«Сюська под соусом», «собачья гувернантка», «баба моется», «храм колбасе» и другие выражения, которыми пользовался писатель и его домашние.
Словарь семьи Толстых
Анковский пирог — Домовитость, семейная традиционность; буржуазный уклад жизни, вера в необходимость материального благополучия.
Изначально под анковским пирогом имели в виду «вкусный рассыпчатый пирог с вареньем внутри и миндалем снаружи», названный в честь его изобретателя — доктора Николая Богдановича Анке, приятеля семьи Берс, в которой выросла Софья Андреевна. Став супругой Толстого, она привезла рецепт сладости в Ясную Поляну. Для писателя анковский пирог имел иносказательное значение: «Для отца анковский пирог служил эмблемой особого мировоззрения, которое трудно сформулировать одним словом. Анковский пирог — это и домовитость, и семейная традиционность, и — говоря современным языком — буржуазный уклад жизни, и вера в необходимость материального благополучия, и непреклонное убеждение в незыблемости современного строя».
«У нас всё благополучно и очень тихо. По письмам видно, что и у вас также и по всей России и Европе также. Но не уповай на эту тишину. Глухая борьба против анковского пирога не только не прекращается, но растет, и слышны уже кое-где раскаты землетрясения, разрывающего пирог. Я только тем и живу, что анковский пирог не вечен, а вечен разум человеческий». (Лев Толстой — свояченице Татьяне Кузминской. Ясная Поляна, 17 октября 1886 года)
Арзамасский ужас - Страх смерти, крайнее смятение, катастрофическое душевное состояние.
В 1869 году Толстой отправился в Пензенскую губернию для покупки имения Ильино. Путь писателя лежал через Нижний Новгород, Саранск и Арзамас. Остановившись на ночлег в одной из арзамасских гостиниц, Толстой испытал приступ сильнейших тоски и страха, связанных с мыслями о смерти. Страх смерти, испытанный Толстым в преддверии духовного переворота, был описан им также в «Записках сумасшедшего».
«Я второй день мучаюсь беспокойством. Третьего дня в ночь я ночевал в Арзамасе, и со мной было что-то необыкновенное. Было 2 часа ночи, я устал страшно, хотелось спать, и ничего не болело. Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас такие, каких я никогда не испытывал. Подробности этого чувства я тебе расскажу впоследствии; но подобного мучительного чувства я никогда не испытывал, и никому не дай бог испытать». (Лев Толстой — жене Софье Толстой. Саранск, 4 сентября 1869 года)
Архитектор виноват - Перекладывание ответственности и вины на других, с больной головы на здоровую.
«В этот раз мне подарили большую фарфоровую чайную чашку с блюдцем. Мама знала, что я давно мечтал об этом подарке, и приготовила мне его к Рождеству. Увидав чашку на своем столике, я не стал рассматривать остальных подарков, схватил ее обеими руками и побежал ее показывать. Перебегая из залы в гостиную, я зацепился ногой за порог, упал, и от моей чашки остались одни осколочки. Конечно, я заревел во весь голос и сделал вид, что расшибся гораздо больше, чем на самом деле. Мама кинулась меня утешать и сказала мне, что я сам виноват, потому что был неосторожен. Это меня рассердило ужасно, и я начал кричать, что виноват не я, а противный архитектор, который сделал в двери порог, и, если бы порога не было, я бы не упал. Папа это услыхал и начал смеяться: „Архитектор виноват, архитектор виноват“, и мне от этого стало еще обиднее, и я не мог ему простить, что он надо мной смеется.
С этих пор поговорка „архитектор виноват“ так и осталась в нашей семье, и папа часто любил ее повторять, когда кто-нибудь старался свалить вину на другого. Когда я падал с лошади, потому что она спотыкалась или потому что кучер плохо подвязал потник; когда я плохо учился, потому что учитель не умеет объяснить урока; когда во время отбывания воинской повинности я запивал и винил в этом военную службу, — во всех таких случаях папа говаривал: „Ну да, я знаю, архитектор виноват“, — и приходилось всегда с ним соглашаться и замолчать». (Илья Толстой. «Мои воспоминания», 1913 год)
Баба моется - Живописные и скульптурные работы в стиле ню.
