, лёг и до утра спал спокойно.
Вишь как... нечистая сила за своим добром приходила.
А мужик-то этот новый, тоже с ума сошёл и помер. И дом этот теперь ничейный: никто там не живёт, а родственники продать его не могут, потому как нехорошее там место...

[серебро]

Это в Хмельницкой области было на Украине, станция Дунаевцы. После войны это место кладбищем стало, а во время войны там был концлагерь. Очень много людей там немцы погубили.
Вырыли ров, доски положили и, когда люди шли через ров, их расстреливали. И таких могил там несколько. А ведь в тех могилах и живые были, а то как же. Немцы-то не разбирались особо: мёртвый упал или живой - затолкают бульдозером землю в ров, утрамбуют и всё.
И вот на этом месте кладбище потом образовалось. Я на многих кладбищах за свою жизнь побывала, там, как правило, покойно, а на этом жутко...
Когда я училась в пединституте, то приезжала домой в пятницу в два часа ночи, а в это время пригородные автобусы уже не ходили, и мне приходилось два-три километра идти до дома пешком. Дорога шла мимо этого кладбища, отделённого от дороги только полосой лесопосадки. И вот однажды, где-то в ноябре, шла я там. Снег тогда ещё не лёг, но земля уже промёрзла, и по замёрзшей этой земле ветер гонял позёмкой жалкое подобие снега. Ветер был сильным и дул мне в спину.
Я бегом-бегом дохожу до кладбища и слышу - там вой поднялся. Вроде ветер, но звук такой, что не поймёшь: не то волки воют, не то ребёнок плачет, что-то ухает там, что-то звенит. Ужас, в общем. Когда я шла напротив дорожки к кладбищенским воротам, вой стал громче.
И вдруг гляжу, ворота открываются! А ворота-то из железных прутьев, парусность у них должна быть минимальной, да и ветер дул не в них. Всё вокруг стихло, и в полной тишине выбегает из этих ворот здоровая тёмно-рыжая собака с красными глазами.
Я на неё в упор не смотрела - страшно было, всё боковым зрением улавливала. Собака высокая, длинноногая, как жеребёнок, стоит и на меня смотрит, долго так. А я стою, ни жива, ни мертва, портфель из рук выпал, кругом тишь гробовая, и не знаю, что делать.
Псина постояла-постояла, развернулась и побежала прочь от меня как раз в том направлении и по той дороге, что вела к моему дому. Я долго смотрела ей вслед и видела, как она спустилась в ложбинку и прошла её, потому что собака была очень крупной, и спина её была довольно заметной даже в темноте.
И вот собака исчезла из поля моего зрения, поднялся ветер, и ворота сами собой с лязгом захлопнулись. Я не могла сдвинуться с места от страха, но усилившийся ветер начал, как живой, толкать меня в спину. Словно сказать пытался: иди отсюда, что стоишь? Нечего тебе здесь делать.
А потом и вовсе потащил по дороге к ложбинке. Я шла, подчиняясь ветру, не оглядывалась и ничего не делала. Портфель под порывами ветра тащился передо мной сам по себе, а я шла за ним, и в спину меня что-то толкало. Порой мне кажется, что это вовсе не ветер был.
Только в ложбинке я смогла взять портфель в руки. Осмотрелась, нет ли рядом этого адского пса, и пошла домой. Мама меня спросила, почему я такая бледная, ну я ей и рассказала. А она говорит, что у меня хороший ангел-хранитель и что правильно я не оглядывалась.
Да и вообще поговаривали, что в то время нечистая сила перед каким-то праздником гуляла...

