Егор Лесников.: Мои родители Евгений Дятлов и Дарья Юргенс
Мои родители Евгений Дятлов и Дарья Юргенс познакомились и полюбили друг друга в ЛГИТМиКе. Оба очень яркие, харизматичные, они считались самой красивой парой в институте, но к сожалению, когда мне было два года, наша семья распалась...
— Спустя годы я тоже поступил в ЛГИТМиК. Педагог по сценической речи Марина Владимировна Смирнова, увидев меня на первом курсе, всплеснула руками: «Как ты похож на отца! Знаешь, а ведь в Женьку были влюблены все девчонки!» Мама тоже пользовалась успехом.
Оба были продвинутыми неформалами, любили тусоваться в Ленинградском рок-клубе. Немногие знают, что будущий исполнитель романсов Евгений Дятлов в юности записал альбом «Как я стал предателем» с «АукцЫоном». Пел он уже тогда офигенно. Но из коллектива ушел в один момент: на очередном концерте ребята из группы почему-то решили, что петь ему не нужно, пусть стоит в углу и играет на скрипочке. Отец страшно обиделся.
Мама поддержала: «Пошли ты их по известному адресу! Раз не ценят — уходи в «Присутствие», ведь давно зовут». Папа так и поступил. Но «АукцЫон» добился популярности, а участники «Присутствия» взяли да и эмигрировали в Америку! Позже отец играл в коллективе «Аты-баты», также исполнявшем альтернативную музыку. Он тогда был очень худым, с длинными волосами — настоящий рокер.
Любовь к музыке я, конечно, унаследовал от отца. Мама рассказывала, что еще не научившись толком стоять, едва начинала звучать мелодия, пытался пританцовывать. А как только немного подрос, зажигал не по-детски на мариупольских дискотеках под открытым небом, когда приезжал отдыхать к бабушке. Прыгал и скакал настолько заразительно, что вокруг собиралась толпа, мне аплодировали. Мой дядя Никита говорил маме и бабушке: «Этот парень поталантливее вас будет. Заткнет за пояс всю династию!»
Династию дядя упоминал не случайно, мои мариупольские бабушка с дедом — тоже актеры. Заслуженная артистка РСФСР Наталья Никитична Юргенс работала до весьма почтенных лет, в семьдесят с лишним еще выходила на сцену. Прекрасно помню ее старуху в «Вечерах на хуторе близ Диканьки».
Мы были необыкновенно дружны. Часто беседовали по душам, Наталья Никитична рассказывала о своем ленинградском детстве, об истории нашего рода. Бабуля была очень темпераментной, энергичной. Если вечером у нее спектакль, не дай бог попасться под руку — нервничала, скандалила, думаю, специально себя накручивала. Так делают некоторые актеры, чтобы наработать «настроение».
Она была очень красивой, с шикарными длинными волосами. Когда меня привозили в Мариуполь, часто брала с собой на рынок. Помню ее восхищенный шепот: «Егор, ты слышал? Продавец назвал меня девушкой!» Кстати, в свое время бабушка упорно отговаривала маму от брака с отцом. Предупреждала: «Этот человек сделает тебе больно!» Почему — не знаю: в свои проблемы взрослые меня не посвящали.
Родного деда Георгия Михайловича Лесникова я, к сожалению, не застал. Он умер, когда маме было тринадцать. Тоже заслуженный артист РСФСР и добрейшей души человек, он считался главным Дедом Морозом Мариуполя. Бабуля с гордостью рассказывала, что в спектакле «А зори здесь тихие...» местного драмтеатра Георгий Михайлович играл Федота Васкова, и когда труппа гастролировала в Москве, эту работу на сцене МХАТа увидел и оценил автор повести писатель Борис Васильев, сказавший, что Лесников — лучший исполнитель роли старшины. Главного персонажа книги «В списках не значился», добавляла бабуля, он написал специально под деда, доверив право первой постановки своей инсценировки мариупольскому театру.
Вместе с дедом служил Леонид Броневой, и бабушка рассказывала, что он просил театральное руководство не назначать его на одну роль с Лесниковым: «Лучше убейте!» Боялся, что дед его переиграет. Не думаю, чтобы Леонид Сергеевич завидовал, они были коллегами и товарищами, но такая фраза, по словам бабушки, прозвучала.
—
Почему вы носите фамилию деда?— Это было маминым решением. Говорит, хотела, чтобы продолжились оба рода — и Юргенс, и Лесниковых. И назвала меня она в честь своего отца. Папа был за имя Филипп, но Дарья Георгиевна отрезала: «Егор, я сказала!» Дед в кругу родных был Егором.