«В 80-х годах к сестре Татьяне из деревни Ясной Поляны приходила учиться одна маленькая и миленькая семилетняя девочка. Сестра ей показывала альбомы живописи и скульптуры, и девочка многими картинками интересовалась, но к картинкам с обнаженными женщинами она относилась совершенно равнодушно. Страницы с такими картинками она быстро переворачивала, говоря: „Баба моется“… После этого отец [Лев Толстой], просматривая иллюстрированные издания, также стал быстро переворачивать картинки с le nu и улыбаясь говорил: „Баба моется“». (Сергей Толстой. «Юмор в разговорах Л. Н. Толстого», 1923 год)
Вздохи Николая - Жареные пирожки с вареньем, которые готовил повар Толстых Николай Михайлович Румянцев.
«Детьми мы часто, бывало, забегали к Николаю на кухню и выпрашивали у него чего-нибудь: морковку, кусочек яблочка или пирожок. Поворчит, а все-таки даст. Особенно вкусны бывали его левашники. Эти левашники делались, как пирожки, из раскатанного теста, и внутри них было варенье. Чтобы они не „садились“, Николай надувал их с уголка воздухом. Не через соломинку, а прямо так, губами. Это называлось „Les soupirs de Nicolas“ [„Вздохи Николая“]». (Илья Толстой. «Мои воспоминания», 1913 год)
Дерево бедных - Вяз, на котором висел колокол, созывавший членов семьи и гостей к обеду. Под деревом стояла скамья, где Толстого обычно ожидали крестьяне, нищие, погорельцы и прочие.
«Перед крыльцом до 1970 года росло знаменитое „дерево бедных“ — старый вяз, под которым была скамейка, где обычно по утрам поджидали выхода Толстого самые разные посетители — чаще других нищие, бродяги, богомольцы; отсюда и название дерева. Когда-то на суку этого вяза висел колокол, в который звонили, чтобы созвать всех к обеду и к чаю. Я застал уже то время, когда колокол почти целиком врос в дерево и никто в него уже не звонил.
Погибшее дерево законсервировали и перенесли в Красный сад, а вместо него посадили другой вяз, похожий по очертаниям на прежний». (Илья Толстой, правнук писателя. «Свет Ясной Поляны», 1986 год)
Для Прохора - Делать что-либо не для себя, а для того, чтобы произвести впечатление на других.
«В детстве меня учили играть на фортепьяно. Я был страшно ленив и всегда играл кое-как, лишь бы отбарабанить свой час и убежать. Вдруг как-то папа слышит, что раздаются из залы какие-то бравурные рулады, и не верит своим ушам, что это играет Илюша. Входит в комнату и видит, что это действительно играю я, а в окне плотник Прохор вставляет зимние рамы. Тогда только он понял, почему я так расстарался. Я играл „для Прохора“. И сколько раз потом этот „Прохор“ играл большую роль в моей жизни и отец упрекал меня им». (Илья Толстой. «Мои воспоминания», 1913 год)
Зефироты — Шутливое прозвище жены Толстого Софьи Андреевны, его свояченицы Татьяны Андреевны Кузминской и его племянниц Вари и Лизы
«Прозвание „Зефироты“ произошло вот откуда: к нам иногда приезжала из монастыря старая монахиня, крестная мать Марии Николаевны
Мария Герасимовна, и любила рассказывать необыкновенные истории. И вот она раз говорит нам: „Прилетели какие-то не то птицы, не то дельфины, в газетах написано, и от них будут разные бедствия. Животные эти называются Зефиротами“. И вот Лев Николаевич раз смотрит на меня и сестру мою и говорит, шутя, конечно: „Жили, жили мы без вас, без тебя и Сони, с тетенькой и Натальей Петровной, а прилетели вы, как Зефироты, и весь дом поставили вверх дном“. А потом, когда приехали Варя с Лизой, он и их назвал Зефиротами и говорил, что прилетела новая пара их. Так и пошло это прозвище всем нам надолго. В письмах даже Лев Николаевич часто пишет: „Что Зефироты?“ или „Целую Зефиротов“». (Софья Толстая. «Мемуары», 1904–1916 годы)
Иван Михайлович - Прием на турнике
«…Толстой любил демонстрировать свой коронный номер — „Ивана Михайловича“. Так называлось тяжелое упражнение, суть которого состояла в том, чтобы повиснуть на руках на перекладине, просунув между ними ноги, и, приподнявшись кверху, сесть на перекладину. Пятидесятилетний Лев Николаевич делал это упражнение очень ловко, как молодой гимнаст!»