[серебро]

Произошла эта история со мной три года назад. Я тогда только в 10 класс пошла, а жила у бабушки с дедом и сыном бабушки - инвалидом.
Воскресным утром 3 октября дед умер - при мне. Наверное, и сам не понял, что умирает, да и вообще по глупости всё получилось. Ему пить нельзя было, а если и уйдёт в запой, то всё равно таблетки принять от приступов.
Вот он таблетки не принял и неожиданно умер. Я в тот день дома не ночевала, так перепугана была. Больше всего меня пугало тело, которое так и лежало в гробу дома, поскольку в морге места не было.
На второй день переночевать где-то ещё не получилось, и я осталась дома. В зале лежал гроб, а я устроилась в спальне, на бабушкиной кровати.
Я долго не могла уснуть. Взгляд отчего-то приковывала щель между шкафом и полуотрытой дверцей. На дверце, помню, ещё длинная бабушкина шаль висела. Свет падал из зала в комнату, и видно всё было хорошо.
Я долго лежала так, не ожидая ничего увидеть, как вдруг - в щели промелькнуло белое пятно. Я насторожилась, и всё пристальней вглядывалась в щель, пока снова не увидела белое пятно, но уже ярче. Я испугалась и приподнялась на постели, судорожно вцепившись ногтями в одеяло. И вот снова - белое размытое пятно, да ещё шаль странно приподнялась, словно из-под неё кто-то выглянул.
Я перепугалась и побежала к бабушке на кухню.
После этого много чего случалось. Я всё время не хотела идти домой - страшно было.
Когда ходила по дому, всё время ощущала чьё-то присутствие, слышала шаги - не только свои, но и чужие, следовавшие за мной по квартире.
Однажды мы всей семьёй что-то бурно обсуждали. Вдруг я услышала скрип со стороны шкафа. Я сразу татараторила, что, мол, там скрипит что-то. Но больше никто странных звуков не слышал, да и скрип прекратился к тому времени.
Но как только заговорили снова, дверца в шкафу опять заскрипела, теперь громче прежнего. Теперь все замолчали и повернулись к комнате, как раз чтобы увидеть, как дверца шкафа - как раз там, где лежали дедовы вещи - с грохотом распахивается, и вещи сыплются на пол.
Не иначе, дед что-то искал.
Долго я в такой обстановке прожить не могла и уехала к маме в Москву. Спустя года два приехала к нам погостить бабушка. Я у неё возьми и поинтересуйся, видела ли она ещё деда.
А она и говорит:
- Да, внученька, всего один раз ещё. Я ведь со светом спала поначалу, от шорохов-то вовсе уснуть не могла. И вот как-то среди ночи проснулась как от холода, вижу - стоит в дверях он, хмурый, страшный такой, и на меня смотрит не по-доброму.
Я испугалась и глаза закрыла. Открываю - исчез...

[серебро]

Как-то в молодости, когда я ещё девушкой была и жила у мамы, въехали в квартиру под нами новые жильцы. Были в той семье маманя-алкашка и три дочери, да ещё сын был. А папашка их помер от рака ещё до переезда. Вся та семья была не крещёная. И вот вскоре погибает у них сын - на Липецкой улице пьяный под фуру попал.
После этого старшая дочь Инна заняла себе отдельную комнату. Ну, Инка - баба была здоровенная, её вся семья боялась. Но знаешь, что мне сразу не понравилось? Она там тёмно-синие обои поклеила. Представь себе комнату в одиннадцать метров, оклеенную тёмно-синим. А она ещё хвасталась:
- Гляди, типа, какой я ремонт сделала!
А ещё помнишь, были такие старые кровати, у которых матрасы снизу деревянный каркас имели - вот на таких двух матрасах она спала. И вот как раз после похорон брата ложится она спать, а тут начинается...
Слышит она сквозь сон, как будто кто-то идёт. Шаг, а потом ногу подволакивает, и снова шаг. Она говорит: глаза открою - тишина.
На следующую ночь взяла с собой в комнату собаку. Как шаги раздались, собака зарычала - значит, тоже кого-то слышит или чует. А на третий день Инка позвала сестру в свою комнату спать, но предупреждать её не стала.
Прошла ночь, а поутру Надька ей говорит:
- Ты чего всю ночь ходила?
А та ей:
- Да нет, не ходила я! Но мне ночью Юрка (брат) снился, говорил, что мы ему в гроб недоваренную кутью положили. Потом кутью эту изо рта достал и в нас бросил.
Тут Надька смотрит, а между матрасами кусок кутьи лежит. Что было! Они обе чуть в обморок не грохнулись. А представляешь, что у них в доме творилось?
Мне потом Инка рассказывала, что у них эти странности ещё на старой квартире начались. Они там в туалет ходили вдвоём с сестрой, и даже так разные случаи бывали. В той квартире туалет был напротив комнаты, где умер отец, и в ней никто не жил. Мать по ночам работала.
И вот, например, проходят они мимо открытой двери в комнату отца, а ей по голой спине вдруг кто-то как врежет!
Возможно, они из-за этого и переехали. Но на новой квартире всё продолжалось. Здесь её, правда, уже в другой комнате, что-то в постель вдавливало. Ну, она исхитрилась руку поднять - перекреститься, после этого, хоть она и некрещёная была, отпустило.
А по ночам стал приходить отец. Пристанет: пойдёшь, типа, со мной. Инка во сне сопротивляется, а он её за ноги тащит. Просыпается поутру, а носки стянуты и все ноги в синяках.
После этого пошли они всей семьёй креститься. Вроде, после этого всё закончилось...

