Бросался ли Александр I в народ пирожными?

[Миссис уксус]

2

Спор князя П.А. Вяземского и графа Л.Н. Толстого об одном эпизоде из истории войны 1812 года.

Выход в свет «Войны и мира» принес автору романа-эпопеи не только звание первого русского писателя, но и весьма нелицеприятную критику относительно правдивости исторических описаний. В частности, князь Петр Андреевич Вяземский строго отчитал графа Льва Николаевича Толстого за многие погрешности, в том числе за клевету на исторический образ императора Александра в четвертом томе «Войны и мира», посвященном событиям Отечественной войны 1812 г. и, в частности, приезду государя в Москву:

«А в каком виде представлен император Александр в те дни, когда он появился среди народа своего и вызывал его ополчиться на смертную борьбу с могущественным и счастливым неприятелем? Автор выводит его перед народом — глазам своим не веришь, читая это, — с "бисквитом, который он доедал". "Обломок бисквита, довольно большой, который держал государь в руке, отломившись, упал на землю. Кучер в поддевке (заметьте, какая точность во всех подробностях) поднял его. Толпа бросилась к кучеру отбивать у него бисквит. Государь подметил это и (вероятно, желая позабавиться?) велел подать себе тарелку с бисквитами и стал кидать их с балкона...» (цитата неточна, Вяземский, скорее, своими словами передает общий смысл эпизода. — С.Ц.)

«Если отнести эту сцену к истории, то можно сказать утвердительно, что это басня; если отнести ее к вымыслам, то можно сказать, что тут еще более исторической неверности и несообразности. Этот рассказ изобличает совершенное незнание личности Александра I. Он был так размерен, расчетлив во всех своих действиях и малейших движениях, так опасался всего, что могло показаться смешным или неловким, так был во всем обдуман, чинен, представителен, оглядлив до мелочи и щепетливости, что, вероятно, он скорее бросился бы в воду, нежели бы решился показаться пред народом, и еще в такие торжественные и знаменательные дни, доедающим бисквит. Мало того: он еще забавляется киданьем с балкона Кремлевского дворца бисквитов в народ — точь-в-точь как в праздничный день старосветский помещик кидает на драку пряники деревенским мальчишкам! Это опять карикатура, во всяком случае совершенно неуместная и несогласная с истиной. А и сама карикатура — остроумная и художественная — должна быть правдоподобна. Достоинство истории и достоинство народного чувства в самом пылу сильнейшего его возбуждения и напряжения ничего подобного допускать не могут. История и разумные условия вымысла тут равно нарушены». ("Воспоминания о 1812 годе", "Русский архив", 1869 г. Вып. I. С. 182-616.).

Между прочим, Вяземский, в отличие от Толстого, был современником Отечественной войны и участником Бородинского сражения. Однако Лев Николаевич не признал справедливости этого обвинения, поскольку в документах и мемуарах порылся основательно, и в письме к Бартеневу оправдался:

«Везде, где в книге моей действуют и говорят исторические лица, я не выдумывал, а пользовался известными матерьялами, из которых у меня во время моей работы образовалась целая библиотека книг, заглавия которых я не нахожу надобности выписывать здесь, но на которые всегда могу сослаться. Князь Вяземский... обвиняет меня в клевете на характер И[мператора] А[лександра] и в несправедливости моего показания. Анекдот о бросании бисквитов народу почерпнут мною из книги Глинки, посвященной Государю Императору...»

Действительно, список прочитанных Толстым источников весьма велик. Вот опись книг из Яснополянской библиотеки:

1. Богданович М. История Отечественной войны 1812 года, по достоверным источникам. П. 1859-1860 г., 3 тома.
2. Давыдов Денис. Разбор трех статей, помещенных в записках Наполеона. М., 1825 г.
3. И... Р... Походные записки артиллериста. М. 1835 г.
4. Глинка С. Записки о 1812 годе. М. 1836 г.
5. Избранные черты и анекдоты государя императора Александра I. М. 1826 г.
6. Исповедь Наполеона аббату Мори и пр. ПТБ., 1813 г.
7. Шишков, А. Краткая и справедливая повесть о пагубных Наполеона Бонапарта помыслах и пр. П. 1814 г.
8. Липранди И. Кому и в какой степени принадлежит честь Бородинского дня. М. 1867 г.
9. Михайловский-Данилевский. Описание первой войны с Наполеоном. П. 1844 г.
10. Михайловский-Данилевский. Описание второй войны. П. 1846 г.
11. Foy. Histoire de la guerre de la Peninsule sous Napoleon. Bruxelles.
12. Lanfrey. Histoire de Napoleon.
13. Thiers. Histoire de Napoleon.
14. Ковалевский. Граф Блудов и его время. П. 1866 г.
15. Краснокутский А. Взгляд русского офицера на Париж. П. 1819 г.
16. Давыдов. Сочинение, издание 4-е. М. 1860 г. 3 тома.
17. Жихарев С. Записки современника с 1805 по 1819 г., часть I. П. 1859 г.
18. Зотов Р. Леонид, изд. 2-е. ПТБ. 1840 г.
19. Лобрейх фон Плуменек. Влияние истинного свободного каменщичества во всеобщее благо государств. М. 1816 г.
20. Лопухин. Записки некоторых обстоятельств жизни и службы. М. 1860 г.
21. Михайловский-Данилевский. Описание похода во Францию. П. 1845 г.
22. Михайловский-Данилевский. Записки 1814 и 1815 года. 1834 г.
23. Михайловский-Данилевский. Примечание о французской армии. П. 1808 г.
24. Скобелев. Подарок товарищам. П. 1833 г.
25. Сперанский. Дружеские письма к П. Г. Масальскому. П. 1862 г.
26. Шишков А. Краткие записки, веденные во время пребывания при императоре Александре I.
27. Штейнгель В. Записки касательно похода ополчения. СПБ.
28. Щербинин М. П. Биография ген.-фельдм. кн. Воронцова. П. 1858 г.
29. Dumas A. Napoleon. 1840.
30. L'Empire ou dix ans sous Napoleon. Paris. 1836.
31. Erckmahn-Chatrian. Le conscrit de 1813. Paris. 1865.
32. Marmont. Memoires. Paris. 1857.
33. De-Meneval. Napoleon et Marie-Louise. 1843.
34. Карпавов. Растопчинские афиши.
35. Корф. Жизнь графа Сперанского.
36. Историческое описание мундиров.
37. Историческое описание вооружения и одежды российских войск.
38. Письменное наставление Наполеона своему историографу.
39. Париж во время вступления государя императора в 1814 г.
40. De Las Cases. Memorial de Sainte-Helene.
41. Napoleon I. Monologues...
42. Бонапарте. На о. св. Елены.
43. Русский архив за 1866, 68, 69 гг.

Но память все-таки подвела Льва Николаевича. На самом деле эпизода о бисквитах у первого ратника московского ополчения — Сергея Глинки — нет. А есть вот что:

«Благовест продолжался. Государь двинулся с Красного крыльца. Двинулось и общее усердие. На каждой ступени, со всех сторон, сотни торопливых рук хватало за ноги государя, за полы мундира, целовали и орошали их слезами. Один кричал: Отец! Отец наш! Дай нам на себя наглядеться! Другие восклицали: Отец наш! Ангел наш!
...На Красном крыльце во время государева обеда происходил непрерывный прилив и отлив народа. Государь обращал взоры к зрителям и дарил их улыбкою приветливою. Июля 13-го Петр Степанович Валуев, находясь в числе приглашенных к обеду и привыкнув говорить с государем голосом сердечным, сказал: "Государь, смотря на вас и на народ, взирающий на вас, скажешь: что общий отец великого семейства - народа русского вкушает хлеб-соль среди радостной, родной своей семьи».
(Сергей Глинка, Записки о 1812 годе Сергея Глинки, первого ратника московского ополчения, СПБ., 1836, стр. 14-15.)

Вот это-то вкушение хлеба-соли преобразилось под пером Толстого в следующую картину:

«Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окно дворца, ожидая еще чего-то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу, к обеду государя, и камер-лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
— Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал, доедая бисквит, и вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
— Ангел, батюшка! Ура! Отец!.. — кричали народ и Петя; и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастья.
Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перила балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку с бисквитами и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя лежала на земле: старушка ловила бисквиты и не попадала руками. Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал: "ура"! уже охрипшим голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
— Вот я говорил, что еще подождать, — так и вышло — с разных сторон радостно говорили в народе».

Ссылка Льва Николаевича на С.Глинку в письме к Бартеневу заставляет думать, что когда Толстой писал эту сцену, он был убежден, что живописует материал, почерпнутый из аутентичного источника, точнее его воображение к тому времени уже так поработало над отрывком из Глинки, что придало всей придуманной им сцене характер исторического документа. Память человеческая способна еще не на такие подвохи, недаром говорится: врёт, как очевидец. Но стало быть, прав и Вяземский: представленная Толстым картина искажает характер и образ Александра I до самой настоящей карикатуры — причем, не только на государя, но и на весь патриотический подъем, которым сопровождался приезд императора в Москву.

P.S.
Эйхенбаум относил Толстовский парафраз к месту из А. Рязанцева «Воспоминания очевидца о пребывании французов в Москве в 1812 г.» (М., 1862): «...император, заметив собравшийся народ, с дворцового парапета смотревший в растворенные окна на царскую трапезу, приказал камер-лакеям принести несколько корзин фруктов и своими руками с благосклонностью начал их раздавать народу».

© Сергей Цветков