Комната под сводами, «своды» - Одна из комнат яснополянского дома Толстых.
Свое название комната получила из-за необычной конструкции потолков. В разные годы «своды» использовались в качестве кладовой и детской комнаты; около 20 лет комната служила Толстому кабинетом. Здесь же в 1891 году Илья Репин работал с натуры над своей картиной «Толстой в яснополянском кабинете под сводами».
«Лев Николаевич сидел в своей комнате у окна и писал. Меня поразила обстановка, среди которой работал Лев Николаевич. Старинный подвал напоминал средневековую келью схимника. Сводчатый потолок, железные решетки в окнах, старинная мебель, кольца на потолке, коса, пила — всё это имело какой-то таинственный вид».
Муаровый жилет - Семейное торжество; соблюдение внешних условностей, норм поведения в обществе.
Изначально под муаровым жилетом понималась мужская одежда без рукавов, сшитая из плотной шелковой или полушелковой ткани с волнообразными переливами. В семье писателя это словосочетание приобрело иносказательное значение, и под муаровым жилетом могли подразумевать семейный праздник.
«Не испортите наш замечательный зачинающийся муаровый жилет — вы самый дорогой гость». (Лев Толстой — Афанасию Фету. Никольское-Вяземское, август 1865 года)
Также это выражение могло обозначать должное поведение в обществе, соблюдение любезностей и церемоний в отношениях между людьми:
«Что за муаровый жилет. Очень любезен, учтив, ровен со всеми и прост во всех смыслах; но видно, честный, добрый, здравомыслящий человек, которому и по характеру, и по положению, и по богатству легко было быть честным». (Лев Толстой — жене Софье Толстой. 28 июля 1865 года, Шаблыкино)
Муравейные братья / муравейное братство - Игра, придуманная старшим братом Толстого Николаем Николаевичем; часть легенды о зеленой палочке. Сейчас — детско-юношеская организация, существующая на базе музея «Ясная Поляна»
«Так вот он-то [старший брат Николенька], когда нам с братьями было — мне 5, Митеньке 6, Сереже 7 лет, объявил нам, что у него есть тайна, посредством которой, когда она откроется, все люди сделаются счастливыми, не будет ни болезней, никаких неприятностей, никто ни на кого не будет сердиться и все будут любить друг друга, все сделаются муравейными братьями. (Вероятно, это были моравские братья, о которых он слышал или читал, но на нашем языке это были муравейные братья.) И я помню, что слово „муравейные“ особенно нравилось, напоминая муравьев в кочке. Мы даже устроили игру в муравейные братья, которая состояла в том, что садились под стулья, загораживали их ящиками, завешивали платками и сидели там в темноте, прижимаясь друг к другу. Я, помню, испытывал особенное чувство любви и умиления и очень любил эту игру.
Муравейное братство было открыто нам, но главная тайна о том, как сделать, чтобы все люди не знали никаких несчастий, никогда не ссорились и не сердились, а были бы постоянно счастливы, эта тайна была, как он нам говорил, написана им на зеленой палочке, и палочка эта зарыта у дороги, на краю оврага старого Заказа, в том месте, в котором я, так как надо же где-нибудь зарыть мой труп, просил в память Николеньки закопать меня». (Лев Толстой. «Воспоминания», 1905 год)
Надрез - Конфликтные ситуации, которые осложняли отношения между супругами Толстыми.