[серебро]

Об этом пожаре в БАНе (Библиотеке Академии наук) в Санкт-Петербурге говорят до сих пор: сгорела одна из старейших книжных сокровищниц. Я сам с болью в сердце бродил потом по скорбному пепелищу, подбирая обугленные аграфы - медные застежки да скукоженные от жара корешки древних фолиантов, переплетенных в дубленую телячью кожу и дубовые доски.
Увы, ничто не защитило мудрые страницы от всепожирающей стихии. Это только рукописи не горят, а книги - за милую душу!
Следствие пришло к выводу, что виной беды было короткое замыкание в обветшавшей электропроводке. Но вскоре возникла еще одна версия пожара - мистическая. Её, разумеется, протоколировать не стали, однако она существует и лично меня очень-очень волнует. Поведал мне о ней настоятель местного храма, к которому пришла с покаянием уборщица сгоревшей библиотеки. Не нарушая тайну исповеди, он не назвал имя этой женщины. Но суть ведь не в ее паспортных данных.
Суть истории такова. В рукописном отделе, откуда и начался пожар, была комната, где хранился именной фонд известного в середине прошлого века археографа и библиофила профессора Иоганна Гагенредера. В своем завещании профессор передавал библиотеке все свое уникальное собрание с условиями: во-первых, все его книги будут храниться в отдельном помещении, во-вторых, на одной из стен будет висеть его портрет, написанный маслом чуть ли не самим Тропининым, в-третьих, чтобы среди книг стояла на полке урна с его прахом. Все три условия, несмотря на некоторую мрачность последнего, были выполнены. Со временем, правда, урну задвинули подальше, чтобы не лезла на глаза и не портила настроение, а портрет висел на виду и Иоганн фон Гагенредер строго взирал на всех входивших в его книжные апартаменты.
Шли годы, пролетали десятилетия. В хранилищах библиотеки становилось все теснее, так что пришлось "уплотнить" и знаменитого коллекционера. В его комнату поставили столы библиографов. Четыре сотрудницы, сидя друг против друга, день-деньской писали каталожные карточки. Все они скоро заметили, что в комнате незримо присутствует как бы еще некто, а именно покойный владелец книжных сокровищ Иоганн фон Гагенредер. Более того, он еще и требовал к себе почтительного внимания.
Впервые о нем, об этом Некто, заговорили вслух, когда молоденькая сотрудница Катя спросила старшего библиографа Зою Михайловну поменяться столами.
- Зачем? - изумилась она.
- Он на меня все время смотрит, - пожаловалась девушка. - Я работать не могу.
-Кто это"он"?
Катя показала глазами но портрет.
- Ну, знаешь, милая, - возмутилась старшая, - в твоем возрасте можно было бы и не распускать так нервы. Или страшных сказок в детстве начиталась?
- Нет, нет, - запротестовала Катя. - Он смотрит! Я однажды новую юбку примеряла, так он так посмотрел, что у меня молния сразу сломалась.
Тут все, конечно, рассмеялись. Но... Но на портрет стали поглядывать с опаской.
На другой день после веселого разговора Катя среди всеобщей сосредоточенной тишины вдруг вскрикнула плаксиво и вскочила со стула.
- Да не могу я больше так! Вон клей из-за него разлила
- Что, опять смотрит? - поинтересовалось соседка Верочка.
- Еще как! даже руки дрожат.