Об отцовских корнях, к сожалению, знаю куда меньше. Дед по линии Дятловых вырос в детдоме, стал шофером и рано погиб — утонул. Бабушка Любовь Сергеевна преподавала биологию и химию в школе и ПТУ. Она, к счастью, жива. Если прочтет интервью, хочу передать ей привет и пожелать здоровья.
—
Несколько лет назад в «Коллекции Каравана историй» Дарья Юргенс рассказала о разводе с Дятловым. По ее словам, причиной стала его измена.
— Когда родители разъехались, мне было всего два года, а в дальнейшем этой темой никогда не интересовался, поэтому прояснить ничего не могу. Но точно знаю, что я родился от большой любви. И этого мне достаточно.
В детстве я называл папой Петра Васильевича Журавлева. Меня этому никто не учил, все сложилось само собой. Детская логика привела к единственно верной, как казалось, картине мира: папа — тот, кто существует с ребенком под одной крышей. В голодное время, когда в театре платили копейки, Петр Васильевич совершил очень мужской поступок — ради того чтобы кормить семью, ушел из актерской профессии. Продавал дубленки, которые привозил из Турции. Мой отчим — мудрый, справедливый и строгий. Мне даже доставалось от него ремнем пару раз. Ничего страшного в этом не вижу, сам виноват: в подростковом возрасте доводил их с мамой ужасно.
А Евгений Валерьевич женился на Екатерине, она взяла его фамилию. Смутно припоминаю, что однажды он привел меня, совсем еще маленького, к себе в гости и познакомил с женой, представив ее как «еще одну маму». Вернувшись домой, я сообщил об этом «первой» маме, и кажется, рассказ ей не очень понравился. Возможно, приревновала меня как сына. После этого некоторое время мы с отцом не общались. Хотя видеться приходилось, ведь родители продолжали служить в одном театре — Молодежном на Фонтанке.
Я, как и большинство актерских детей, рос за кулисами. Смотрел все спектакли, особенно любил «Звучала музыка в саду» — веселую, с эстрадными номерами постановку, одну из старейших в репертуаре. Мама побывала на ней в пятнадцать лет, когда приехала в Ленинград из родного Мариуполя. А я впервые увидел года в три и с тех пор сто раз пересматривал. Серьезные драматические спектакли, в которых играла Дарья Юргенс — «Маркиз де Сад», «Крики из Одессы», «Лунные волки», — оценил, только когда стал старше.
Кстати, совсем маленьким, помню, выбегал вместе с ней на поклоны. Нравилось, что публика аплодирует. И я тоже кланялся, уцепившись за мамину юбку. Она смущалась: «Зачем ты здесь? Уйди!» За кулисами даже шлепнула однажды по попе.
Я играл в догонялки и прятки с другими театральными детьми. Дружил с Дашей и Аглаей — дочками актрис Аллы Одинг и Натальи Сурковой. Мы таскали пистолеты из реквизиторской, постоянно бегали в буфет за сладостями. Словом, развлекались как умели.
Лет до девяти я рос просто идеальным ребенком. Занимался в секции фигурного катания, где с упоением крутил пируэты, дружил только с девочками. А потом меня перемкнуло. Представьте себе картину: 2000 год, на экраны выходит фильм «Брат 2», где играла мама. Она взяла меня на питерскую премьеру, и я познакомился со своим кумиром Сергеем Бодровым — тогда все мальчишки хотели быть похожими на его Данилу Багрова. Сергей подошел ко мне и произнес в манере своего персонажа:
— Ну чё, малой, как жизнь, никто не обижает?
Конечно пошутил. А я возьми да ответь:
— Да не, все нормально, пацаны за меня мазу тянут!
Интеллигентнейший Бодров, который окончил МГУ с красным дипломом и учился в аспирантуре, страшно изумился. Никак не ожидал от девятилетнего ребенка знакомой актрисы приблатненного сленга.
А я, что называется, «наблатыкался» в Мариуполе, где протусил все лето с местной гопотой. Ребята слушали «Сектор Газа», другие хулиганские группы, что казалось невероятно крутым. Они все были постарше, но приняли меня в свою компанию, что я счел особой честью. Болтался с новыми знакомыми дни напролет, бегал им за сигаретами, наблюдал, как выпивают. Спустя года четыре и сам поучаствовал. По счастью, не слишком этим делом увлекся. Но что интересно — стоило бабушке закричать из окна «Егор, домой!», я тут же бросал карты, в которые резался с приятелями, некоторые из них сейчас обитают в местах не столь отдаленных, и несся вприпрыжку к ней, колотил в дверь: «Бабуленька, открой!»
