Многие звёзды советского театра и кино, которых мы зачастую знаем как героев любимых комедий, в молодости принимали участие в Великой Отечественной войне. Некоторые прошли ее от первого до последнего дня, а кое-кто оставил воспоминания о тех годах. “Умный журнал” предлагает вам фронтовые истории из уст пятерых людей, имена которых знает вся страна.
Анатолий Папанов«Говорят, что человек может привыкнуть ко всему. Я в этом не уверен»Один из самых любимых публикой советских актёров попал на войну “естественным образом”: в октябре 1940 года ему исполнилось 18 и его призвали на срочную службу, которую он проходил в Поволжье. После нападения нацистской Германии на СССР Папанова вместе с другими неопытными призывниками наспех подготовили и отправили на фронт. Артист вспоминал:
«Я, как и большинство моих ровесников, верил в победу, жил этой верой, испытывал ненависть к врагу. Передо мной был пример Павки Корчагина, Чапаева, героев по нескольку раз просмотренных фильмов «Семеро смелых» и «Мы из Кронштадта»».
Попал он на Юго-Западный фронт, где в то время шли тяжелейшие бои. Под Харьковом советские войска были вынуждены отступать и несли огромные потери.
«По виду тех, кто уже воевал, было ясно — тут жарко. Окопались. Силища на нас шла — не сосчитать. Почти вся дивизия полегла, от нашего взвода человек шесть или восемь в живых осталось.
Основную тяжесть войны несла пехота... Сами понятия фронта и тыла относительны. Если пули противника доставали нас на излете и вязли в шинели, не задевая тела, — мы, пехота, уже считали себя в тылу...
Я помню свой первый бой, в котором из нас, сорока двух человек, осталось в живых четырнадцать. Я ясно вижу, как падал, убитый наповал, мой друг Алик Рафаевич. Он учился во ВГИКе, хотел стать кинооператором, но не стал…».
В 1942 году Папанов получил тяжёлое ранение, которое описывал так:
«Мороз стоял лютый. Перед атакой зашли в блиндаж погреться. Вдруг — взрыв! И дальше — ничего не помню… Очнулся в госпитале. Три ранения, контузия. Уже в госпитале узнал, что все, кто был рядом, убиты. Мы были засыпаны землей. Подоспевшие солдаты нас отрыли.
В госпитале меня оперировали, вытащили осколок, а потом отправили санпоездом в другой госпиталь, находящийся в дагестанском городе Буйнакске. Ехали долго, дней десять, и в пути мне было очень плохо, тяжело. Ухаживал за мной, помогая санитарам, молодой солдат (из легкораненых, как он говорил), совсем почти мальчишка. Прибыли к месту назначения, и в общей суматохе я потерял его из виду и очень грустил, потому что привык к этому доброму и улыбчивому пареньку. Когда стал ходить, неожиданно встретил его в коридоре госпиталя. Увидел и… мурашки по телу побежали: «легкораненый» был без ноги».
После ранения Папанов уже не смог вернуться на фронт - у него были ампутированы три пальца ноги. Он поехал в Москву, где и поступил на актёрский факультет ГИТИСа. Однако война осталась с ним навсегда.
«Я видел, как люди после сражения совершенно менялись. Видел, как за одну ночь седели. Раньше думал, это литературный прием, оказалось — прием войны…
Говорят, что человек может привыкнуть ко всему. Я в этом не уверен. К ежедневным потерям я привыкнуть так и не сумел. И время все это не смягчает в памяти…».
Иннокентий Смоктуновский«Ты просто счастливчик, несмотря что доходяга»
Будущего великого актёра призвали в армию в 1943 году, когда ему исполнилось 18. Пройдя курс подготовки в пехотном училище, он был отправлен на фронт, где принимал участие в битве на Курской дуге и в операции по форсированию Днепра. Во время последней Смоктуновский (тогда носивший свою настоящую фамилию - Смоктунович) был впервые представлен к медали “За отвагу”.
Вместе с ещё одним солдатом ему поручили доставить важные документы в штаб, располагавшийся на острове посредине Днепра. Реку нужно было преодолеть вброд - и это при том, что противник прекрасно об этом знал и простреливал переправу, уже убив накануне двух курьеров.
