Исполнение миниатюр послужило для Когана первым толчком к изменению своего репертуара. Дополнительным стимулом стало участие артиста в 1982 году в съемках телевизионного четырехсерийного фильма к 200-летию со дня рождения Паганини, где Коган исполнял отрывки из произведений гениального скрипача. «Работа над фильмом, – говорил Коган, – сыграла решающую роль в том, что на меня опять нахлынули воспоминания о самых лучших юношеских годах, когда не только приятно и упоительно, но и легко было играть виртуозно-романтическую музыку. И, по-видимому, еще к этому подтолкнул гений Паганини – и скрипичный, и композиторский. Этот новый подход к романтической виртуозной музыке начался, когда я вернулся к Паганини, к тем произведениям, которые играл ранее. Мне захотелось их сыграть – и я сыграл! Надо сказать, что кое-что получилось лучше, чем тогда, кое-что хуже. Но баланс оказался нормальным. Самое интересное, когда я возвратился к виртуозным сочинениям – то ли потому, что много их играл в молодости, то ли по другой причине, – сама игра тоже как-то помолодела! Как и почему это произошло? Какие чувства заставили правую и левую руки работать совершенно по-иному, чем в последнем периоде концертной деятельности? – Я не знаю. Но отношение и задор юношеских лет запечатлелись в глубине мышления и снова вышли наружу. Это мне самому было удивительно и приятно».
Kogan Plays Paganini La Campanella
Leonid Kogan - Sarasate Zigeunerweisen, Op. 20
Leonid Kogan - Mendelssohn Violin Concerto (1mov.)
В чем был секрет обаяния Когана? Он делал близкими нам произведения старых итальянцев – Вивальди, Локателли, Тартини, в которых подчеркивал мужественное и светлое восприятие жизни, вскрывал классическую строгость образов Баха, Моцарта, Бетховена, их подлинную человечность, мудрую простоту, поэтичность и силу воли. В современных сочинениях его искусство было насыщено динамикой, тонким психологизмом. И композиторы судьбу своих новых сочинений безбоязненно вручали в руки Леонида Когана, зная, что под его смычком они засверкают всеми красками, получат вдохновенное прочтение. Скрипач понимал всю ответственность исполнителя перед композитором, видел главную задачу в максимальном вхождении в мир композитора, его замысел. Он считал глубоко неправильным путь, когда «исполнители не себя приближают к автору, но автора к себе. Невозможно, однако, и полностью слиться с композитором в трактовке произведения. Ведь артист выражает не только объективное содержание сочинения, но обязательно пропускает его через свой характер, свою индивидуальность, обязательно выражает время, в котором живет». И обаяние Когана – это было обаяние его яркой индивидуальности, глубины художественного мышления, оптимистичного отношения к миру, сочетавшее высокий интеллектуализм и юношескую непосредственность, романтическую пылкость и социальную заостренность концепции.
Игру Когана всегда отличали тонкий художественный вкус, музыкальная чуткость – свидетельства высокой культуры, постоянный интерес к новому, открытию неизвестного. Эти качества привлекали к нему и людей любящих и ценящих музыку, и тех, кто еще только стремится к постижению мира, ищет в нем себя. Искусство Когана, покоряя первоначально этой новизной, помогало проникнуть с помощью музыки в бесконечно насыщенный мыслью и чувством мир человека, его культуру.
Коган достиг высокой ступени исполнительского мастерства, но его художественная чуткость к изменениям времени, творческий импульс заставляли не останавливаться, а искать новое и в содержании, и в исполнительских решениях. Огромный репертуар скрипача, исполнение им сочинений композиторов различных эпох создавало определенные трудности в творческом процессе, заставляло обогащать художественный фонд приемов, органичных для того или иного стиля. Это также служило стимулом совершенствования техники, дальнейшей шлифовки виртуозно-романтических средств, сочетания их с теми, которые применялись в трактовке классики. «Когда играешь большие классические концерты, – говорил Коган, – вырабатывается определенный внутренний стиль, который не допускает вольностей и отступлений от замысла композитора, в хорошем смысле даже от традиции исполнения. Мои стремления пропускаются через множество таких “фильтров”. Стараюсь максимально улучшить и отполировать те части, фразы, которые можно сыграть лучше, чем это было сделано ранее. Но такой подход усложняет исполнение виртуозно-романтической музыки. Начинаешь невольно играть ее более “классично”, чего она не терпит, начинаешь думать над фразировкой, а она этого также не терпит. Здесь необходимое инструментальное самовыражение должно стать единственным разворотом мысли. Иногда себя удерживаю – ничего специального не делать, сохранить ту свежесть, ту кантиленность, ту натуральность выражения, которые есть в этой музыке сами по себе. Но перестроиться на иной лад нелегко».
Накопление нового неизбежно приводило скрипача к качественным сдвигам в направлениях, подсказываемых артистическим опытом и интуицией. Поэтому каждый концерт Когана привлекал новизной подхода, решения, был всегда глубоко психологически оправдан. У художника не должно быть двух одинаковых концертов. И Коган утверждал, что «за свою творческую жизнь, сколько бы я ни играл на эстраде, никогда нет повторности. И состояние на эстраде всегда разное, и публика неодинаковая. Сама возможность одинаковости двух выступлений означает для меня отсутствие творчества».
Выступления Когана на эстраде воспринимались как свободная импровизация. Казалось, что артист, музицируя, здесь, при нас, создает свое искусство. Но ему более, чем другим, было известно, что импровизация плодотворна лишь на подготовленной почве мастерства и опыта, когда продуманы сотни путей, отработано единственно верное. Лишь тогда наступает раскованность и мысли, и формы – то свободное движение вдохновения, которые знаменует рождение настоящего искусства. Эта раскованность проявляется в единичном произведении, но наиболее полно раскрывается в целостной программе, где все связано, где предыдущее соотносится, поддерживается и развивается последующим.
«Я хочу играть так, как чувствую» Л.Б.Коган (Прочитано 814 раз)
Похожие темы (5)