Мы проводили вечера в возвышенных беседах о театре и литературе, а наутро я снова мчался на улицу, где нормальную речь заменял мат-перемат. Таким вот стал перевертышем: то любимый внук, то уличный гопник. Бабушка Наталья Никитична подозревала неладное, предупреждала: «Видела тебя из окна с нашими хулиганами. Не надо с ними дружить».
Но общаться больше было не с кем. Либо гопота, либо скучные «ботаники», совсем мне неинтересные. Вот и возвращался в Питер с приблатненным мариупольским говором: «Та шо ви там такое ховорите...» И прости-прощай, фигурное катание! А ведь мама в мечтах видела меня чемпионом. Какое там! Уходил в восемь утра в школу и пропадал на весь день — поминай, как звали.
После уроков забрасывал портфель к кому-нибудь из приятелей и мчался гулять. Боялся, что если покажу нос дома, могут загнать на тренировку, которые я безбожно прогуливал. Мама в конце концов махнула на фигурное катание рукой и отвела меня на фехтование. Думала: все-таки оружие, мушкетеры, вдруг мальчик заинтересуется? Увы, продержался я в секции недолго, о чем страшно жалею. Вольная жизнь казалась более привлекательной, чем спортивные победы.
Мама и отчим со мной натерпелись. И по гаражам лазал, рискуя упасть и что-нибудь себе сломать, и из дома уходил в восемь утра, а возвращался в восемь вечера. Мобильных тогда не было, где болтается ребенок, неизвестно — нервы старшего поколения были на пределе.
По большому счету я рос избалованным, творил что хотел. Не помню даже, чтобы когда-нибудь получал от взрослых серьезный нагоняй. Им было просто некогда. Страна развалилась в год моего рождения, в 1991-м. Люди пребывали в растерянности, не понимая, как жить дальше. В такие периоды не до искусства, публика перестала ходить в театры, артистам приходилось выживать, как-то крутиться.
Когда мне было десять, мама и Петр Васильевич расстались. По решению мамы. Мы съехали на съемную квартиру. Я этого не хотел. Но меня никто не спрашивал. К тому времени уже догадался из обрывков разговоров взрослых дома и в театре, что Петр Васильевич мне неродной, а отец мой — Евгений Дятлов. Но исчезновение Журавлева из нашей жизни я воспринял крайне болезненно. Даже как-то прокричал маме в запале, что оставив отчима, она лишила меня детства. Вспоминать те слова сегодня и смешно, и стыдно. Виноват, конечно, переходный возраст.
Хочу такой образПосле развода мамы и Петра Васильевича я оказался предоставлен самому себе окончательно, потому что мама очень много работала в театре, снималась в сериале «Морские дьяволы». Домой возвращалась совершенно вымотанной. Мне бы ее пожалеть, не огорчать. Но я тогда этого не понимал. Подростковые протесты бурлили. Учиться стал еще хуже, хотя казалось бы — хуже некуда. Правда, обожал читать. И мировую классику, и фантастику, и приключения...
С педагогами повезло: у них хватало ума, замечая, что на уроках утыкаюсь вовсе не в учебник, а в книгу под партой, не наказывать. Напротив, повторяли: «Читай, Егор, читай». Преподаватели говорили это осторожным тоном, будто боялись спугнуть мой интерес к книгам. Огромное им спасибо за понимание. И за то, что натягивали троечки.
После школы бежал к друзьям. Были бесконечные посиделки, компании, круглосуточное веселье. В пятнадцать вступил в фан-клуб питерского «Зенита». Начал ездить на игры. Вот где экстрим был. Подраться с болельщиками команды-соперника — это ж милое дело. Пару раз даже в милицию попадал. По словам мамы, крови у нее попил немало. Правда, мог проявить и ответственность. Когда родилась сестра Саша, мне было двенадцать и мама часто оставляла ее под моим присмотром. Ничего, справлялся.