«Раз он [Лев Толстой] мне высказал мудрую мысль по поводу наших ссор, которую я помнила всю нашу жизнь и другим часто сообщала. Он сравнивал двух супругов с двумя половинками листа белой бумаги. Начни сверху их надрывать или надрезать — еще, еще… И две половинки разъединятся совсем. Так и при ссорах: каждая ссора делает этот надрез в чистых и цельных, хороших отношениях супругов. Надо беречь эти отношения и не давать разрываться». (Софья Толстая. «Мемуары», 1904–1916 годы)
Николай Палкин - Прозвище императора Николая I. Оно используется Толстым в одноименном рассказе, созданном после разговора писателя с 95-летним стариком, служившим в период правления Николая I
« — A мне довелось при Николае служить, — сказал старик. — И тотчас же оживился и стал рассказывать.
— Тогда что было, — заговорил он. — Тогда на 50 палок и порток не снимали; а 150, 200, 300… насмерть запарывали.
Говорил он и с отвращением и с ужасом, и не без гордости о прежнем молодечестве.
— А уж палками — недели не проходило, чтобы не забивали насмерть человека или двух из полка. Нынче уж и не знают, что такое палки, а тогда это словечко со рта не сходило. Палки, палки!.. У нас и солдаты Николая Палкиным прозвали. Николай Павлыч, а они говорят Николай Палкин. Так и пошло ему прозвище». (Лев Толстой. Из рассказа «Николай Палкин», 1867 год)
Ноги греть - Спать днем
В 1900-е годы в яснополянском обиходе дневной сон нередко обозначался шутливым выражением «ноги греть». «Так, ноги грел», — отзывались домашние, когда кого-нибудь из них спрашивали, спал ли он днем. Но для самого Толстого заснуть с молодых лет означало как раз противоположное — остудить ноги. Об этой физиологической особенности (или привычке) читаем у домашнего врача Толстых Душана Маковицкого:
«Был разговор о том, что делать для того, чтобы заснуть, когда бывает бессонница. Л[ев] Н[иколаевич] сказал, что раньше он, когда не мог спать, ходил босыми ногами по полу, а теперь он просто студит их о железные прутья кровати и думает, что, когда ноги после этого начинают согреваться, кровь приливает к ним от головы, и засыпает».
Нумидийская конница - Игра, к которой Толстые прибегали в ожидании обеда или после ухода скучных гостей.
«Обычно обед в доме бывал после 5 часов. Однажды бабушка Софья Андреевна задержалась у себя в комнате. Без хозяйки за стол не садились; Лев Николаевич, заметив тоскливое и выжидательное настроение, схватил кого-то за руку и побежал вокруг стола. Каждый бегущий за ним должен был схватить в свою очередь того, кто был ближе, и таким образом создавалась вереница из присутствующих — и малых, и старых. Это называлось нумидийской конницей. Моментально кто-то садился за фортепиано и играл „Кавалерийскую рысь“ Рудольфи — учителя самого Льва Николаевича в молодые годы. Мы все: и дети, и взрослые, и старики, и гости, которых всегда много было в Ясной Поляне, — что есть духу носились вокруг стола, поспевая за дедушкой, пока не показывалась в анфиладе комнат Софья Андреевна. Тогда сразу каждый из нас должен был оказаться у своего места за столом и, когда садилась на свое кресло бабушка, тихо сесть». (Илья Толстой, правнук писателя. «Свет Ясной Поляны», 1986 год)
Ремингтонная - Одна из комнат яснополянского дома, получившая имя по названию печатной машинки системы «Ремингтон». В «ремингтонной» работали секретари писателя.
Название комнаты часто встречается в мемуарной литературе о Толстом, в том числе в записях его последнего секретаря Валентина Федоровича Булгакова:
«Прослушавши в столовой план, по которому я распределил мысли в книжке „О вере“, Лев Николаевич пригласил меня перейти в кабинет. Там он дал мне просмотреть распределенные им самим мысли в одной из следующих книжек, а сам вернулся в столовую. Придя через несколько минут, он сел читать мою работу, а меня просил взять в „ремингтонной“ письма, на которые он хотел поручить мне ответить». (Валентин Булгаков Из дневника, 1910 год)
«Рогатое» кресло - Любимое кресло Льва Николаевича
Кутаное (спрятанное под обивкой) кресло начала XVIII века, на деревянном каркасе, с высокой округлой мягкой спинкой с плавно изогнутым верхним краем, округлым мягким сиденьем, на низких ножках-кабриолях, завершающихся округлым утолщением и колесиками. Мягкие локотники загнуты наружу. Верхний край спинки имеет продолжение в виде отходящих в обе стороны узких изогнутых «рогов» с округлым расширением на концах. С помощью слегка изогнутых стоек-опор «рога» соединяются с локотниками. Находится в кабинете писателя.