«Затея эта была обречена, это понимали все. Мой напарник, лишь войдя в воду, был ранен и не мог держаться со мною рядом. Я же должен был уходить, пытаться прорваться сквозь зону обстрела... где-то у середины протоки, захлебываясь, едва успевая схватить воздуха перед тем, как опять уйти под воду, оглянувшись, увидел, как он, странно разбрасывая руки, боком, как споткнувшийся или пьяный, тяжело падал в воду, барахтался, вставал и опять валился на бок...».
Смоктуновский с заданием справился и приобрёл славу любимчика фортуны.
«Оказывается, за нашим купанием в Днепре наблюдали многие, и все, кто видел, как колошматили нас на протоке, были немало удивлены, узнав, что меня даже не царапнуло. "Ну везет тебе, длинный, ты просто счастливчик, несмотря что доходяга"».
В декабре 1943-го молодой солдат попал в плен во время операции по освобождению Киева, однако через месяц сумел бежать. И снова ему очень везло.
«Когда я бежал из плена и, пережидая день, спрятался под мост, вдруг вижу – прямо на меня идет немецкий офицер с парабеллумом, дежуривший на мосту, но перед тем, как глазами натолкнуться на меня, он неожиданно поскользнулся и упал, а когда встал, то, отряхнувшись, прошел мимо и потом опять стал смотреть по сторонам…».
Выжить Смоктуновскому удалось чудом.
«Меня, восемнадцатилетнего, измученного мальчишку, вел инстинкт самосохранения. Я выведывал у крестьян, где побольше лесов и болот, где меньше шоссейных дорог, и шел туда. Фашистам там нечего было делать в отличие от партизан. Так добрел до поселка Дмитровка... Постучался в ближайшую дверь, и мне открыли. Я сделал шаг, попытался что-то сказать и впал в полузабытье. Меня подняли, отнесли на кровать, накормили, вымыли в бане. Меня мыли несколько девушек - и уж как они хохотали! А я живой скелет, с присохшим к позвоночнику животом, торчащими ребрами».
Отлежавшись в доме украинской семьи (контакты с которой он впоследствии поддерживал всю жизнь), Смоктуновский смог присоединиться к местному партизанскому отряду, а уже в мае вернулся на фронт. Во время наступления в Польше он увидел страшную и впечатляющую сцену, ставшую для него символом войны.
«Город, должно быть, предполагали взять внезапно, налетев вихрем огромного кавалерийского соединения, и оно на исходе ночи в долгой веренице однообразных приглушенных звуков быстро мчавшихся лошадей стремительно проносилось мимо нас. В их безмолвной устремленности было что-то от страшного миража живого, закручивающегося вокруг тебя омута. Многие всадники были в черных плечистых бурках и в уходящей темноте виделись огромными доисторическими чудищами со сложенными крыльями... Ни единого слова, ни единого отдельно выделенного какого-нибудь звука. Такое живое устремление силы и воли я видел впервые и не знаю, в чем тут дело, но, глядя на уносящуюся великолепную пружину эту, ясно помню нехорошее почему-то ощущение жути, тоски».
Вскоре он снова увидел промчавшихся мимо кавалеристов - уже в совсем другом состоянии.
«Сдвинутые на обочины дороги черные, обуглившиеся нагромождения людей и животных. Запекшиеся черные бурки. Застывшие всадники в исковерканных седлах с приваренными к сапогам стременами. Задранные головы лошадей с лопнувшими глазами, на черно-маслянистых лицах воинов жестко торчали из-под лихо заломленных кубанок спаленные чубы волос... Как чудовищные экспонаты жестокости войны, немо вопия с обеих сторон дороги, они провожали нас, идущих вперед к жизни, победе, будущему. Было трудно дышать - запах паленой шерсти, сожженного мяса и сгоревшей нефти долго был нашим попутчиком. Засада фашистских огнеметчиков перед самыми стенами Седлеца сделала свое страшное дело».
Своё отношение к войне Смоктуновский исчерпывающе выразил уже в названии своих мемуаров - “Я ненавижу войну”. Ненависть эта, однако, не помешала ему получить ещё одну медаль “За отвагу” в январе 45-го. Воевал Смоктуновский в полном соответствии с написанными им позже словами:
«Не верьте, что на войне не страшно, это страшно всегда. А храбрость состоит в том, что тебе страшно, а ты должен преодолеть животный ужас и идти вперед, и ты это делаешь».