Во время летних каникул мама пристроила меня рабочим на съемки «Морских дьяволов». Хотела, чтобы не болтался без дела и узнал цену деньгам. Я таскал аппаратуру, что-то куда-то передвигал, разливал артистам чай. Выдержал ровно неделю. Потом заявил, что больше на площадку не пойду. Не понравилось, что надо рано вставать и весь день носиться туда-сюда. Лоботрясом был, конечно, конченым. Мама знала, что спорить со мной себе дороже, и отстала. Я упрямый, характером, кстати, в нее пошел. Мы и родились в один день — двадцатого января.
Устав вконец от моих выкрутасов, Дарья Георгиевна позвонила Дятлову. Как понимаю, разговор происходил без меня, мама попросила, чтобы Евгений Валерьевич поговорил с сыном по-мужски, как-то повлиял и вообще стал чаще общаться. Тем же вечером она сказала: «Папа приглашает тебя на свой концерт — сходи обязательно». Евгений Валерьевич к тому времени уже выступал в клубах с музыкальной программой. После концерта мы посидели в кафе, о чем говорили — не помню, но с тех пор начали периодически видеться.
Я бывал у него дома — папа уже жил со своей нынешней женой Юлией. Ходил на его спектакли. Возможно, отец чувствовал за собой вину, во всяком случае, меня не ругал. Ни за плохие оценки, ни за фанатские тусовки. В отличие от мамы, которая легко могла сорваться. А Евгений Валерьевич казался бесконечно добрым и мягким. Общались с ним не ежедневно, но раз в месяц — обязательно. Гуляли, ходили в кино, сидели в кафе.
Как многие подростки, уверенные, что им все позволено, я полагал, будто могу вить из отца веревки. Частенько просил его что-нибудь купить. И он мои желания исполнял. Но однажды я взглянул на папу совсем другими глазами.
Вот как это произошло. Мама в очередной раз собралась на съемки в Геленджик. Перед отъездом сообщила: «За тобой присмотрит Дятлов, мы договорились. Уверена, что вы, мальчики, найдете общий язык». И уехала.
Вскоре в дверь позвонил отец. В квартире царил форменный бардак: мама прибраться не успела, а мне это в голову не приходило. Евгений Валерьевич осмотрелся и сказал:
— Так, дружочек, сейчас ты займешься уборкой.
Голос отца звучал тихо, но я оторопел. Не привык, чтобы давали указания. И ответил категорично:
— Ну нет! Убирать не буду, уж извини!
— Будешь, — по-прежнему мягко, но настойчиво отрезал Евгений Валерьевич.
— Нет, не буду!
— Сейчас я уеду домой. А завтра утром вернусь — посмотреть, как ты тут один. К этому времени в квартире должен быть порядок. Ты меня хорошо услышал?
Прозвучало очень по-мужски. Я бы даже сказал, по-пацански. Угрожающе. Стало ясно, что придется подчиниться, иначе рискую получить конкретно. Отец дал понять, что имеет право меня воспитывать и рука у него тяжелая. Неожиданно для себя подумал с восхищением: «Ух ты! А этот мужик знает, чего хочет по жизни! И он — мой папа!»
Дятлов вырос тоже среди уличных пацанов, занимался боксом. По его глазам я увидел, что со мной церемониться не станут.
— Выделываться будешь перед девочками, — сказал отец на прощание, — а передо мной не надо.
Видимо, я так устроен, что авторитет и силу воспринимаю почетче, чем доброе слово и мягкое отношение. Ответил:
— Я тебя услышал.
Закрыв за ним дверь, занялся уборкой — к утру квартира почти блестела.
После этого случая я отца сильно зауважал. Он многому меня научил. Объяснил, что никогда нельзя плыть по течению, надо брать весла в руки и грести в конкретную сторону. «Но для начала, — говорил, — стоит привести в порядок пространство вокруг, не допускать бардака. Определить, чего хочешь, — и идти к цели». Временами казалось, он и сам лишь недавно сделал для себя эти открытия. И торопится поделиться, чтобы предостеречь от повторения собственных ошибок. Не могу сказать, что после наших разговоров я сразу повзрослел и помудрел. Но наставления хорошо запомнил и стараюсь им следовать.
Когда Дятлов участвовал в шоу «Король ринга» на Первом канале, мы с друзьями собирались возле телевизора. Я гордился, болел за него, бесконечно повторял: «Это мой батя!» Часто звонил, давал советы:
— Надо было с Запашным переходить на ближнюю дистанцию!
Он в ответ смеялся:
— Приезжай на съемки и покажи, как надо.
Но передачу записывали в Москве, побывать там не получилось.