«Здесь Толстой, возвратившись после утренней прогулки, пил кофе, читал получаемые письма, газеты, книги, а вечерами отдыхал, раскладывал пасьянс или беседовал с кем-то из посетителей. В этом уютном уголке кабинета в 1909 году художник Александр Викторович Моравов изобразил Льва Николаевича Толстого за работой».
Робинзонствовать - Заниматься домашним хозяйством, не прибегая к помощи прислуги.
«Я же по просьбе своих в то время незамужних дочерей Тани и Маши затеяла пристраивать в Ясной Поляне дом с противоположной стороны от залы. Для этого я поехала в Ясную Поляну, куда приехала ко мне Мария Александровна Шмидт, чтобы не оставить меня одну в пустом доме. Прислуги у нас не было, и мы с Марией Александровной делали всё сами: готовили обед, топили — вообще весело робинзонствовали. Провизию я привезла из Москвы, и три дня мы так с ней прожили». (Софья Толстая. «Мемуары», 1904–1916 годы)
Собачья гувернантка - Так называли Агафью Михайловну, горничную Пелагеи Николаевны Толстой, бабушки писателя по отцовской линии. Она жила при Толстых в Ясной Поляне.
«Во время нашей скарлатины ухаживало за нами еще одно лицо, о котором я должна рассказать, так как оно не только имело большое значение для нас, детей, но и занимало довольно заметное место и в жизни нашей семьи. Это лицо — старуха Агафья Михайловна, бывшая горничная моей прабабки графини Пелагеи Николаевны Толстой, а потом „собачья гувернантка“, как ее называли… Когда Агафья Михайловна перешла на дворню, она сначала занялась овцами, а потом перешла на псарку, где и прожила до конца своей жизни, ухаживая за собаками». (Татьяна Толстая-Сухотина. «Воспоминания», 1950 год)
Сюся / Сюська под соусом - Детское прозвище Льва Толстого, сына писателя, которое ему дали старшие дети, «потому что он сюсюкал и как-то облил себя соусом»
«Пила у тетеньки кофе и писала ее. Я начала сначала, и выходит почти что хорошо. Папа не нахвалится и всё одобряет. В четыре часа тетенька с Сюсей поехали на охоту с борзыми, а мама с двумя Машами поехали купаться. Сережа ходил за грибами и принес очень много волнушек». (Татьяна Толстая-Сухотина. Запись в дневнике от 31 августа 1882 года)
Темные - Так Софья Андреевна называла единомышленников и последователей Льва Николаевича — толстовцев, которые особенно часто стали посещать писателя как в Москве, так и в Ясной Поляне после его духовного переворота.
«В августе приезжала к нам молодежь: Орлов, Рачинский и другие. А к Льву Николаевичу темные: Хохлов, Золотарев, Ругин. Они ходили с ним за грибами и переписывали эти дни для него „Крейцерову сонату“, которую он всё переправлял. И Лев Николаевич хвалил своих юношей, сравнительно с теми, которые были у нас, браня их за куренье, бездействие и барскую жизнь. А что вышло из тех, кого он хвалил? Хохлов сошел с ума. Ругин, слабый и мрачный, пропал от болезни; куда девался Золотарев — не знаю. <…> Ни один из последователей тогдашних Льва Николаевича ничем никогда себя не проявил достойным внимания и уважения. Всё это были люди малоодаренные, некультурные. Образец таких, некто Н. Н. Гусев, и сейчас живет у нас (март 1908 г.), и я на днях узнала от него, что он не читал ни „Войны и мира“, ни „Анны Карениной“. Он помогает Льву Николаевичу в его письменных работах и корреспонденции, очень восхищается „Кругом чтения“ и не поинтересовался даже прочесть лучшее, что есть во всей русской литературе». (Софья Толстая. «Мемуары», 1904–1916 годы)
Том 13-й - Ироничное название сапог, сшитых Толстым для уездного предводителя дворянства Михаила Сергеевича Сухотина.
