НА МЕНЯ «ПОЛОЖИЛ ГЛАЗ» ГЛАВНЫЙ БАНДИТ ОДЕССЫ
— ЛИОНЕЛЛА Ивановна… И откуда у вас такое «хитрое» имя?
— Я родилась перед самой войной в Одессе… А в кого могла влюбиться моя мама-одесситка? Только в моряка загранплавания! Она и влюбилась, и даже некоторое время они плавали на одном корабле. А с именем вышла целая история. Отец с мамой часто бывали в Италии и встретили там очень красивую девочку с таким именем. Вот и решили, если у них родится дочь, назвать ее Лионеллой. Папа — Иван. Лионелла Ивановна Скирда — представляете контраст?! Из-за этого я всегда попадала в достаточно щекотливые ситуации. Спрашивали: «Как вас зовут?» — «Лионелла». — «О!!! А отчество?» «Ивановна…» Пауза. Помню, художественный руководитель курса надо мной подтрунивал, называя «Лина Лоллоскирдина».
— Послевоенная Одесса-мама… Помните какие-нибудь романтические увлечения той поры?
— Я училась в суровой женской гимназии, и встречаться с мальчиком… это было почти нереально. Помню, в классе пятом-шестом к нам в школу приглашали «духоперов» — так называли ребят из местного военного училища. С «духоперами» мы танцевали полонез, мазурку. Но все равно их боялись… А потом на меня «положил глаз» урка, как мне потом сказали, главный бандит Одессы. Узнал, где живу, стал преследовать. Сам — квадратный, в прохорях и с золотой фиксой во рту. Я ужас как перетрухала! В итоге полгода выходила на улицу только в сопровождении бабушки. И мне просто «повезло» — вскоре он опять кого-то убил, и его посадили…
— А каким ветром одесситку-морячку с экзотическим именем унесло в театральную Москву?
— Попутным. Начнем с того, что мы жили в доме, где находился местный драматический театр, и лучшие столичные театры, приезжавшие летом в Одессу, давали спектакли как раз в «нашем доме». Поэтому я с детства впитала в себя всю классику, мысленно «переиграла» всех героинь и, сколько себя помню, всегда была в драмкружках. Ну и наконец другая причина — это моя параллельная страсть к кинематографу. Когда в 1955 году я увидела только что вышедший на экраны советский фильм, была просто сражена и картиной, и, конечно же, главным героем — молодым, красивым, бесстрашным, с колоссальным чувством юмора… Он смотрел на меня с экрана и будто бы всем своим видом манил: «Иди сюда!» Вот тут уже мое решение поехать в Москву стало окончательным и бесповоротным.
— Речь идет не иначе, как о фильме Александра Файнциммера «Овод», герой — Артур, которого сыграл…
— Правильно — Олег Стриженов!..
— Поделитесь секретами: как покорять Москву и таких красавцев, как ваш муж?
— Я не считала себя провинциалкой. Я приехала из большого города, тем более портового. У меня были по тем временам самые модные заграничные вещи — одежда, косметика, не с барахолки, а со знаменитого одесского Толчка. Помню, у меня были туфли, самый последний писк моды, — в-в-вот на таком двадцатисантиметровом каблуке. Чтобы их надеть на экзамен, ко мне выстраивалась длиннющая очередь. Даже экзаменаторы удивлялись: весь курс ходит в одинаковых туфлях! И в плане раскованности… она у меня была, конечно. Я никогда не строила из себя сироту казанскую, общалась со всеми на равных, не вступала в конфликты и легко находила общий язык со всеми. У меня очень хороший характер: я — Рыба.
РОМАНЫ КРУТИЛ ТОЛЬКО НА СТОРОНЕ
— ОЛЕГ Александрович, насколько я знаю, вы со своим старшим братом Глебом Стриженовым были очень дружны. Тогда почему поступали не в Школу-студию при МХАТе, как он, а в Вахтанговскую?
— Я бы, может, тоже пошел во МХАТ, но… меня бы в армию забрали. Летом 1949 года вызвал военком, заглянул в анкету и обрадовался: «Какая семья — все военные! Я из тебя настоящего офицера сделаю!» А я для себя уже все решил — иду только в артисты. По действовавшему тогда закону студентов вузов в армию не брали. Вот я и поступал в Вахтанговскую школу. Когда потом принес справку о поступлении, военком очень сокрушался: «Черт, какого офицера упустили!!!»
— Вы однолюб?
— Наверное, да. Даже не «наверное» (Стриженов многозначительно посмотрел на супругу. — Авт.), а как результат — несомненно «да»!