- Ну и нервная же вы особа! - покачала головой Зоя Михайловна. - Теплый боржом на ночь пей! Ладно уж, садись на мое место. А то еще чем-нибудь обольешься, пожиже клея.
Катя села спиной к портрету и жизнь пошла своим чередом, пока однажды в зимних сумерках неверующая ни в Бога, ни в черта бывший секретарь библиотечной парторганизации Зоя Михайловна не взглянула на портрет Гагенредера поверх очков. Очки едва не свалились с носа:
- Он только что глядел в окно! Он повернулся в профиль... Он шевелился.
И хотя почтенный старец как смотрел из своей рамы, так и смотрел, ни на йоту не изменив своей портретной позы, все с благоговейным ужасом уставились на картину. Тут заговорила молчавшая до сих пор четвертая сотрудница - Наталья Натановна:
- А я давно заметила, что и смотрит, и шевелится, и гримасничает. Я всегда, когда прихожу на работу, здороваюсь с ним. А забуду, так потом все из рук валится. То карточки перепутаются, то в шифрах ошибки пойдут...
- А может, его снять отсюда, - робко предложила Катя, - и куда-нибудь в коридор?
- Нет, нет! - замахала руками Наталья Натановна. - Он потом такой трам-тарарам нам устроит!
- Что же делать?
- Здороваться с ним.
- Так и свихнуться не долго.
- Ой, девочки, а давайте ему цветочки поставим? Может, подобреет.
В обеденный перерыв Катя сбегала в ближайший цветочный киоск и принесла веточку хризантемы. Поставили ее в кефирную бутылку перед портретом.
Всем показалось, что суровый взгляд старца и в самом деле смягчился.
На другой день Верочка принесла из дома вазочку и переставила в нее цветы из кефирной бутылки. Так Гагенредер, точнее образ его, дух, вписался в жизнь маленького коллектива. В его присутствии не рассказывали двусмысленных анекдотов, не трепались подолгу по телефону, не злословили и не курили.
Перед майскими праздниками в библиотеке затеяли генеральную уборку. Отодвинули каталожные ящики от стены и Верочка извлекла из угла фигурный металлический сосуд, похожий на спортивный кубок, облепленный пыльной паутиной.
- Что это?
Никто не смог ответить на ее вопрос и "кубок" поставили рядом с грудой всякого хлама, который уборщица Аннушка должна была вынести во двор. Аннушка занялась этим делом под вечер, когда все сотрудники разошлись, оставив в своих комнатах то, от чего желали избавиться. Вытаскивая связку старых журналов, она задела урну и из нее высыпался какой-то серый порошок. Не долго думая, она включила пылесос и собрала "порошок", - а это был прах злополучного книголюба - в утробу гудящего агрегата. В ту же минуту во всей библиотеке погас свет. Пока дежурный электрик возился с пробками, Аннушка оделась и ушла домой. В полночь из рукописного фонда повалил дым. Как установили эксперты, пожар начался именно с комнаты Гагенредера. Возможно, Акнушка не выдернула из розетки шнур пылесоса. Но ведь пылевсасывающий агрегат не утюг, перекалиться не может. И что там замкнуло в сети - не скажет теперь никто.
Говорят, среди немногих уцелевших книг чудом сохранился, хотя и обгоревший по бокам, портрет великого библиофила. К его груди прилип клочок страницы. Зоя Михайловна сняла его и прочитала две строчки: "Не вари козленка в молоке матери его... Не мешай прах с пылью".
Н. ЧЕРКАШИН.

[Котюня]

  Серебруша спасибо! 

[veta76]

спасибо.

[мишаня]

 Серебруша спасибо!