Юрий Никулин«Смерть на войне, казалось бы, не должна потрясать. Но каждый раз это потрясало»
Легендарного в будущем актёра и клоуна призвали в армию ещё в 1939-м, когда он окончил школу. Никулин попал на советско-финскую войну - правда, не на передовую, а в состав зенитной батареи, охранявшей подступы к Ленинграду. Великая Отечественная началась, когда молодой солдат уже готовился к увольнению. Узнали о ней Никулин с сослуживцами случайно - отправившись воскресным утром в магазин за пивом.
Свои воспоминания о войне актёр позже издал в виде коротких отдельных историй под названием “Почти серьёзно”. Вот как Никулин описывал увиденную на войне смерть:
«...Первого убитого при мне человека невозможно забыть. Мы сидели на огневой позиции и ели из котелков. Вдруг рядом с нашим орудием разорвался снаряд, и заряжающему осколком срезало голову. Сидит человек с ложкой в руках, пар идет из котелка, а верхняя часть головы срезана, как бритвой, начисто.
Смерть на войне, казалось бы, не должна потрясать. Но каждый раз это потрясало. Я видел поля, на которых лежали рядами убитые люди: как шли они в атаку, так и скосил их всех пулемет. Я видел тела, разорванные снарядами и бомбами, но самое обидное — нелепая смерть, когда убивает шальная пуля, случайно попавший осколок.
Во время одного из привалов мы сидели у костра и мирно беседовали. Мой приятель, тоже москвич, показывал всем письма, а в них рисунки его сына.
— Вот парень у меня хорошо рисует, — сказал он, радуясь, — в третьем классе учится. Жена пишет, что скучает.
В это время проходил мимо командир взвода. Он вытащил из своего пистолета обойму и, кинув его моему земляку, попросил:
— Почисти, пожалуйста.
Солдат, зная, что пистолет без обоймы, приставил дуло к виску, хитро подмигнув нам, со словами: «Эх, жить надоело» — нажал на спусковой крючок. Видимо, решил пошутить. И тут раздался выстрел.
Парень замертво упал на землю. Лежит, а в виске у него красная дырочка, в зубах дымящаяся цигарка.
Ужасная смерть! Нелепая. Глупая».
Рассказал Никулин и о блокадном Ленинграде, под которым воевал два первых года Великой Отечественной.
Я видел Ленинград во время блокады. Трамваи застыли. Дома покрыты снегом с наледью. Стены все в потеках. В городе не работали канализация и водопровод. Всюду огромные сугробы.
Между ними маленькие тропинки. По ним медленно, инстинктивно экономя движения, ходят люди. Все согнуты, сгорблены, многие от голода шатаются. Некоторые с трудом тащат санки с водой, дровами. Порой на санках везли трупы, завернутые в простыни. Часто трупы лежали прямо на улицах, и это никого не удивляло.
Бредет человек по улице, вдруг останавливается и… падает — умер... Конечно, в Ленинграде было страшнее, чем у нас на передовой».
Весной 1943 года Никулин перенёс воспаление лёгких, а после выхода из госпиталя - контузию во время авианалёта. Оправившись, он был переведён в другую часть, где стал командиром разведотделения. В этом качестве будущий народный артист дошёл до Прибалтики, где и встретил День Победы.
В своих воспоминаниях Никулин рассказывал не только об ужасах и тяготах войны, но и о чудесных происшествиях, вселявших в солдат надежду.
«Зимой 1944 года под Гдовом произошла удивительная встреча у нашего шофера Старовойтова.
Молодой парень — он работал на грузовике — вез продукты на батарею и нервничал, потому что опаздывал и знал, что все мы очень голодны. Но никак он не мог обогнать двух лошадей, обычных повозочных лошадей, которые подвозили патроны пехоте. Возчиками при лошадях, как правило, бывали пожилые люди.
Плетется Старовойтов за двумя повозками и проклинает повозочных на чем свет стоит. Он сигналит им и кричит, а они отругиваются не оборачиваясь. Это его и заело. Спрыгнул он со своей машины, подбежал к одному из них и как даст ему в ухо. Тот поднимается и говорит:
— Ты что это?