— Каков был арсенал Олега Стриженова-соблазнителя?
— Сначала в ход шло все! Я мог петь что угодно — от блатняка и куплетов до душещипательных городских романсов и серенад (у меня серенада была дипломной работой в училище!). Посмотрите, я в «Мексиканце» пляшу как профессионал, чечетку бью. А потом пришло время, когда весь этот «арсенал» мне просто надоел. Приходишь в компанию, выпьем, «давай пой!». Еще через десять минут опять: «Бери гитару, пой!» Дошло до того, что я свою гитару подарил другу с надписью: «Жек, играй. Я — закончил!» Это еще в Таллине произошло, когда я только в местный драмтеатр распределился. Уже тогда надоело. Так что примерно к концу 50-х я перестал брать в руки гитару.
НА СЪЕМКАХ «ОВОДА» ЖЕНИЛСЯ НА ГЛАВНОЙ ГЕРОИНЕ
— НА ГЛАВНУЮ роль в «Оводе» меня рекомендовал Акимов Николай Палыч, худрук Театра имени Ленсовета. Когда Файнциммер пожаловался ему, что не может найти актера на роль Артура, Николай Палыч сказал: «В таллинском театре — вот такой Овод! Записывай адрес»… Тогда на Артура пробовались все лучшие наши актеры — Дружников, Чесноков, Евгений Самойлов, Сергей Бондарчук, даже замечательный Гоша Вицин. Бондарчука не стали утверждать, сказали: «Какой он Овод, это Стенька Разин!» …Меня привезли на «Ленфильм».
Все ожидали, что сейчас к ним выйдет чернокудрый такой Артур, а тут захожу я — светловолосый, худой, на вид сопляк сопляком… Режиссер-постановщик смотрит, ничего не понимает. И тут Москвин — великий оператор, который «Ивана Грозного» снимал, говорит: «Что вы парня разглядываете?! Ведите его на грим». Когда меня вывели в гриме и в костюме, с завитыми черными кудрями, Файнциммер «упал».
— Говорят, еще фильм не вышел на экраны, а слава пришла…
— Даже такие знаменитости, как Переверзев, прибегали посмотреть: «Правда, что из Таллина привезли парня, ну гений?! Ну вылитый молодой Байрон!» В Ялте на съемках собирались огромные толпы, публика не знала, кто я такой, но от одного моего вида балдели. Ну хорош был, чего там говорить! Помню, гуляю по ялтинской набережной, люди останавливаются и смотрят мне вслед… Поэтому, когда вышел фильм, мне казалось, что я уже «давно» знаменит.
— Такая зрительская любовь не ошеломила?
— Еще как! Помню, в Одессе Ефим Копелян мне говорит: «Пойдем пообедаем — ты увидишь любовь народа!» Сидим. Вдруг подходит парочка гуляющих: «Алик, потанцуй с моей невестой…» Потанцуй, и баста! Копелян чуть под стол не скатился от смеха… Говорю потом Фиме: мол, мне теперь надо дощечку повесить — «Танцую с невестами! Алик» И часы работы указать… Еще бывало, кто-нибудь из подвыпивших военных считал своим долгом подойти: «Это в-вы игрр-рали белорусского офиц-ц-еера?» Отвечаю: «Ни белорусского, ни таджикского офицера я не и-играл. А вот белого играл!» — «К-к-какая разница… Давай выпьем!» А когда я отказывал, говорили: «Брезгуешь? Де-р-р-рьмо!»
— Если не ошибаюсь, именно на съемках «Овода» вы познакомились со своей первой женой — исполнительницей роли Джеммы.
— Марианна Стриженова была тогда известной актрисой Театра имени Моссовета. Снялась в «Тарасе Шевченко», а после «Овода» в известных картинах «Высота», «Слепой музыкант» и других. Что интересно, она начала сниматься в роли Джеммы под девичьей фамилией Бебутова, а в титрах уже была Стриженова. Мы поженились в конце фильма.
— Значит, у вас был служебный роман?
— Служебный роман — это когда кругом пишущие машинки стучат и замкнутый круг комнаты. А какой же у нас — служебный?!
— В этом браке у вас родилась дочь Наташа, которая потом, кстати, пошла по родительским стопам (снялась в фильмах «Без срока давности», «Провинциалки»). Расскажите о вашей первой семье.