Понемногу я выгреб из инфантильного подросткового возраста. Решил, что хочу продолжать актерскую династию и поступать в ЛГИТМиК. Родителей посвящать в свои планы не стал: оба как раз уехали на съемки.
В тот год в институте набирали три актерских курса: на драму, эстрадный и «кукольников». Я нацелился сначала на драму — все-таки родители и бабушка с дедом драматические артисты. На первом туре председателем приемной комиссии был актер и педагог Евгений Ганелин. Услышав подготовленную мной программу, резюмировал: «Спасибо. До свидания». Конечно, я расстроился. Маме с отцом говорить не стал: не по-пацански жаловаться и просить о помощи.
Отправился на эстрадный. Надеялся поступить к Исааку Штокбанту. Читал отрывки из рассказов Даниила Хармса, мне казалось — смешно. Но приемная комиссия посчитала иначе. Однако экзаменатор Ариадна Николаевна Кузнецова оказалась знакома с моей мамой и знала, что я танцую и играю на губной гармошке. Она предложила мне «реабилитироваться»: «Егор, может, ты лучше покажешь танец, а потом сыграешь на губной гармошке?»
Однако я совсем сник и сказал, что больше ничего не подготовил. Хотя и номер был поставлен, и гармошка с собой имелась. Понимал, что проваливаюсь, но было все равно. Характер! Но Исаака Романовича что-то, видимо, во мне заинтересовало. Штокбант произнес: «Ладно, актерский ребенок. Приходи на следующий тур». На втором туре я уже и на гармошке сыграл, и станцевал. Мастер хлопал в ладоши, смеялся, даже немного приплясывал на стуле. И меня приняли.
Поначалу учиться оказалось непросто. Я напрягался, слыша от педагогов: «А вот мама пела более одухотворенно». Очень боялся сцены. Вдруг станут говорить: «Надо же! Сын известных артистов, а как плохо играет, природа на нем отдыхает!» Переживал, когда однокурсники шептались за спиной, называя блатным. На первом курсе муштровали жестко. Пахали мы денно и нощно. К счастью, ребята меня приняли, убедились, что Лесников — нормальный чувак, без звездных замашек. Мы сдружились. Был счастлив, когда год окончил с отличием по актерскому мастерству.
На втором курсе мастер предложил мне главную роль в спектакле «Женя, Женечка и «катюша». Спектакль ставили не на ученической сцене, а в театре «Буфф». В известном советском фильме Владимира Мотыля Колышкина играл Олег Иванович Даль. Представляете, какая мне выпала ответственность? Штокбант был худруком постановки, а репетировал с нами актер и режиссер Вячеслав Юдович Варкин — ученик Георгия Товстоногова. Человек довольно жесткий, он со мной не церемонился. Говорил: «Ты просто текст произносишь, без души! Бездарность!»
Но ничего в жизни не происходит просто так: в этой работе мне пригодились и спорт, и мариупольская «школа улиц». Неженкой не был и получив от Вячеслава Юдовича очередную порцию непечатных выражений, не раскисал, а являлся на следующую репетицию в боевой готовности. Кстати, отец в тот период очень мне помогал. Мы встречались, обсуждали мою учебу и первую серьезную роль. Папа советовал, как вести себя на репетициях. Говорил, что я не должен расстраиваться, что критику нужно уметь воспринимать грамотно — как стимул для работы над собой. Он помог мне справиться с неуверенностью.
Прошло совсем немного времени, и в паузе между уничижительными высказываниями в мой адрес вдруг услышал от Варкина: «Знаешь, мальчик, в целом у тебя получается неплохо». Репетировали полгода, в конце второго курса состоялась премьера — на основной сцене театра, в зале на пятьсот зрителей. После финальных поклонов за кулисы пришла народная артистка Лариса Малеванная. Они с Исааком Романовичем когда-то вместе работали в Красноярском ТЮЗе и с тех пор дружат. Лариса Ивановна поздравила моего мастера с премьерой, а потом произнесла: «Знаешь, Исаак, а ваш Колышкин ничуть не хуже, чем у Даля!» Неожиданно и приятно.
Маме нравятся все мои театральные работы, мы даже вместе играли. В «Медее» у нее заглавная роль, у меня второстепенные, зато сразу несколько. Дарья Георгиевна считает, что я справился. Смеется: «Может, прав был брат Никита, когда говорил, что «этот парень будет лучше вас всех...»