И хотел сдачи ему дать, но тут застыли они друг перед другом — молодой шофер и старый ездовой, потому что встретились на военной дороге отец и сын.
Не знали ничего друг о друге более двух лет».
Демобилизовали старшего сержанта Никулина в мае 1946 года. За время службы он был награждён медалью “За отвагу”.
Георгий Юматов«Когда они сообразили, что нас там всего человек 15, всех перебили»Звезда фильма “Офицеры”, ставший эталоном мужественного защитника Родины на экране, был им и в жизни.
Когда началась война, Юматову исполнилось всего 15. Он учился в Военно-морской школе, откуда уже на следующий год был зачислен юнгой на торпедный катер “Отважный”. Ещё через год будущий актёр стал рулевым. Воевал Юматов в составе Азовской и Дунайской флотилий, поучаствовав во взятии Бухареста, Будапешта и Вены.
Он много раз находился на краю гибели и спасался лишь чудом. Был неоднократно ранен, но о своих военных днях рассказывать не любил. Исключение сделал лишь однажды, когда в 80-х его пригласили в Австрию на памятные мероприятия, посвящённые освобождению Вены. Тогда он поведал журналисту, а что же всё-таки случилось 11 апреля 1945-го, в день памятного десанта на Имперский мост.
«Мы шли на бронекатерах. Прошли Румынию, Венгрию… Это был уже апрель, конец войны – венская операция. Подходим к последнему мосту, все мосты через Вену взорваны… Туман… Авиация «не работает»… Мы уткнулись носом в бык, то есть встали посредине моста, по которому в это время отступала танковая дивизия СС «Мертвая голова». Оба берега у немцев. Причалили, матросы забросили «кошки» и по канатам забрались туда. Мальчишки по девятнадцать-двадцать лет, самому старшему, по-моему, было лет двадцать пять. Пробрались туда, взяли гранаты-связки и под танки! Паника… Переполох… Радист успел на катере отстучать: «Матросы захватили мост». И наши в этот туман бросили десант и захватили мост полностью. Таким образом, была взята Вена…
Пока длилась операция по захвату моста, немцы пришли в себя. Когда они сообразили, что нас там всего человек 15, всех перебили. Оставшиеся в живых были очень сильно искалечены. Выжило всего двое или трое, меня отправили в госпиталь. Привезли, положили на операционный стол, хирург одел маску-наркоз и говорит: «Считай до десяти». Я считаю… и ничего. До двадцати, до ста – тот же эффект… Хирург очень удивился, снял маску, понюхал и приказал: «Ну-ка дайте ему стакан спирта!..».
За мужество Юматов был награждён медалью Ушакова. Войну он закончил опытным ветераном - в возрасте всего-навсего 19 лет.
Владимир Этуш«Другая пуля, предназначенная мне, угодила в него… Как мне это забыть?»
Народный артист СССР, прославившийся ролями в комедиях Гайдая, к моменту начала войны наслаждался беззаботной московской жизнью и представить не мог, что скоро она в один миг исчезнет как дым. Об этом моменте Этуш вспоминал подробно.
«Что такое война для меня? Представьте: я совсем юный актер, мне 18 лет. Я эдакий баловень судьбы, предвоенный год для меня складывается прекрасно: чудесный вахтанговский театр, выдающиеся коллеги-актеры, любовные похождения, ночные гулянки…
И вот война, начало которой помню в мельчайших деталях. 22 июня 41-го года в пятом часу утра я возвращался по пустынной Москве домой с очередной вечеринки. Спустился по улице Горького на Манежную площадь и вдруг увидел огромный черный автомобиль посольства Германии, который несся со стороны Кремля. До сих пор помню флажок со свастикой, трепетавший на ветру. Я, по своей мальчишеской наивности, не придал этому эпизоду значения. Уже позже понял, что стал невольным свидетелем проезда немецкого посла фон Шуленбурга, который минутами ранее вручил Молотову меморандум об объявлении войны Советскому Союзу.
Только в районе обеда того же дня узнал о бомбежках Киева и Минска и о том, что прежняя, мирная, жизнь завершилась. Что ощутил я поначалу? Жуткий, колотящий страх, который до сих пор чувствую буквально кожей».
Молодой актёр продолжал заниматься творческой деятельностью, но что-то явно шло не так.