— Честно — не помню… Я стараюсь ничего не помнить из той жизни, особенно, что касается старых бытово-семейных коллизий. Всех интересует: с кем жил, с кем романы крутил, с кем спал… Поэтому я отвечаю: у меня никаких романов не было, у меня единственный роман — с моим творчеством. Очень бурный, страстный — до фанатизма. А увлечение самое крупное и яркое одно вот на всю жизнь — моя нынешняя супруга…
— По поводу вашей второй женитьбы — на актрисе МХАТа Любови Стриженовой — тоже ничего «не помните»?
— Почему, мы прекрасно общаемся. И с сыном Сашей мы очень дружны, он вырос в этом доме.
ПИОНЕРАМИ ЭРОТИКИ БЫЛИ МЫ С ИЗВИЦКОЙ
— ДО ПОСЛЕДНЕГО времени считалось, что первая эротика на советском экране — кадры постельной сцены из фильма «Еще раз про любовь» (История фильма), в которой Александр Лазарев играл, не снимая штанов… Но почти десятью годами раньше вышел фильм и с более откровенными сценами, который разом перевернул отношение к советскому кино на Западе. Я имею в виду «Сорок первый» (История создания фильма).
— Действительно, такого нашего кино на Западе раньше не видели. Да его и не было такого. Советское кино было самое целомудренное, иногда на фильм не допускали подростков до шестнадцати лет даже из-за двух-трех эпизодов с изображением любовных поцелуев. И вдруг все видят такую трогательную человеческую историю любви белогвардейского офицера и красной партизанки, да еще с такими откровенными сценами… Фильм имел большой успех еще потому, что сделан очень профессионально, там прекрасный актерский ансамбль и великолепная работа кинооператора Сергея Павловича Урусевского (оператора в фильме «Летят журавли» (История создания фильма). Это он снимал знаменитые сцены, где мы с Изольдой Извицкой сидим голые у костра…
— Для зрителей середины пятидесятых — это был шок. А для актеров?
Олег Стриженов и Изольда Извицкая в фильме "Сорок первый"
Олег Стриженов и Изольда Извицкая в фильме «Сорок первый»
— Ничего особенного не было. Разделись и сели в кадр. Но я же не полностью голый — у меня лежит рубашка в… определенном месте, под ней трусы. Так же и Изольда. Обнаженную грудь она прикрывает рукой так, что ее не может видеть никто: с одной стороны — стена сарая, с другой — я сижу, от нее отвернувшись. А по команде «Стоп. Мотор!» на нас быстренько накинули одежду. И все.
— Могу я задать вопрос в лоб?
— Был ли у меня роман с Изольдой? Нет, не было. Были дружеские, чуть ли не братские отношения. И с ее мужем Эдиком тоже. Мы жили в одном доме, ходили друг к другу в гости, вместе ездили по стране, за рубежом и вообще виделись почти ежедневно. Но… Не все же к этому-то сводится. Хотя, конечно, приятно сниматься, когда рядом такая красивая женщина…
— Говорят, во время демонстрации фильма «Сорок первый» в Марселе белоэмигранты рыдали и бросали на сцену цветы?
— Они просто завалили нас цветами, кричали вдогонку: «Целуйте Родину, целуйте нашу землю».
«ДРУЖБЫ С ЛАДЫНИНОЙ БЫТЬ НЕ МОГЛО»
— ЛИОНЕЛЛА Ивановна! Есть мнение, что ваш путь в кино был усеян разбитыми сердцами влюбленных партнеров и режиссеров? Это так?
— Разумеется, нет. Более того, мой первый опыт в кино вообще едва не оказался последним… На третьем курсе меня пригласили в Киев на съемки в каком-то фильме. А это, как известно, преподавателями института, мягко говоря, не приветствовалось. Но хотелось жутко! Поэтому я уехала тайно, передав через подругу, что лежу больная. Но все вскрылось, разразился страшный скандал. Не знаю, чем бы это закончилось для меня: позорным исключением, прочими карами… Короче, пришлось просить прощения у всего курса публично (!). Меня простили, но от режиссеров я еще долго потом просто шарахалась…
— Как вы познакомились с Пырьевым? По слухам, чуть ли не в подъезде…
— Мы познакомились, когда я… проспала съемку. Приезжаю, мне говорят: «Вызывает Пырьев!» Он был художественным руководителем, его все страшно боялись. Я пришла. Он стал мне объяснять, что «начинающей актрисе некрасиво опаздывать», сколько стоит съемочный день, вот, мол, «все повесим на вас, будете платить неустойку». «Хорошо, — отвечаю, — вешайте…» На этом все и закончилось. Потом (спустя, наверное, год) так получилось, что Иван Александрович переехал в наш дом. Мы стали соседями и познакомились поближе. А через месяц сделал мне предложение.