Толстой увлекся сапожным ремеслом на рубеже 1870–80-х годов. Сперва его наставником был Алексеев, учитель старших детей, а начиная с 1881 года — яснополянский деревенский сапожник Павел Арбузов. Уже в 1884 году писатель шил обувь своим детям, друзьям и, по словам Ильи Львовича Толстого, даже «начал уже фантазировать: шил ботинки и, наконец, брезентовые летние башмаки с кожаными наконечниками, в которых ходил сам целое лето». Михаил Сухотин, муж Татьяны Львовны Толстой, получив в подарок сшитые Львом Николаевичем сапоги, «поставил их на полку рядом с 12-томным собранием сочинений писателя, прикрепил к ним ярлык — „том 13-й“».
Храм колбасе - Продуктовый магазин
«Живя в Москве, отец обыкновенно перед обедом ходил по городу по какому-нибудь делу или просто гулять. Дома за обедом он рассказывал свои впечатления от прогулки. Раз он сказал: „Я сегодня проходил мимо храма колбасе“. Так он назвал гастрономический магазин Елисеева, на Тверской. И в самом деле, те, кто помнят этот магазин, оценят это меткое название: своей роскошью приказчиков, как бы жрецов храма, выставкой великолепных фруктов, мясных, рыбных и всяких яств — как будто жертвоприношений — магазин Елисеева был похож на языческое капище. Прозвищем, данным отцом этому магазину, он выразил свое отношение к еде тех состоятельных людей, покупателей Елисеева». (Сергей Толстой. «Юмор в разговорах Л. Н. Толстого». 1923 год)
«Черные» дети - Лев и Татьяна, старшие дети писателя, получившие такое прозвище из-за карего цвета глаз.
«Когда я родился, в семье нашей стало четверо детей: старший Сережа — 6 лет, сестра Таня — 5 лет, брат Илюша — 3 года, и я. Мы с Таней назывались „черными“ детьми в отличие от остальных, у которых глаза были светлые. <…> …Моя старшая сестра и я — „черные“ дети семьи — больше взяли умственных способностей, которые можно назвать внутренним, или духовным, обликом человека, от отца и его линии, но физически мы больше похожи на мать…» (Лев Толстой, сын писателя. «Опыт моей жизни»)
Юхванствовать/юхванство - Заниматься хозяйством, увлекаться хозяйственными делами.
Слово было введено в обиход старшим братом Толстого Николаем Николаевичем в 1850-е годы. Сначала юфанством, или юхванством (в тульско-орловских говорах вместо [ф], вообще отсутствовавшего в древнерусском языке, произносили — и до сих пор старые люди произносят — [хв]), называли только увлечение физическим сельским трудом. Потом юфанством Лев Николаевич стал называть всякую хозяйственную деятельность. «Я в юхванстве опять по уши», — писал он Афанасию Фету.
«Понравилось Левочке, как работник Юфан растопыривает руки при пахоте. И вот Юфан для него эмблема сельской силы, вроде Микулы Селяниновича. Он сам, широко расставляя локти, берется за соху и юфанствует». (Афанасий Фет. «Мои воспоминания»)
Источники:
* Архангельская Ю. В. Фразеология в языке Л. Н. Толстого: Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Тула, 2005.
* Басинский П. В. Лев в тени Льва. М., 2015.
* Булгаков В. Ф. Л. Н. Толстой в последний год его жизни. М., 1989.
* Никитина Н. А. Повседневная жизнь Льва Толстого в Ясной Поляне. М., 2007.
* Порудоминский В. Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины. СПб., 2012.
* Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений в 90 томах. М., 1928–1958.
* Толстой С. Л. Юмор в разговорах Л. Н. Толстого. М., 1923.
Тема: «Сюська под соусом», «собачья гувернантка», «баба моется», «храм колбасе» и друг (Прочитано 925 раз)