«В конце сентября 41-го мы играли в театре спектакль на военную тему — «Фельдмаршал Кутузов». В зале присутствовало всего 13 зрителей! Хорошо помню свое шоковое состояние. Я вдруг осознал, что в такой трагический для страны период людям не до театра. И на следующий день в военкомате записался добровольцем на фронт».
Сначала Этуш учился на военного переводчика, так как уже немного знал немецкий. После окончания курсов его определили в Северо-Кавказский военный округ, под Ростов. Там молодой человек, имевший звание лейтенанта, стал заместителем начальника отдела разведки и вместе со всей армией познал горечь отступления.
«...А затем — наше долгое и тяжелое отступление через Кавказский хребет. Днем жара, ночью — жуткий холод, а обмундирование к таким походам не приспособлено. С едой в горах было тоже неважно, поэтому голод в том переходе стал обычным делом. Люди слабели, засыпали на ходу, иногда срывались в пропасть — особенно по ночам, когда километрами приходилось передвигаться по «карнизам» вдоль отвесных скал.
Вообще, прошло много лет, но до сих пор помнится одно главное, тягостное ощущение от войны — это нестерпимая, свинцовая, постоянная усталость. Мы никогда не бывали сытыми и никогда не бывали выспавшимися. И временами все — и командиры, и бойцы — от утомления просто валились с ног.
Вспоминаю один характерный случай, врезавшийся в память. Это был 1943 год, зима... я хотел только одного — где-нибудь поспать. Зашел в соседнюю избу в нашем лагере и обомлел: в жарко натопленном помещении спали немецкие пленные вперемешку с нашими командирами! На железной кровати храпели двое немцев, у них в ногах поперек кровати спал наш начальник химслужбы, на полу рядом, ничком — начальник полковой разведки, а на его, простите, ягодицах покоилась голова еще одного пленного гитлеровца, тоже спящего. Картину довершал караульный, который дремал, сидя на табуретке и прислонив автомат к одному из спящих немцев… Словно и не было войны, врагов и противников. Спали вповалку измученные, смертельно усталые люди».
Молодой офицер сразу получил боевой опыт.
«Боев было много, и мне, лейтенанту, приходилось и бежать с винтовкой в руках, и командовать пулеметным расчетом, и лежать в обороне в цепи солдат. Однажды в такой цепи мой сосед, один из бойцов нашего полка, получил ранение в легкое, у него начался пневмоторакс, он задыхался. Необходимо было его приподнять, чтобы облегчить страдания. Я попытался это сделать, и вдруг его голова упала мне на грудь. Другая пуля, предназначенная мне, угодила в него… Как мне это забыть?».
После начала контрнаступления Красной Армии часть Этуша с боями дошла до Украины. За героизм, проявленный при атаке возглавляемой им роты в Донецкой и Запорожской областях, он был награждён орденом Красной Звезды. Правда, здесь же его военный путь закончился.
«Я получил тяжелое ранение. Это случилось сразу после награждения орденом Красной Звезды... немцы начали такой бой, каких до того момента я не припомню: все перед нами взрывалось и сверкало, как салют. Нужно было менять позиции, и мы побежали. Вдруг командир полка на бегу сует мне коробочку: «Этуш, забери свой орден! Черт знает, может, тебя убьют, а может, меня убьют!..».
У актёра были раздроблены кости таза, и после полугодичного лечения он со второй группой инвалидности вернулся в Москву - в родное Щукинское училище. А война, окончившаяся через пару дней после того, как ему исполнилось 23, навсегда осталась огромной частью его жизни.
«День Победы я отмечаю всегда, иногда вместе с собственным днем рождения. Может ли этот праздник потерять для меня свою ценность? Могу ли я забыть войну? Свою жизнь от жизни страны мне не отделить. И слава Богу, что так».
Автор: Михаил Торопов[urlhttps://www.anews.com/p/54965401-pervogo-ubitogo-zabyt-nevozmozhno-vospominaniya-sovetskih-aktyorov-o-vojne/]https://www.anews.com/p/54965401-pervogo-ubitogo-zabyt-nevozmozhno-vospominaniya-sovetskih-aktyorov-o-vojne/[/url]
“Первого убитого забыть невозможно”. Воспоминания советских актёров о войне... (Прочитано 1299 раз)