В ответ, все обдумав, я сказала «да».
— А какие у вас были отношения с предыдущей женой Ивана Александровича Мариной Алексеевной Ладыниной?
— Мы просто здоровались при встрече, как взрослые цивилизованные люди. Как коллеги. И все. Дружеских отношений быть не могло никогда.
— Наверняка по поводу вашего брака шептались за спиной, ходили разговоры, что вы его женили на себе из корыстных побуждений…
— Конечно, ходили! Но я на это не обращала внимания абсолютно. Кому какое дело?! Мы появлялись с Пырьевым в Кремле на приемах, мне нежно целовали руку Михал Андреич Суслов и Петр Нилович Демичев. За одним столом мы сидели, общались, и никаких разговоров за спиной. Это же брак!
«ОТКАЗАЛСЯ ИГРАТЬ БОЛКОНСКОГО»
— ОЛЕГ Александрович, в 60-е годы поговаривали, мол, «Стриженов конфликтует с режиссерами, капризничает, отказывается от ролей, из-за чего у него скандал с Госкино, даже вышел приказ, запрещающий снимать»… Такое было?
— Звучит так, что будто бы я снимаюсь и срываю съемку. Такого не было никогда. У меня был один-единственный крупный конфликт — с Фурцевой, из-за моего отказа играть роль Болконского в «Войне и мире» Бондарчука (История создания фильма).
— Вы же были друзьями с Бондарчуком. Почему отказались?
— Мой отказ совершенно не касался Сергея. Причина в другом. У меня внутри накопилась такая, мягко говоря, неприязнь к этому главку под названием Минкультуры. Мне надоело… Я так и сказал Фурцевой: «Что же вы за поручика, за «Пиковую даму» выдвигать меня на Ленинскую выдвигаете, а не даете ничего! Газетчики пишут, мол, Стриженов опять сыграл гениально, но ждем образ какого-нибудь простого советского человека, например, директора колхоза… Что же не заступитесь! А вы мне опять эполеты — князя…»
Я специально сделал пробу, чтобы доказать всем, что больше Болконского у них нет. И отказался сниматься, сказал им, что «на вашем месте закрыл бы фильм». Фурцева мне позвонила, вызвала, я приехал. Думал, будем с ней беседовать по-дружески, один на один, тогда, может, уговорит. Открываю дверь, а там… вся коллегия, чиновники отдела культуры ЦК, директор «Мосфильма» Сурин и все руководство съемочной группы «Войны и мира». Ну я и выдал при всех: «Сниматься не буду. Вот вы хотите, а я не хочу!» Она посмотрела на меня так, что дали б ей волю, тут же разорвала на куски. А я взял и ушел… Мне потом сказали, что у нее в столе лежал готовый указ о присвоении мне звания «народного».
Через некоторое время мы встретились с Фурцевой на международном фестивале. Снимались на коллективное фото — Жан Маре, она и я рядом с ними. Фотограф командует: «Внимание — снимаю!» И в этот момент я, улыбаясь, говорю: «Екатерина Алексеевна, когда званьице-то вернете?» А она: «Вернем-вернем…» Я же знал, что все равно вернут, — в 1969-м и вернули… Нас сделали «народными» хорошей компанией — Вячеслав Тихонов, Кеша Смоктуновский, Олег Ефремов, Таня Доронина…
— Так был приказ, запрещающий вас снимать?
— Если и был, то негласный. Поэтому, если вы внимательно посмотрите мою фильмографию того периода, то увидите, что режиссеры снимали меня активно и охотно.
Вот отказывался я часто. Например, Владимир Басов просит меня сыграть Рощина. Но я же не дурак, понимаю: еще за одну белогвардейщину я не то что Ленинскую премию не увижу, но еще и получу по полной… И выбираю роль Афанасия Никитина, замечательного русского купца-путешественника. Мой друг, покойный Фетин Володя, специально прилетал ко мне в Свердловск вместе с оператором Женей Шапиро уговаривать на роль поручика Ярового. Говорю: «Володя, я люблю тебя, но я не специалист по поручикам, тем более что Яровой по сравнению с моим Говорухой-Отроком — плохая роль. Он — подлец, предает жену. А мой поручик — гениален, он любит женщину и погиб за любовь». Я давным-давно решил, что у меня все будет единожды: один белогвардеец, один путешественник, один мент, один летчик гражданского флота… А штамповать — нет, извините!
Портрет на двоих — Лионелла Пырьева и Олег Стриженов (Прочитано 1609 раз)
Похожие темы (5)