С мамой в «Медее»
Конечно, не все пока складывается. Какое-то время назад почти два года сидел без работы. Из труппы театра «Буфф» уволился, решив перейти в драму, но предложений не было. В этот непростой период мы расстались с женой, артисткой кукольного театра Наташей Сизовой.
Поженились в двадцать, родилась дочь Алиса.
—
Получается, вы невольно повторили судьбу родителей, не сумевших сохранить свой брак?— Все мы в той или иной мере повторяем или исправляем ошибки родителей. У нас с Наташей возникали сложности. Ссорились очень часто. К счастью, хватило ума расстаться не врагами. Вместе решили, что наша дочь от развода не должна пострадать ни в коем случае, ребенку одинаково нужны оба родителя.
Сейчас Алисе четыре с половиной. Она барышня очень талантливая и темпераментная, хочется, чтобы продолжила актерскую династию. Стараюсь проводить с ней как можно больше времени, забираю к себе на выходные. Любит Алиска бывать и у Дарьи Георгиевны. Из мамы бабушка вышла своеобразная. Пирожки не печет, вместо этого они с внучкой вместе слушают рок-музыку, веселятся, играют с кошками — их три. Рисуют, вырезают из бумаги разные фигурки. Когда несколько дней не видятся, мне звонит бывшая жена: «Алиса просится к бабушке, уже собрала свои пожитки — приезжай забери ее».
А вот дед видел внучку всего пять раз. К сожалению, у него почти нет свободного времени: то съемки, то гастроли. К тому же в его семье растет Василиса, которой уже одиннадцать. Она входит в непростой возраст, когда ребенок особенно нуждается во внимании взрослых. По себе знаю. Хочется пожелать ей успешно избежать всякого рода подростковых проблем. А папе — находить время на общение с дочкой.
— Ходили слухи, что ваша сестра Саша — тоже дочь Дятлова. Хотя Дарья и родила ее спустя несколько лет после разрыва с ним, но Саша так на него похожа!
— Это мамина история и ее тайна. Ничего на этот счет говорить не стану. Саша носит фамилию Юргенс, ей пятнадцать. Сестра занимается хореографией, а я упорно советую:
— Иди в актрисы!
Но она пока в раздумьях:
— Мне ближе танцы.
Начинаю ее подкалывать:
— Вот и отлично! Оставь кино и театр мне. А то вдруг станешь успешной и я буду тебе завидовать — как американский актер Эрик Робертс своей младшей сестренке Джулии. Зачем мне это?
Сейчас я работаю в театре «Балтийский дом». Встретил здесь в труппе Арсения Воробьева — сына Ирины Полянской, с которым мы вместе бегали в детстве за кулисами и я донашивал его штаны. Коллектив у нас в театре замечательный! Я за год успел сыграть четыре главные роли. А пришел со спектаклем «Милый друг». После премьеры много приятных слов мне наговорила Татьяна Львовна Пилецкая, известная всем по картине «Разные судьбы». Предрекала большое будущее. Я был польщен и смущен.
Не так давно на съемках художественно-документального фильма «ВЧК. 80 дней в Петрограде», посвященного столетию революции, мы встретились с Петром Журавлевым. На проекте я исполнял роль ведущего и принимал участие в реконструкциях, а бывший отчим играл Дзержинского. Мы были рады видеть друг друга, тепло обнялись. Их с мамой историю не вспоминали. К счастью, у Петра Васильевича все сложилось хорошо: вернулся в театр, получил звание заслуженного артиста, женился, стал отцом...
С Евгением Валерьевичем продолжаем встречаться, увы, не так часто, как хотелось бы. Он ни разу не был на моих спектаклях. Говорю об этом с горечью. Надеюсь, отец найдет пару часов в своем плотном графике и все-таки придет на меня посмотреть. Пока же мы переписываемся в социальных сетях, созваниваемся по мере возможности. Недавно он выложил на личной странице в соцсети мою фотографию и подписал: «Мой сын!» Мне было безумно приятно.
Родители поздравляют друг друга с праздниками. Хотя мама как-то говорила в интервью, мол, сожалеет, что маленьким я в какой-то момент стал заложником их с отцом взаимных обид. Но это в прошлом, давний развод уже не отражается на их весьма дружеских отношениях.
Думаю, неплохо и даже здорово, что у нас разные фамилии: Дятлов, Юргенс, Лесников. Это помогает идти своим путем в жизни и в профессии. Что я и делаю.
Егор Лесников.: Мои родители Евгений Дятлов и Дарья Юргенс (Прочитано 6012 раз)
Похожие темы (5)
